Собрание сочинений. Т. 2. Старинные рассказы - Михаил Осоргин

Оркестр и солист, в составе одного рояля и одного оперного певца Самойлова, он же Кукурузов, исполняют отрывок из балета «Волшебная флейта», причем все участвующие в заседании, временно покинув кресла, танцуют, прыгают или шевелят в такт всем корпусом, соответственно их темпераментам, возрасту и возбудимости.

Из дел, назначенных к обсуждению, первым заслушивается дело о непосещении отсутствующим членом Общества Кругловым спектакля с участием воспитанницы театрального училища Машеньки Стебельковой, с декабря месяца состоящей с ним в тесном общении душ. Несмотря на указание на то, что помянутый выше Круглов в этот день был с утра в крайне нетрезвом состоянии, что подтверждается также и свидетельскими показаниями, собрание выносит заочное осуждение нарушителю устава и штрафует его на три бутылки шампанского, о чем и посылается ему извещение.

При переходе к очередным делам читается пародия на либретто новой оперы, шедшей в императорском театре, и исполняется романс члена общества Кукова, в мире Константина Булгакова, отличный по музыкальности и непристойности текста. На рояле, как всегда, аккомпанирует «архимандрит».

Следует затем хроника событий. По слухам, Катя Большакова сегодня нездорова и не участвует в балете, но этот слух необходимо проверить. Ввиду неудобства смотреть через двойные зимние рамы телескоп на треножнике выставляется в отворенную форточку и направляется на окна театрального училища. На стул взбирается князь Визапурский как наиболее «дальновидный», различающий даже и невооруженным глазом надписи на запотевших стеклах в училище. Извещения о болезни Кати Большаковой нет, но две девицы показывают на пальцах, что выезд на репетицию (двойной знак креста) состоится в четыре часа с половиной. Сопровождать воспитанниц будет классная дама Курноска (изображается очень легко и просто), а театрального чиновника, вероятно, не будет (знак — два кулака и отрицательное движение пальчиком). Последнее сообщение вызывает общую радость.

Для пояснения: театральное училище помещается на Мойке, а заседания Общества танцоров поневоле происходят в специально снятой квартире по другую сторону Мойки. Этим очень облегчается общение.

Что за танцоры поневоле? Круг молодых театралов, поклявшихся танцевать всякий раз, как где-нибудь исполняется мотив из «Волшебной флейты». В самом крайнем случае, если исполнять танец оказывается, по условиям места, совершенно невозможным, члены Общества обязуются уставом делать в такт мотива телодвижения или хотя бы шевелить головой или пальцами. Неисполнение этого грозит штрафом, а при повторении — исключением из Общества. Менее объяснимо почему все члены Общества должны носить в кругу своем и в кругах воспитанниц училища вымышленные фамилии, начинающиеся на букву «К» и кончающиеся на «ов».

Обсудив полученные сведения, собрание постановляет:

«Всем членам Общества быть к четырем с половиной часам в собственных или наемных экипажах на набережной, между Львиным и Каменным мостами. Члену Общества Коловратову, имеющему опытного и преданного кучера Петрушку, принять меры, какие найдет нужным по ходу обстоятельств, и действовать за командира».

Заседание закрывается «архимандритом» при обычном ритуальном танце под мотив из «Волшебной флейты».

Это было ровно сто лет тому назад, в печальной памяти николаевскую эпоху. Огонь потух, души опустошились, тяга к общественности приняла дозволенные карикатурные формы. Вместо лож масонских и политических тайных обществ процветали теперь шутовские кружки золотой молодежи. К ним Николай относился с монаршим снисхождением: пусть молодежь шалит, это отвлекает ее от вредных идей. И Общество танцоров поневоле пользовалось в Петербурге успехом и даже некоторым влиянием в театральном деле: оно могло сорвать спектакль, как могло и создать успех новой пьесе. Впрочем, его члены преимущественно занимались маленькими романами с воспитанницами театрального училища, которых начальство содержало в строгости и на институтском положении.

В пятом часу дня из ворот училища выехали две кареты. Классная дама по прозвищу Курноска приняла все меры для благополучного проезда: лично осмотрела кареты и велела опустить шторы. Был случай, весьма скандальный, когда один сорванец, подкупив кучера, забрался под лавочку и так проехал незамеченным до середины пути. С приятелями он держал пари, что поцелует самую красивую ножку. На его несчастье, голова его оказалась под сиденьем ненавистной Курнос-ки. Кончилось это визгом девиц, притворившихся испуганными, хотя и посвященных в предприятие, и настоящим испугом Курноски, которую отчаявшийся ловелас ухватил в пути за ногу. С большим скандалом его извлекли из кареты, но проделка осталась безнаказанной: молодого человека отбили и умчали его сочлены по почтенному Обществу.

