Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика - Петр Андреев

Немцев под конвоем двух сержантов отправили в штаб полка. В тот день примерно таким же образом сдалось еще несколько групп немецких солдат[9].

Служба без войны

На берегу Эльбы пробыли один день. Уже вечером нас отвели на 7 км на восток, в лес. Мы это поняли так: наше командование боялось, что у нас будут контакты с американцами и с немецким населением. Утром началось строительство шалашей.

Молодой сосновый бор. Безупречная чистота. Песчаные грунты без единого упавшего сучка. И стволы сосен очищены от сучьев, которые связаны в пучки и уложены в небольшие штабели. Нет и поросли. Вот этот лес нам и предстояло осваивать. Каждому дивизиону отвели свой участок. На своем участке дивизион отвел места для артиллерийского парка, автопарка, для жилых палаток и место хозотделения. И работа закипела. Заработали пилы и топоры. В ход пошли малые и саперные лопаты. Произвели сплошные рубки под стоянки пушек и машин и под шалаши. Из бревен срубили по два венца каждого шалаша. Стволы потоньше пошли на стропила, обрешетку и нары, сучья – на кровлю (я уже писал, что у нас всю войну не было палаток). Много тогда вырубили красивейшего леса. Жалко было до слез. Особенно сильно переживали пожилые солдаты из южных степных районов страны. Закончив строительные работы, огневики переключались на приведение в порядок пушек, шоферы занялись мытьем и ремонтом машин, а управленцы занялись повышением квалификации. Не забыли своих обязанностей и политруки, регулярно шли политзанятия. Ни часа отдыха.

В один из дней к нам, в управление 1-го дивизиона, пришло поразившее нас, старых солдат, известие. У нас в полковой школе, еще в довоенное время, служил помкомвзвода связи старший сержант Заборский, сибиряк из Бийска. Бывший учитель средней школы. Красавец. Коммуникабельный. В совершенстве знающий свою специальность. По существу, всю войну руководство взводом связи лежало на нем. Любимец солдат и командиров, Аркадий Заборский так и закончил войну старшим сержантом. Так вот, Аркадия любили не только наши солдаты. Еще на территории Польши он встретил девушку – санинструктора роты одного из стрелковых полков нашей 12-й гв. стрелковой дивизии. Девушка под стать ему – красавица. Они полюбили друг друга и изредка встречались. Заборский – человек занятой, отлучаться из дивизиона не мог, а Зина находила иногда свободное время, чтобы повидаться с любимым. На фронте по разным причинам солдаты не любили женщин-военнослужащих. Использовали каждый удобный случай, чтобы осмеять их. А Зину у нас полюбили и все принимали приветливо. Так вот, уже на Эльбе, когда, по существу, война была окончена, ее убил солдат из ее роты. Выстрелил из винтовки в лоб. Убил за то, что она ему отказала.

6 мая командиры и политруки обошли все шалаши. Что-то искали. А затем собрали весь личный состав и объявили, что во 2-м дивизионе чрезвычайное происшествие. Увезли в медсанбат 51 человека. Отравление спиртом. Девушка-санинструктор батареи по приказу командира организовывала помывку солдат. На бричке с ездовым поехала искать емкость для нагрева воды. Нашли бочку, но не пустую. Попробовали содержимое, оказалось – спирт. Выливать пожалели. Бочку сгрузили в расположении дивизиона. Содержимое попробовал военфельдшер дивизиона ст. лейтенант медицинской службы Гребенников, нашел, что спирт хороший. И ушел, не выставив охрану. Солдаты, обнаружив бесхозный спирт, стали котелками его носить по взводам и орудиям.

7 и 8 мая солдат с отравлениями, в страшных муках, отвозили в медсанбат. В основном это были солдаты, прошедшие все четыре года войны. 9 мая нам сообщили, что из 51 человека отравившихся 19 человек умерло, а остальные ослепли. И только один из ослепших солдат через некоторое время прозрел и вернулся в дивизион.

Ночь на 9 мая. Я спал в кабине штабного «Студебеккера». В шалаше на жердях неудобно. Проснулся от криков, винтовочной и автоматной стрельбы. Темно, рассвет еще не наступил. Кругом стрельба. Вверх летят трассирующие пули. Люди ликуют, крики: «Конец войне!» У меня это известие особых эмоций не вызвало. Я уже несколько дней жил в мирном времени. Даже не выстрелил ни одного из четырех оставшихся в барабане нагана патронов.

В то время как все солдаты и офицеры ликовали, из хозяйственного отделения раздавались рыдания, напоминающие женские причитания по покойнику. Рыдал наш старшина – старшина управления дивизиона Степан Защепин, причитая: «Как я вернусь домой? Да все скажут, что я и на фронте не был. Да разве я не старался им служить? А мне даже медальку не дали…» И командование услышало плач старшины. Гриша Галкин (наш писарь) получил указание командира дивизиона написать наградной лист. Через некоторое время Защепин приказом командира дивизии полковника Малькова был награжден орденом Красной Звезды.

Торжества по поводу окончания войны, длившейся 4 года без одного месяца и 20 дней, были короткими. Утром поступило сообщение, что в медсанбате и полевом армейском госпитале уже есть умершие из числа отравившихся спиртом солдат 2-го дивизиона. Очевидцы, солдаты и медработники, увозившие пострадавших, рассказывали о страшных мучениях, которые они испытывали. Нечеловеческие крики, скрежет зубов до такой степени, что зубы крошились. Они рвали на себе одежду и пытались разорвать брюшную полость. Эти сведения быстро распространялись среди личного состава, и праздничное настроение исчезло. Позже нам стало известно, что военной прокуратурой было возбуждено уголовное дело, состоялся суд, который приговорил военфельдшера дивизиона Гребенникова к тюремному заключению.

Еще не окончены работы по строительству шалашей и благоустройству территории, а нам уже объявляют приказ о начале занятий по боевой и политической подготовке. Занятия проводить только в расположении полка. Строжайше запрещено отлучаться из подразделений и общение с местным населением, то есть с немцами.

Началась служба мирного времени. Утром – физзарядка. Вечером – вечерняя поверка. Отбой. Подъем. Поверка на вшивость. Военфельдшер дивизиона гв. ст. лейтенант медслужбы Гусев организует помывку и санобработку. Но тут возникает проблема: у солдат появились фурункулы. Число заболевших увеличивается. Четыре года пребывания в нечеловеческих условиях – и никаких заболеваний (за небольшим исключением). И стоило только расслабиться, как чуть ли не массовое заболевание. Не избежал этого и я. Чуть ли не у первого у меня появился огромного размера карбункул на задней стороне шеи у позвоночника.

Идет уже вторая неделя без войны. Сладок сон на рассвете. Но звучит команда: «Подъем, тревога!» Выстраиваемся на линейке. Перед строем – командир дивизиона гв. майор Грязнов. Приказ: «30 минут на сборы. Все погрузить. В лагере ничего не должно остаться, кроме шалашей. Через полчаса полк выступает». Выступили, конечно, как всегда, не через полчаса, а через час. Солнце оторвалось от горизонта, когда колонна полка стала вытягиваться на дорогу. Направление – на восток. Безоблачное небо. Тенты кузовов машин сняты. Солдаты греются в лучах весеннего солнца. Идут негромкие разговоры – гадания, куда едем. Одни говорят, что едем в Россию. Мы свое дело сделали и теперь пора домой, другие – что отводят подальше от американцев.