Зеркала и галактики - Елена Вячеславовна Ворон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я был тронут.
– Не знаю за что, но прощаю. Считайте, что я почтительно склонился и благоговейно поцеловал вам руку.
– Смеетесь, – горько упрекнула Юлька.
– Поверьте, нет.
Она вернулась в свою машину. «Корона» рванула с места и умчалась по аллее; когда я выехал на шоссе, мобиль с бронзовым отливом был уже далеко.
Через службу информации я выяснил адрес шерифа Пятого округа и поехал навестить хворого Кристи. Он жил далеко от тетушки Марион, на другом конце Летного; добравшись до места, я узнал, что Кристи в больнице.
Двинул туда.
– Ой, а я вас помню! – обрадовалась славная женщина-регистратор, не успел я рта раскрыть. – Мы с вами ехали.
И правда – одна из добрых душ, кто подбирал меня на шоссе. Фелиция – не то вспомнил, не то угадал я имя и спросил:
– Как ваши дела?
– Ой, замечательно! Мужу дали повышение.
– В ваших словах звучит гордость, которая заставляет предположить…
– …что это полностью моя заслуга, – подхватила Фелиция со смехом. – Когда бывало, чтобы мужья продвигались по службе без помощи жен? Вы можете припомнить такие времена?
– Не могу, – честно признал я.
Сердце взыграло. Фелиция ликовала из-за служебных успехов супруга, а вовсе не от того, что на глаза явился искушенный соблазнитель Лен Техада. Значит, чары на нее не подействовали и Юлька зря на меня бочку катит. Но, может, я ее не целовал? Не помню.
– Фелиция, скажите, – я облокотился на стойку, изобразив задумчивость и кротость, – объясните мне такую вещь. Я человек приезжий и не знаю здешних нравов. Запечатлев поцелуй на вашей прелестной щечке, я допустил непростительную вольность?
Несколько мгновений она переваривала сказанное, затем прыснула.
– Ой, мужу стенки донесут – а он ревнивый! Вольность, конечно, но простительная. Можете повторить, – плутовски блестя глазами, она потянулась ко мне и подставила щеку.
– Не стоит – мужу стенки донесут. – Юлька до того меня застращала, что я не посмел даже в шутку прикоснуться к Фелиции. Выйдет какая-нибудь неприятность, как с лунной Ольгой, а я потом мучайся угрызениями совести. – У вас тут лежит мой родственник – Кристофер Доу. Как его состояние?
Она обратилась к пульту с монитором.
– Кристофер Доу… Ага, вот он. Состояние средней тяжести.
– Его можно повидать?
– У вас дело?
– Важное.
– Тогда не стоит. Ему нельзя волноваться.
– Я хочу поговорить с врачом.
– Это пожалуйста. Поднимитесь вон по той лесенке, и прямо. Двести четвертый кабинет.
Лечащего врача на месте не оказалось, зато я отыскал дежурную сестру, с великим трудом ее уломал, и меня допустили в палату.
Шериф лежал под капельницей, серый, полумертвый. На звук открывшейся двери он разлепил веки и чуть скривил губы. На полновесную рожу сил не хватало.
– Здравствуйте, Кристи. Как самочувствие?
– Не мели пустое. Давай к делу. – Голос у шерифа был тише прежнего, но твердый.
Я переместился в угол палаты, от него подальше, и стал смотреть в окно, на больничный дворик. Не хватало, чтобы Кристи разнервничался из-за моей персоны и ему сделалось хуже.
– Я ездил в дом на озере. Поглядеть, как и что.
– И что там?
Я описал, как пытался вспомнить убийцу; правда, умолчал, что швырялся мебелью в секьюрити.
Кристи оживился; даже краски в лице прибавилось.
– Стало быть, ты его видел?
– Выпученные глаза да перекошенный рот – не так много. Тетушка говорила: у вас есть свое мнение.
Кристи задумчиво меня озирал; шевелились густые брови.
– Срок давности истек. Сейчас убийцу не осудят, не посадят…
– Я все равно хочу знать. Он убил мать и отца.
– От твоего знания ничего не изменится.
– Кристи, я прошу вас!
Он вздрогнул от моей вспышки.
– Не ори. Не то тебя выставят. Не тем занят – лучше бы подумал о Кэтрин Ош.
– Мне нечего думать. – Я прижался лбом к стеклу. Во дворике за окном суетилась стайка желтых птиц – клевали насыпанный корм. – Я не убивал ее и не знаю, как это доказать. Кристи, – я обернулся к шерифу, – мне больше не у кого просить помощи. Пожалуйста.
Он устало прикрыл глаза.
– Ладно. Выйду отсюда – и займусь тобой. А пока обещай вот что. Ты не будешь заниматься расследованиями сам, без меня. Больше никакого дома на озере и воспоминаний. Уяснил? И еще: ничего не скажешь Марион. Ни слова о том, что увидел – или придумал – убийцу на пороге спальни. Тебе ясно?
– Понял. Спасибо. Выздоравливайте.
Я убрался из палаты.
Похоже, Кристи знает – или предполагает – имя преступника. Более того, не хочет, чтобы оно стало известно. И Марион не желала, чтобы маленькому Ленни восстановили память. Кого шериф с тетушкой могли покрывать? Тетка-то ладно – она могла бы радеть о любовнике, пусть он хоть трижды убийца ее сестры. Но Кристи? Неужто из любви к ветреной Марион шериф стал бы щадить негодяя? Не верю.
Я перебрал в памяти все, что слышал об убийце. Собаки не взяли его след, затем криминалисты со своим оборудованием тоже не справились. Иными словами, преступник не оставил ни запаха, ни отпечатков на стойке светильника, ни частичек слюны. Будь он в защитном костюме и маске, то да, так бы оно и случилось. Но ведь я вспомнил его выпученные глаза и разинутый в крике рот – значит, маски на лице не было. Тогда что получается? Кто-то уничтожил следы до приезда полиции. Кто – Кристи? Или тетушка Марион?
До того мне стало противно, что я даже думать об этом не стал.
Дома меня встретила перепуганная тетка и очень официальный тип в безупречном костюме. Я с ним столкнулся нос к носу, едва лишь ступил на порог. Бледная Марион маячила в холле у него за спиной.
– Ленвар Техада? – спросил официальный тип.
– К вашим услугам.
– Будьте добры, распишитесь в получении.
Захолодевшими руками я взял письмо в конверте с печатями и коротким текстом внутри: предписание покинуть Территорию-1 в течение двадцати восьми часов.
Глава 4
Поразительна мудрость и гуманность властей. Мне предоставили целых три возможности: вернуться на Вторую Территорию и сдаться, или обзавестись поддельными документами и попытаться покинуть Кристину, либо оставить населенные места и осесть в диких лесах, где не ступала нога человека. Душу грел второй вариант, но кто слепит мне надежный паспорт, который не разоблачат немедленно и сразу? Или, еще хуже, в порту прибытия, где меня повяжут и отошлют в Травен, в объятия господина Око.
