Проклятая игра - Клайв Баркер

— Какой сегодня день?

— Какое-то там октября, — вернулся сержант. — Я потерял чувство времени. Ночами дьявольски холодно. Да, должно быть, сейчас уже октябрь. Вчера был ветер со снегом. Или это позавчера?

— А какой год?

Сержант расхохотался.

— Я еще не настолько плох, чтобы забыть, — сказал он. — Сейчас тысяча восемьсот одиннадцатый. Точно. Мне будет тридцать два девятого ноября. И старше сорока я не выгляжу.

Тысяча восемьсот одиннадцатый. Если сержант говорит правду, Мамолиану уже двести лет.

— Ты уверен? — спросил Марти. — Тысяча восемьсот одиннадцатый, ты в этом уверен?

— Заткнись! — прозвучал ответ.

— Что такое?

— Неприятности.

Кэрис прижала руки к груди, ощутив некое давление. Она чувствовала, как что-то ее окружило, но не могла понять, что это. Пустая дорога мгновенно исчезла, и теперь она ощущала себя лежащей внизу, во мраке. Здесь было теплее, чем на дороге, но тепло было неприятным. Пахло гнилью. Она несколько раз сплюнула, чтобы избавиться от неприятного привкуса. Где она, бога ради?!

Она услыхала приближающийся стук копыт. Звук был приглушен, но он заставил ее — вернее, того человека, в котором она находилась, — сильно встревожиться. Справа кто-то застонал.

— Ш-ш, — зашипела она.

Разве тот, кто стонет, не слышит приближающихся лошадей? Значит, их обнаружили. Кэрис была уверена: это окажется роковым.

— Что случилось? — спросил Марти.

Она не осмелилась открыть рот: лошади подошли слишком близко. Она беззвучно повторяла молитву. Всадники разговаривали; это солдаты, решила Кэрис. Они спорили, кому браться за некое неприятное дело. Может быть, взмолилась она, они прекратят поиски! Спор закончился, и солдаты, ворча и кляня судьбу, разделились на группы для работы. Кэрис услышала, как переворачивают мешки и сбрасывают их на землю. Дюжина, две дюжины. Свет просочился туда, где она лежала, едва дыша. Мешки над ней сдвинули, еще больше света упало на нее. Кэрис открыла глаза и наконец узнала, какое сержант выбрал себе убежище.

— Боже всемогущий, — проговорила она.

Ее окружали не мешки, а тела. Мамолиан спрятался в холме трупов. От тепла их гниения она и вспотела.

Теперь холмик разобрали всадники; они прокалывали штыком каждое тело, оттащив его в сторону, чтобы отличить живых от мертвых. На тех, что еще дышали, указывали офицеру. Тот решал вопрос очень просто: живых убивали. Прежде чем штык дотянулся до него, сержант выкатился и встал перед солдатами.

— Я сдаюсь, — сказал он.

Тем не менее его ткнули штыком в плечо. Он закричал. Кэрис тоже.

Марти протянул руку, чтобы коснуться ее: лицо девушки исказилось от боли. Но потом подумал, что в такой опасный миг лучше не вмешиваться, это может принести больше вреда, чем пользы.

— Ну-ну, — сказал офицер, сидевший верхом. — Ты не очень похож на мертвеца.

— Я тренировался, — ответил Мамолиан.

Эта острота стоила ему еще одного тычка. По мнению солдат, сержанту повезло, что его до сих пор не распотрошили. К такой забаве они готовы всегда.

— Ты не умрешь сейчас, — сказал офицер, похлопывая по шее своего коня. Соседство с гниющими трупами давалось породистому скакуну нелегко. — Нам нужно задать тебе несколько вопросов. А уж потом ты займешь место в преисподней.

Небо над грушевидной головой офицера потемнело. Картинка начала распадаться, еще когда он говорил, словно Мамолиан забыл, что произошло потом.