На этот раз кучер новый и никаких неожиданностей не предвидится. Воспитанницы сидят смирненько и грустно: им неизвестно постановление Общества. До Екатерининского канала кареты едут быстро и без задержек. На набережной остановка: поперек узкой дороги, где едва разъезжаются два экипажа, застряли чьи-то парные сани, запряженные серыми конями в яблоках. Сани стоят поперек дороги, возница лениво распрягает лошадей. К карете, где сидит дама Курноска, подлетает изящный молодой человек, князь Визапурский, и, рекомендуясь маркизом Коловратовым, приносит искреннейшие извинения: его лошади запутались в постромках и неопытный кучер ничего не может поделать. Досадный затор экипажей; целая толпа молодежи окружает обе кареты; оживленный обмен впечатлений, бомбоньерки с конфетами, столь редкие зимой фрукты, даже живые цветы. Маркиз Коловратов так рассыпается перед престарелой девицей, что решительно не дает ей времени навести порядок: сегодня он — жертва Общества. Кучер возится полчаса, пока не вмешиваются будочники. Успех полный, и девицы рады опоздать на репетицию.

Вечером все члены Общества в балете. Если выступает солисткой их любимица — вызовам нет конца. Не только на дешевых местах, но и в креслах сидят не вполне обычные балетоманы: в приличных платьях, но явно с чужого плеча и не к их простецким лицам. Это лакеи, повара и прочая челядь танцоров поневоле, получившая билеты с приказом рукоплескать и кричать по команде. Иногда овации выпадают на долю артистки, исполняющей самую незначительную роль; это значит, что члены Общества способствуют карьере фаворитки приятеля. Хочет того или не хочет директор Гедеонов — завтра о новой звезде заговорит Петербург.

Протоколы Общества становятся слишком однообразными; падает изобретательность. Теперь и в дневное время кареты воспитанниц сопровождаются конными жандармами: по жалобе Гедеонова — распоряжение императора, впрочем, изволившего смеяться над проделками шалунов. Конечно, жандармы — не препятствие для гвардейских офицеров, но слишком далеко заходить не стоит. Классной даме Курноске устроен кошачий концерт. С Гедеоновым поступили безжалостно, в дождливый вечер напоив до бесчувствия его кучера; выйдя из театра, как обычно, уже после разъезда, директор напрасно ждал кареты. Выл ветер, лил дождь, и какие-то сорванцы, скрываясь в темноте, пели панихиду и провозглашали анафему представителю театрального начальства. Под их пенье пришлось идти домой пешком.

Влюблен, и серьезно, член Общества Козиков, он же лейб-гусар князь Вяземский; влюблен в девицу Кох, которая скоро окончит училище. Но, во-первых, кипучая страсть не ждет, во-вторых, Козиков слишком знатен и богат, чтобы мечтать о законном союзе. У девицы Кох есть мать, вдова, женщина бедная и догадливая; ее нетрудно убедить, что все равно маленькой актрисе театра единственная верная дорога — найти богатого покровителя.

Вывод отсюда прост: девицу Кох необходимо похитить. Верный друг, сочлен Васильев, офицер Преображенского полка[253], готов благословить влюбленных; знают об этом и другие; но на этот раз проказа слишком серьезна и держится в тайне.

В приемный час, когда на свиданье к воспитанницам допускаются близкие родственники, у телескопа Общества очередь: всем любопытно, как это произойдет. Ровно в два часа в училище вошла старушка в черном, мать девицы Кох. Через полчаса она вышла с низко наклоненной головой, но на улице не выдержала и быстро побежала к закрытой карете, ожидавшей на углу. Карета умчалась. Но через некоторое время из подъезда вышла та же старуха и побрела, боязливо оглядываясь. Мать продала дочь и помогла ей незаметно бежать, переодевшись в старушечье платье; швейцар пропустил обеих: одну по платью, другую по знакомому лицу.

У телескопа смущенье: до последней минуты не верили, что Вяземский и Васильев не шутят. Убедившись, поняли, что это уже не шутка, а подлость: соблазнить тысячами жалкую старуху. Вечером оба офицера в театре, чтобы отклонить подозрение; но вместо поздравлений — холодок со стороны друзей. Девушка отправлена в Царское Село, на холостую квартиру Вяземского. О бегстве ее доложено императору и уже говорят в светском Петербурге; не только говорят, но и называют Общество танцоров поневоле.