Моя жизнь. Встречи с Есениным - Айседора Дункан

Я убеждал, что гастроли в Новороссийске и Краснодаре уже объявлены, но на нее это не подействовало.

— Кроме того, — заявила она, — Езенин написал мне, что приедет, если я буду в Крыму!

На этом переговоры и закончились. Я уже знал, что они окажутся бесполезными, раз есть надежда на приезд Есенина.

Крым встретил нас нудным осенним дождиком…

— Кто же приезжает в Крым в октябре? — возмутился я.

Но Айседора не унывала, уверяя, что и погода будет, и Есенин приедет, и гастроли отменим.

Я послал телеграмму об отмене спектаклей. Телеграфировал в Москву, в школу, что находимся в Ялте. Такую же телеграмму отправил от Айседоры Есенину.

Холод и дождь не прекращались. На другой день вечером мы после ужина возвращались промокшие в гостиницу. В холле портье подал мне две телеграммы. Одна была адресована Дункан. Я вскрывал ее почту. Вскрыл:

«Писем, телеграмм Есенину больше не шлите. Он со мной. К вам не вернется никогда. Галина Бениславская».

— Что за телеграмма? — спросила Айседора.

— Из школы.

— Почему две?

— Посланы одна за другой.

Поднимаясь по лестнице, она опять спросила о телеграммах.

— Ничего особенного, — успокоил я.

Но немного погодя она зашла ко мне в комнату. Ее интуиция действовала безошибочно — полученные телеграммы вызывали в ней какую-то необъяснимую тревогу.

Утро встретило нас солнечной ялтинской погодой. Ирма уговорила меня сказать Айседоре о странной телеграмме не известной никому из нас Галины Бениславской.

Айседора была ранена этой телеграммой, но сделала вид, будто не приняла ее всерьез. Я сказал ей, что уже телеграфировал в Москву моему заместителю и просил выяснить, известно ли Сергею содержание неожиданной телеграммы.

Днем мы вышли с Айседорой на набережную Ялты. Я чувствовал, что Айседора всячески хочет отвлечься от мучившей ее жестокой телеграммы. Но это не получалось, и вскоре мы повернули к гостинице.

— Как вы думаете, — спросила она, — может быть уже ответ на вашу телеграмму?

— К вечеру будет…

Заговорили о другом…

— А вы уверены, что это так? — вдруг спросила Айседора, прервав отвлеченный разговор, затеянный мною. Увидав мое недоумевающее лицо, смутилась:

— Я говорю об ответе на вашу телеграмму… Будет ли она к вечеру?

Но телеграмма уже ждала нас: «Содержание телеграммы Сергею известно…»

Айседора медленно поднялась по лестнице. Увидав Ирму, пошепталась с ней, и обе склонились, как заговорщики, над листом бумаги. Вскоре Айседора, вопросительно глядя на меня, протянула составленную ими телеграмму:

«Москва, Есенину. Петровка. Богословский. Дом Бахрушина.

Получила телеграмму должно быть твоей прислуги Бениславской пишет чтобы письма телеграммы на Богословский больше не посылать разве переменил адрес прошу объяснить телеграммой очень люблю Изадора».

Ответ мы не получили, так как на другой же день, 12 октября, выехали в Москву.

Много лет спустя я узнал, что Есенин все же ответил на телеграмму Айседоры.

На листке бумаги карандашом он стал набрасывать ответ: «Я говорил еще в Париже, что в России уйду, ты меня озлобила, люблю тебя, но жить с тобой не буду, сейчас я женат и счастлив, тебе желаю того же, Есенин».

Бениславская в своем дневнике писала, что Есенин дал ей прочитать эту телеграмму. Она заметила, что «если кончать, то лучше не упоминать о любви» и т. п. Есенин перевернул листок и на обороте написал синим карандашом: «Я люблю другую, женат и счастлив…» — и крупными печатными буквами подписал: «Есенин».

Я думал, что Айседора не получила этой телеграммы, потому что она никогда не была отправлена, но к перепечатанному на машинке тексту Есенина была приклеена квитанция об отправке 13 октября в Ялту телеграммы стоимостью 439 р. 50 к. (денежные знаки тех дней). Бениславская вспоминает также о том, как все смеялись над ее телеграммой к Дункан, но «такой вызывающий тон», пишет она, был совсем не в ее духе, все это было лишь «отпугивание и только…»

Кто же такая Галина Бениславская?

Это имя мне довелось прочитать вторично лишь годы спустя, когда ни Есенина, ни Дункан, ни Галины уже не было в живых.

Однажды зимой меня попросили помочь в организации похорон на Ваганьковском кладбише.

После похорон я побрел по расчищенным дорожкам. Неожиданно мне бросилась в глаза надпись на белой дощечке, прикрепленной к высокому массивному чугунному кресту (могила была ограждена такими же мрачными чугунными брусьями):

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

Я никогда не мог заставить себя пойти к этой могиле. Потрясенный самоубийством Есенина, я был не в состоянии выехать из Минска, где проходили гастроли, даже на его похороны. Теперь я рванулся к могиле, провалился в сугроб и ухватился за чугунную ограду соседней могилы, повторявшей в уменьшенных размерах все мрачное оформление могилы Сергея Есенина. На белой дощечке — черная надпись:

ГАЛЯ БЕНИСЛАВСКАЯ

Эта девушка, умная и глубокая, любила Есенина преданно и беззаветно. Есенин отвечал большим дружеским чувством.

Есенин встретился с Бениславской еще до знакомства с Дункан, но никогда не говорил нам о ней. Она же молча пережила весь роман и брак с Дункан и отъезд за границу. Когда Дункан уехала на Кавказ, Есенин (он неверно мне сказал: «Перееду обратно в Богословский») поселился в ее комнате в Брюсовском переулке и даже перевез туда своих сестер Катю и Шуру.

В последние годы жизни Есенина Бениславская, работавшая до этого секретарем газеты «Беднота», целиком посвятила себя издательским делам Есенина.

Сохранилась их большая переписка. Приведу несколько выдержек из писем Есенина к Бениславской.

«Галя, милая! Повторяю Вам, что Вы очень и очень мне дороги. Да и сами Вы знаете, что без Вашего участия в моей судьбе было бы очень много плачевного…»[90] — писал Есенин.

Поэт делился с Бениславской творческими планами, посвящал ее в радостные и грустные события своей жизни. «Работается и пишется мне дьявольски хорошо»[91], — читаем мы в одном из писем. А в другом он признается: «Не надо мне этой глупой шумливой славы, не надо построчного успеха. Я понял, что такое поэзия»[92].

Есенин никогда не кривил душой. Любя и ценя Галину как редчайшего своего друга, он в то же время в марте 1925 года написал ей короткое письмо: «Милая Галя! Вы мне близки как друг, но я нисколько не люблю вас как женщину».

Тем не менее Бениславская не покидала его и заботилась о нем. Только когда после ее телеграммы в Ялту, приведшей к разрыву между Дункан и Есениным, прошло два года, женитьба Есенина на внучке Льва Толстого Софье Андреевне Толстой заставила Бениславскую отойти от него. Этот уход друга Есенин воспринял тяжело.