Лучшее за год III. Российское фэнтези, фантастика, мистика - Василий Владимирский

Здесь она признала свое поражение и, смертельно устав, отключилась от агрегата лишь через одиннадцать часов после начала работы.

Чуть погодя в трюм внесли Добса. Пьяненького. Под присмотром Дианы подстыковали «сбрую».

Его волокли Мак и Жак. Мак сказал:

— По приказу капитана, мэм.

Жак добавил:

— Не сердитесь, мэм. А вдруг ему опять повезет?

Диана поморщилась, но сумела выдавить что-то вроде:

«Ну, раз по приказу Пата, тогда конечно…» Впрочем, издевательство над ее профессиональными качествами длилось недолго.

Навигатор успел сказать:

— А вот и я, карапузенька! — и хлопнулся без сознания. На его лице сохранилось доверчиво-умиленное выражение.

Это был типичный бионный нокаут. С Ребровой станется вшить и второй антистимул — в педагогических целях. Впрочем, защиту от алкоголика Диана вшила бы машине и сама. С удовольствием. Если бы только умела…

Диане требовалось поесть и поспать, иначе на работе сразу придется ставить крест. Квелый оператор биона — не оператор… Тут воля нужна, энергия, бодрость.

В течение десяти минут Диана уничтожила двойную обеденную порцию. В течение четырех часов она пыталась выспаться за двоих, но таких чудес Господь не посылает. В течение тридцати секунд молилась. Еще двадцать минут ее внимания отобрал у биона Раскин. Он… без особых изысков, но очень напористо взбодрил Диану. Чуть погодя она осознала, что, вероятно, это и на самом деле было ей нужно…

Всё, работаем.

— Ну-с, на чем мы закончили?

Стена холодного равнодушия, вот на чем мы закончили и, кстати, с того же и начинали…

— Свой садик? Огородик? Цветочки? Грядочки? Грушки? Куртиночки с розами? Прудик? Жизнь на природе? Завести свою скотинку? Козочек? Коровушек?

Нет.

«Оно и правильно. Какие-то мечтания любимой жены петуха…»

И тут стало теплее. Ощутимо теплее. Диана почувствовала: от триумфа ее отделяет полшажка.

— Ну… петух? Птица Феникс? Птица счастья? Синяя птица? Соловей?

Нет.

Какие еще соловьи! Реброва же, как и она сама, — венерианка, а на Венере что курский соловей, что мезозойский птеродактиль — едино сказочные, неведомые существа…

— Или это павлин? А? Царственный павлин?

Нет.

— Страус? Очень спортивного вида птичка. Он подарит тебе новые занавески и даст на себе покататься…

Какого беса? Ну какого беса?! Терпение на исходе.

— Мечтания, так? Может, Феерия? Страна грёз? Сказка? Чудо?

Нет.

— Катарсис? Инсайт? Приход?

Нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Нет…

— Они прибыли, Ди. Они предъявили деньги. Они дали тестовую задачу.

— Еще чуть-чуть, и я…

— Помолчи, пожалуйста. Ты пойдешь со мной. — Раскин не обратил внимания на ее писк. — А вместо тебя подергается этот шибздик. Как вы, русские, говорите? Авось!

Навигатор Добс, почти трезвый, смотрел на контейнер с бионом широко открытыми глазами, и зрачки его чернели двумя огромными пуговицами. Боится, подонок. И правильно боится.

— Дерзай, Бо. Бог любит простофиль вроде тебя.

Сбрую навигатор подстыковал сам. Научился…

Кэп Раскин шагал уверенно, своим подчиненным, попадавшимся на пути, он улыбался и даже подмигивал. «Дело плохо», — уверилась Диана.

— Дело плохо, — просветил ее Раскин.

Оказывается, новые шотландцы проявили подлую скаредность. Их старшая, оч-чень серьезная дамочка, намекнула: мол, знает ли Раскин, каких денег стоит поход тяжелого крейсера в эту точку пространства? Понимает ли он, что весь этот расход придется возмещать из его личных средств, если бион не сумеет расщелкать задачку? А не хватит личных средств Раскина, так в уплату пойдет его посудина, она еще не старая. Коли и экипаж размонтировать на материал для трансплантации, получится в самый раз. Даже сдача будет, хоть и небольшая. Не желает ли капитан чью-нибудь здоровую печень на сдачу? Можно устроить. Шутка, шутка…

— Как думаешь, могли они всучить нам нерешаемую фигню?

— Не знаю, Пат… — рассеянно ответила Диана. — Хотя… нет. Это нелогично.

— Просто я волнуюсь, девочка… Ничего, кроме этой лохани, у меня нет.

Вдруг он взорвался:

— Ради какой дури они приперли сюда крейсер? Тупой, вонючий крейсер охренительных размеров?!

Потом он замолчал и не произнес ни слова почти до самой капитанской рубки. И лишь в самом конце пути сказал:

— Ди… Там твоя старая знакомая. Отвлеки ее… Развлеки ее… Лишние минуты… Добсу…

— Ах, вот зачем я тебе понадобилась!

