Господин Гексоген - Александр Проханов

Белосельцеву казалось, что ему поднесли чашу пьянящего дурмана. Все, что еще недавно вызывало в нем ужас, теперь казалось разумным, неизбежным, окрашенным всечеловеческим знанием, находилось в согласии с Божественным промыслом. – В каждом поколении человечества была жреческая элита «Суахили», хранившая завет воскрешения. Завет передавался из эпохи в эпоху, из народа в народ, из религии в религию. Везде были мы, люди «Проекта». Иногда часть «Проекта» вскрывалась, и тогда нас уничтожали, под разными именами, в кострах или на плахах, у кирпичной стенки под дулами конвоиров или в чистом поле, под ободами боевых колесниц. Мы и сегодня везде. В Японии, Китае, Германии, России. Нынешняя элита «Суахили» формировалась в недрах разведок, которые при Андропове и Рейгане начали свою конвергенцию. Занимаясь разоружением и разрядкой, создали закрытое сообщество разведок, к которому принадлежал и наш с тобой наставник генерал Авдеев, и твой соперник в Афганистане американец Ли, и твой ангольский противник Ричард Маквиллен, которых мы щадили, уводили из-под пуль, и которые щадили тебя. Вокруг нас, часто об этом не ведая, концентрируются лучшие умы человечества. Известные политики, проповедующие глобализм. Гениальные ученые, открывшие геном человека. Известные геронтологи, продлевающие срок жизни. Виртуозные хирурги и биохимики, создающие искусственные органы. Мистики, маги и экстрасенсы, хранители древних культов. Философы ноосферы и федоровского «общего дела», соединяющие природу и человечество в организованное единое целое. Тот Доктор Мертвых, хранитель ленинской мумии, к которому ты ходил в поисках «красного смысла», работает в нашем сообществе. У нас есть противники, не желающие объединяться. Анархисты Европы, скандально и бессмысленно воюющие с глобализацией. «Красные конфуцианцы» Китая, противопоставляющие себя остальному миру, создающие в недрах китайского миллиарда второй полюс. Исламские фундаменталисты, видящие в единении мира происки шайтана. Русские националисты, толкующие об особой судьбе России. Нашими друзьями являются евреи, взявшие на себя страшное, непосильное бремя соединить разбегающуюся галактику, подвести языческое многобожие под длань единого Бога, сочетать расточительно-пестрое человечество в единую трудовую артель. Они приносят непрерывные жертвы. Их преследуют, казнят, ненавидят. Сжигают в газовых камерах, изгоняют с мест обитания. Но, послушные заповедям, осознавая свое мессианство, они соединяют, сшивают рваное человечество – с помощью всемирной религии, с помощью всемирных денег, с помощью всемирной культуры, науки и информации. Астрос и Зарецкий были уничтожены не потому, что они евреи, а потому, что они – заблудившиеся либералы, чей материальный и информационный ресурс понадобился «Суахили». Это говорю тебе я, потомок русских крестьян, родившийся в костромской деревне, кадровый сотрудник госбезопасности. Далеко не все догадываются, что работают на «Суахили». Не знает об этом Избранник. Он и не должен знать. Мы создали его в нашей лаборатории. Он синтезирован. Быть может, не на белковой основе, а на основе кремния или германия. Быть может, он вообще – мнимость, игра воображения, пучок световых лучей. На торжествах посвящения в Президенты ты увидишь не человека, а только яркое пятнышко света, упавшее на кремлевский паркет… Сквозь разноцветный туман, похожий на прозрачное крыло африканской бабочки, которое приложили к зрачкам, что-то начинало его тревожить. Воспоминание. Давнишняя мука. Словно это уже было когда-то. Недавно или в глубокой древности. С ним или с тем, кто жил до него. Кто-то стоял на кровле, и вдали светились золотые пагоды Ангкора, зеленые минареты Герата, резной бело-розовый собор в Толедо, псковская белоснежная церковь Николы-на-Горке, здание на Котельнической набережной. Так же шел дождь и дул ветер, болел разбитый затылок, ржавая труба леденила спину. И кто-то второй поводил рукой, предлагая первому искусительную жизнь без страданий и смерти, вечный рай и блаженство, требуя малой жертвы – отречения от прежних святынь.