Глаза Кэрис снова заметались под веками. Новая сумятица видений захватила ее: каждый образ представал с абсолютной ясностью, но они мелькали слишком быстро, чтобы связать их вместе.

— Кэрис? Ты в порядке?

— Да-да, — ответила она, задыхаясь. — Еще немного времени… времени жизни.

Она видела комнату, стул Почувствовала поцелуй, шлепок. Боль, облегчение, Снова боль. Вопросы, смех. Она не была уверена, но решила, что под нажимом сержант рассказал противникам все, что они хотели знать, и даже больше того. Дни проходили в ритме биения пульса. Она позволила им пробежать между пальцев; она чувствовала, что спящее сознание Европейца с нарастающей скоростью приближается к какому-то критическому моменту. Пусть он направляет движение: он лучше Кэрис знает этот склон.

Путешествие завершилось с шокирующей неожиданностью.

Небо цвета холодного железа раскрылось над ее головой. Оттуда пошел снег, и Кэрис покрылась гусиной кожей от холода, сменившего недавнюю жару. В тесной гостиной-спальне, где Марти сидел с голой грудью и потел, Кэрис бил озноб.

Кажется, допрос сержанта окончился. Его и еще пятерых оборванных пленников вывели наружу, на маленькую квадратную площадку. Он огляделся. Раньше здесь был монастырь, еще до оккупации. Два монаха стояли под навесом крыльца и с философским спокойствием наблюдали за тем, что происходило во дворе.

Шестеро пленников ждали, построившись в шеренгу, и на них падал снег. Их не стали связывать. С площадки некуда было бежать. Сержант стоял последним, он грыз ногти и пытался заставить свои мозги работать. Они сейчас умрут, этого не избежать. И они не первые, кого казнили сегодня. У стены лежали пять мертвецов. Их отрубленные головы положили на пах в знак последнего поругания. Открытыми глазами, как будто испуганные ударом убийцы, они уставились на падавший снег, на окна, на одинокое дерево, что росло на скудной земле среди камней. Летом оно, вероятно, плодоносит и птицы поют свои глупые песни на его ветвях, а теперь на нем нет даже листьев.

— Нас сейчас убьют, — сказала Кэрис.

Все происходило очень непринужденно. Командующий офицер в меховой куртке на плечах повернулся спиной к пленникам, вытянув руки над горящей жаровней. Палач остановился рядом с ним, небрежно положив окровавленный топор на плечо; толстый хромой мужчина, он смеялся над каждой шуткой офицера и пытался немного согреться перед тем, как вернуться к своей работе.

Кэрис улыбнулась.

— Что сейчас происходит?

Она ничего не ответила, во все глаза глядя на человека, который собирался их убить. Она улыбалась.

— Кэрис. Что происходит?

Солдаты выстроились в линию и толкнули их вниз, на землю в центре площадки. Кэрис склонила голову, подставляя затылок.

— Мы сейчас умрем, — прошептала она далекому собеседнику.

В начале шеренги палач поднял топор и опустил его профессиональным ударом Голова пленника отделилась от шеи, выпуская гейзер крови, которая становилась грязно-бурой на серой стене, на белом снегу. Голова упала лицом вниз, немного покатилась и остановилась. Тело корчилось на земле. Краем глаза Мамолиан наблюдал за процедурой, пытаясь унять стук зубов. Он не боялся и не хотел, чтобы они думали, будто он боится. Ближайший к нему пленник начал кричать. Два солдата выступили вперед по пролаянному офицером приказу и схватили его. Внезапно тишину, позволявшую слышать, как снег ложится на землю, нарушили всеобщие жалобы и мольбы: ужас хлынул, словно открыли двери. Сержант ничего не сказал. Они должны быть счастливы, что умрут именно так, подумал он. Топор — для аристократов и офицеров, но здешнее дерево не годилось для виселицы. Он посмотрел, как лезвие упало во второй раз, и подумал: шевелится ли язык во рту мертвеца, сочащемся кровью?