Раскин ответил без обиняков:

— Ты хочешь жить? А хочешь жить богато?

Мерзавец был прав на все сто.

В рубке ее ждала Милли. Глаза, не выражавшие ничего, кроме спокойного презрения. Губы, обозначившие легкую гримаску досады. И еще мундир с такими знаками различия, ради которых стоило играть в любовь, морочить голову провинциальной дурехе, вербовать ее так, чтоб она сама не сознавала этого, а потом сделать из нее инструмент в секретной операции.

Диане хватило нескольких секунд понять все это. Отвлекать Милли, развлекать ее… какая чушь! Либо Добс докажет дееспособность биона, либо придется оплачивать услуги крейсера… У меня неплохие почки, мэм, забирайте! Зато сердечко в последней стадии износа, может, не будете трогать его, мэм?

Не о чем тут говорить. Судьба корабля, экипажа, капитана и самой Дианы решалась не в капитанской рубке, а в восьмом трюме.

Диана мчалась по лохани кэпа Раскина, как никогда никуда не бегала. Ей на ум то и дело приходили способы использования ее тела, родного и любимого, в сумасшедшей биоэлектронике новых шотландев, и способы эти были один чудовищнее другого. Неожиданно скоба утилизатора вцепилась ей в локоть. Как не вовремя! Диана рванулась, оставив на скобе изрядный кусок куртки. И ведь это был не какой-нибудь кожзаменитель, а настоящая кожа с самой Земли, поэтому лоскут, пожертвованный проклятой железке, стоил пару обедов в среднем ресторанчике Русской Венеры…

Наконец она добралась до восьмого трюма.

И увидела это.

Холодок ужаса сжал ей внутренности. Пропасть из-за своих оплошек далеко не столь обидно, как из-за кретинизма пьяного самца! Себе бы она простила… Может, свернуть ему башку? Тогда у нее будет хотя бы моральное удовлетворение.

Навигатор Добс поставил контейнер с бионом на пол, лег на него, обнял и похныкивал в манере супруга, уткнувшегося носом в люк жилой кубатуры, за которым злорадная жена через каждые три минуты, с добротной регулярностью, повторяет одну и ту же фразу: «Все равно не пущу, пить меньше надо!»

Диана вслушалась в бубнеж навигатора:

— Ну, извини, сплоховал… принял лишку… больше не буду… выручай… одна на тебя надежда… а я исправлюсь, точно исправлюсь… я… это… вылечусь. Чесслово.

Машина молчала.

— Чем вы занимаетесь, мистер Добс? Какого… ты, болван, что, совсем мозги в спирту растворил?!

Но самец ее не слышал. Он похотливо поглаживал черные панели контейнера и приговаривал:

— Родная, медовые губки, ну же… прости. Хочешь, я извинюсь ровно сто раз? А? Хочешь, я встану перед тобой на колени? А? И встану…

Навигатор сполз с черного ящика, устроился на коленях, но попытка ровно стоять в такой позе не увенчалась успехом. Тогда он обхватил контейнер, уперся в него лбом и зарыдал:

— Что хочешь… звезду… с неба… все жалованье… до последнего… и ник-когда, ни на одну, даже случайно… ну, разве только попрощаюсь с Полли Брэкстон… и все… и ни под как-ким видом…

Какой-то важный предохранитель сломался в сознании Дианы. Она ринулась вперед, разрываясь от трех взаимоисключающих желаний: убить скотину Добса; отшвырнуть скотину Добса и напоследок попробовать самой исправить положение; подсказать скотине Добсу, как ему следует себя вести.

— Т-ты! Самец! Разве так просят прощения у женщин?!

— А? — на миг обернулся навигатор.

Его взгляд столь сильно напоминал взгляд очень старого, день ото дня ожидающего агонии спаниеля, что Диана поневоле остановилась. Ее притормозила совершенно иррациональная мысль: «До чего же жалко зверюшку…»

Добс тем временем продолжал:

— Ну что же ты? Так-то ты меня любишь? А я вот… я вот уж-жасно тебя люблю… ты же знаешь… Ты же вообще меня знаешь, как олбу… облу… облупанного… Ты… детка… хочешь, я выйду за тебя зажен? Давай поженимся, сладкая. Детка… милая… никогда и никому я не говорил этих слов…

Машина издала мелодичную трель.

Игорь Пронин

Русская идея

Россию придумали четыре Еврея: Левитан, Левитан, Шишкин и Тредиаковский.

На столе имелась табличка с именем «Аллен Мозес Бечик» и календарь за прошлый, 2053 год. Когда-то в детстве Рэй очень любил фильмы про близорукого тощего еврея из Нью-Йорка по фамилии Аллен, но Бечик на него совершенно не походил. Довольно рослый, весь какой-то налитой силой, здоровым жирком, да и рожа как у сержанта морской пехоты. Только белая.