– У нас, в России, особая миссия. Мы, русская ветвь «Суахили», призваны покончить с юродством русской истории, с фанаберией «русской идеи». Миф о неповторимой России, о ее богоизбранности, об особой суверенной судьбе – этот миф дорого обходится миру. Еще дороже – самой России. Великие преобразователи пытались вернуть Россию в мир, из которого она выпала, как из гнезда. Пытались вывести ее из религиозных сумерек, из бредовых теорий, уберечь от русского мессианства, которое проповедуют объевшиеся мухоморами философы, угоревшие на русских печах литераторы. Попытка вырвать Россию из мира, как вырвали луну из земли и вытолкали на орбиту, приведет к тому, что богатейшая страна превратится в мертвый сателлит с кратерами и безводными морями, а на земле, где когда-то была Россия, образуется огромная рытвина, залитая соленой водой. Атлантида, которую ищут на дне океана, на самом деле – Луна, которая отломилась от материнской планеты и ушла в мертвый Космос. «Русская Победа», «Русский Век», «Русский Рай» – убогие утопии, которые нам предстоит преодолеть, как пытались это сделать до нас опричники Ивана Грозного, преображенцы Петра Великого, масоны Александра Первого, комиссары Ленина. Твой ненормальный дружок Николай Николасвич, юрод, старовер, камикадзе, – воплощение упрямого русского скудоумия, готового лучше взорвать себя или спалить, обложив хворостом, нежели соединиться с остальным человечеством. Мы спасем Россию, не дадим ей превратиться в страну-камикадзе. Взрывы, которые ты увидишь, – это целебные взрывы, исцеляющие Россию от «русской идеи». Взрываем, чтобы не дать взорваться. И мы своего добьемся. Нашим противником являются люди ГРУ, объединившиеся, подобно нам, в закрытый орден. С армейской ограниченностью и с казарменной простотой они проповедуют русское возрождение. Планируют Великую Россию. Мы боремся с ними и победим. Они опоздали. Мы опередили их. Взрывы, которые ты увидишь, их уничтожат. Мы приведем в Кремль нашего Избранника раньше, чем они своего. Но если ты полагаешь, что Избранник есть венец «Суахили», ты ошибаешься. Не он находится на вершине нашей магической пирамиды мира. Не он таится в сердцевине нашей хрустальной мистической сферы. Тот, о ком я говорю, выйдет в уготованный час. И, быть может, ты увидишь его…

Ветер дунул в лицо. Брызнула в глаза горсть дождя. Образ Николая Николасвича как бесплотный дух возник перед ним, колебался среди вспышек туманного города. И наваждение его кончалось. Он снова был трезв, привязан к железной трубе на крыше дома в Печатниках.

– Лучше ты убей меня сейчас, – сказал он Гречишникову, – иначе я убью тебя позже. И нет такой силы, которая сможет тебя воскресить.

Тот засмеялся в ответ.

– Я оставлю тебя здесь и уйду. Ты остаешься жить, потому что мы слишком тобой дорожим. Совращение Прокурора, или поездка к Исмаилу Ходжаеву, или чемодан с фальшивыми долларами – это все, как ты понимаешь, пустяки, тебя недостойные. Это была просто притирка, проверка. Ты обладатель уникального духовного опыта, который понадобится нам на следующих, основных этапах «Проекта». То, что ты увидишь отсюда, непомерно обогатит твой дух. Мы встретимся, и я поставлю перед тобой основную задачу. Мало кто удостоился наблюдать конец света с такого удобного, безопасного места. Многие бы дали за эту возможность миллионы. А я задаром привел тебя на смотровую площадку и поставил на самую выгодную позицию. С этого момента ты не Виктор Андреевич Белосельцев в Печатниках, а Иоанн Богослов на острове Патмос. До встречи. Аминь.

– Продолжая тихо смеяться, он повернулся и скрылся в слуховом окне. А Белосельцев остался стоять под дождем, среди черных шумящих вершин.

Он стоял, прикованный к столбу, ожидая казни, не только своей, но и всего мира. Мир тоже был прикован к столбу, огромному, черному, уходящему в поднебесье, но не ведал об этом.

В свои последние минуты мир выглядел обыденно и привычно. Не содрогался от страха. Не молился. Не просил у Бога прощения. Не пускался в безумные оргии, чтобы насладиться в последние мгновения жизни. Время от времени на отдаленной насыпи, затуманенные дождем, проходили ночные электрички. На близкой реке, за мутной завесой, помигал полуночный буксир, и река вновь пропала, только давала знать о себе порывами черного ветра. В соседнем доме погасло одно окно, и тут же вспыхнуло другое, на противоположной стороне фасада, – кто-то проснулся от сердечного приступа или поэтического вдохновения или не одолел изнурительной бессонницы.

Белосельцев не понимал, как должен вести себя в эти завершающие минуты мироздания. Попытался освободиться. Шевелил пальцами, напрягал связанные запястья, но веревка накрепко стиснула его руки по другую сторону трубы. Потянул трубу, наклонился вперед, повис на руках. Труба дрогнула, подалась в месте соединения с крышей. Он дернул сильнее, рванул, ударил в трубу пятками. Она задребезжала, ее металлическая дрожь передалась в его напряженный хребет. Надеясь сокрушить железо, он стал биться и дергаться. Изнемог. Стоял, хрипя, испытывая боль в запястьях и лопатках.