Святыня - Джеймс Герберт

…Зеленое привидение, стучащееся среди ночи в окно спальни…

…Норман Бейтс[32], переодевшийся в платье матери, прячется за занавеской душа…

…Белая фигура у ножки кровати, не дающая, ему вырваться из кошмара, пока не растворится в ночи…

…Холодная рука, которая схватит за лодыжку, если он высунет ногу из-под одеяла…

…Все спутники детских кошмаров собрались здесь, за спиной, все ночные страхи крадутся за ним; их воображаемые щупальца обвивают его…

И, как: кошмар, это должно прекратиться, когда ужас станет невыносимым.

Облегчение было подобно пушечному выстрелу. Фенн проскочил в дверной проем, поскользнулся и грохнулся на дорожку; Он перекатился, приподнялся на локте, и дождь бил его по задранному вверх лицу с такой силой, что, казалось, несомненно должны остаться вмятины. Сводчатый дверной проем маячил рядом, за ним таилась темная пещера, наполненная химерами; наверху вздымалась толстая башня, и на короткое мгновение Фенну представилось, что он сам с крепостного вала смотрит на собственную распростертую на дорожке фигуру. Он зажмурился от дождя и созданной воображением картины.

Отталкиваясь пятками и локтями, Фенн начал отползать от угрожающей двери, его одежда промокла насквозь, сумка волочилась по дорожке следом Когда он сполз на обочину, за шиворот полезла холодная мягкая трава Широко раскрыв глаза, Фенн с побледневшим лицом посмотрел назад, на церковь. Вопль в мозгу требовал встать и скорее бежать прочь. Вскочив на ноги, Фенн увидел за церковной изгородью бегущую фигуру.

Она поднялась из моря зелени, как ныряльщик, вынырнувший на поверхность, и побежала, прокладывая путь в листве, от Фенна, от церкви.

Фигура показалась ему знакомой, но мысли были слишком взбаламучены, и в первые мгновения он не узнал ее. Когда Фенн наконец понял, кто это, то взволновался еще больше. Схватив сумку и зажав ее под мышкой, он бросился к изгороди, помогая себе одной рукой, перевалился через нее и упал в листву с другой стороны. К тому времени, когда он встал на ноги, фигура уже скрылась.

По низкой поросли волной пробежал ветер, и Фенн покачнулся.

— Нэнси! — позвал он, но буря заглушила ответ.

Набирая скорость, Фенн бросился сквозь листву, на ходу зовя Нэнси. Он не просто боялся за нее. Она была нужна ему, потому что он боялся за себя.

Фенн бежал сквозь дождь, сквозь ветер, он почти ничего не видел и безрассудно проламывался через кусты. Потом упал, заскользил вниз, перевернулся, еще раз, и покатился в незамеченный овраг. Стебли и ветки хлестали по лицу и рукам, и казалось, что падение никогда не кончится, что мир никогда не остановится. Фенн скатился на мягкое дно, и листва, словно озорными руками, закрыла ему глаза.

Он сел и, покачав головой, попытался прогнать головокружение. От этого стало только хуже, и мир еще несколько секунд продолжал вращаться. Когда же вращение прекратилось, Фенн стал высматривать бегущую фигуру. Он находился в узкой долине, на другой стороне которой высился лес Через долину шла грунтовая дорога, исчезающая вдали за выступом. Прямо впереди, всего в двухстах ярдах, виднелся коровник, каких Фенн еще не видывал. Коровник был очень старый и, судя по состоянию, им уже давно никто не пользовался. Прямо под соломенной крышей, подпертой толстыми столбами, виднелся просвет: стены не доходили до крыши, а поднимались лишь до определенного уровня. Бревна выцвели, время оставило на них свой след, но солома на крыше была густой и только потемнела.

Фенн понял, что Нэнси там.

Он встал и подобрал сумку. Потом, сгорбившись под проливным дождем, бросился к коровнику. Ветер на дне оврага был не так силен, его шум не так громок. Фенн быстро обернулся и взглянул наверх, но церковь Святого Петра скрылась из виду — Далее башни не виднелось за ложным горизонтом. Кусты наверху склона качались туда-сюда, склоняясь, но упруго противостоя стихии.

В коровнике не было двери, а только широкий проход в середине стены, и его пополам делил столб от пола до крыши. Оттуда, где стоял Фенн, было видно, что внутри все завалено старыми бревнами, досками и какими-то ржавыми механизмами. Входить не хотелось, так как внутри было еще темнее, чем в церкви, и так же зловеще. Только слышавшиеся сквозь приглушенный шум ветра всхлипывания заставили его войти.

Фенн нашел Нэнси примостившейся за штабелем бревен у задней стены сарая, она спрятала лицо в коленях, а руками обхватила плечи. Когда он дотронулся до нее, она дернулась.

— Нэнси, это я, Джерри, — тихо проговорил он, но Нэнси не смотрела на него.

Фенн опустился рядом на колени и попытался обнять ее. Взвизгнув, как зверек, она вырвалась и прижалась к заплесневелой стене сарая.

— Ради Бога, Нэнси, успокойся. Это я. — Он нежно привлек ее к себе и стал качать. — Это я, — повторял Фенн притворно успокаивающим голосом, поскольку сам еще не совсем переборол истерику.

Потребовалось некоторое время, прежде чем он смог приподнять ее голову и заставить посмотреть на него. И выражение ее глаз испугало его так же, как то существо в церкви.

Глава 33

Проснитесь мертвые! Эй, вы! Эй!

Как сладко им спится в каюте своей!

Пусть в мире, на палубе, над океаном,

Кого-то хлещет любви ураганом.

Сюда не проникнет ни шум, ни свет:.

Ни в двери, ни в окошке ни щелочки нет.

Мы заперлись крепко, вам же надо

Лечь на погосте и в церкви рядом.

В каждой могиле ваш дом, ваш дом!

Миру конец, мы идем, идем!

Делгард снял очки и потер уголки утомленных глаз. Ультрафиолетовый свет придавал лицу синевато-белый оттенок, холодное искусственное освещение беспощадно выделяло усталые морщины. На столе перед священником лежали выцветшие документы с истрепанными временем краями. Рядом расположился толстый, крепко переплетенный том — помощь в переводе с древнего, но бессмертного языка пергаментов. Больше не нуждаясь в особом освещении, чтобы рассматривать выцветшие письмена, Делгард выключил лампу и быстро что-то записал в блокноте. Потом положил ручку, взял очки и пальцами потер лоб. Его плечи еще больше ссутулились.

Когда священник убрал руку со лба, его глаза были безумны, полны неверия. Это не может быть правдой! Эти записи сделаны в сумасшедшем бреду терзаемым виной человеком, родившимся пятьсот лет назад.

Во рту пересохло, и Делгард бессмысленно провел языком по губам. Он чувствовал натяжение кожи и одеревенелость суставов: сказывалось напряжение последних дней. Священник повернул голову к репортеру, развалившемуся в кресле рядом, и ему представилось, как при движении кости трутся одна о другую. Фенн быстро уснул;-усталость, а возможно, и скука избавили его от ночного бдения вместе с монсеньером.