«Фрам» в Полярном море - Фритьоф Нансен

Теперь исчезает солнце и начинается ночь».

«Понедельник, 15 октября. Несмотря на ветер и метель, ходили утром на лыжах в восточном направлении. В такие дни лыжникам приходится быть особенно начеку, тщательно замечать дорогу; стоит лишь немного отойти от корабля, как его не видно, а если не найдешь пути назад, то… Хорошо, что от лыж остаются кое-где явственные следы; в большинстве мест снег почти начисто сметен и наст оголен; падающий снег на нем не удерживается. Дрейфуем на север. Полярная ночь тем временем медленно и торжественно вступает в свои права.

Солнце сегодня стояло низко, за грядой облаков на юге его совсем не было видно, и все же на бледном небе еще заметен солнечный отсвет. В небе теперь царит полная луна, заливающая своим серебристым светом ледяную равнину и вихри крутящегося снега. Как величественна такая ночь! Можно тысячу раз видеть ее, и всякий раз сызнова чувствуешь ее величие; никак нельзя освободиться из-под ее власти. Чудится, что ты входишь в тихий таинственный храм, где дух природы парит в пространстве, в переливах серебристых лучей, и где душа должна пасть ниц, благоговея перед бесконечностью и величием вселенной».

«Вторник, 16 октября. Около полудня над горизонтом был виден солнечный диск. По всей вероятности, мы видим в этом году его величество в последний раз… До свидания!»

«Среда, 17 октября. Занимаемся глубоководными исследованиями. Весьма сомнительное удовольствие в это время года. То батометр (прибор для взятия образцов воды) обледенеет до того, что в воде он не закрывается, и потому приходится подолгу оставлять его висеть в воде; то батометр обмерзает, когда уже вытащен из воды наверх, во время отсчета температуры, и никак не удается перелить из него воду в склянки, не говоря уже о том, что чертовски трудно привести прибор в порядок для нового опускания.

Мы считаем себя счастливыми, если не приходится ходить по несколько раз на кухню с приборами и оттаивать их там. Температуру приходится иногда отсчитывать при свете фонаря; кроме того, пробы воды, когда они замерзают в батометре, не вполне надежны. Дело в общем кропотливое, подвигается медленно, но все же идет, если приложить известное старание.

Восточный ветер продолжается, и мы продвигаемся вперед. Сегодня вечером наша широта около 81°47' северная».

«Четверг, 18 октября. Продолжаем измерять температуру воды. Холодное развлечение при –29° и сильном ветре! Пальцы коченеют и теряют чувствительность, когда приходится голыми руками манипулировать с мокрыми или обледенелыми металлическими винтами, отсчитывать температуру при помощи лупы, чтобы обеспечить точность в несколько сотых градуса, или цедить пробы воды в бутылки, которые приходится потом держать на груди, чтобы вода не замерзла. Да уж, благодарю покорно!

В 8 часов вечера было великолепное северное сияние. Будто огненная змея, извивалось оно двумя изгибами по небу. Хвост поднимался приблизительно на 10° выше горизонта в северной его части; отсюда несколькими изгибами сияние распространялось к востоку, затем повертывало и перебрасывалось к западу в виде дуги, поднимающейся на 30° или 40° над горизонтом; дальше на западе оно опускалось, скатывалось в светящийся клубок, из которого вверх по небу то и дело вылетали пучки лучей. Сияние все время находилось в движении. С запада на восток выбрасывались блестящие снопы света, а сама змея непрерывно извивалась.

Постепенно сияние поднялось выше по небосводу, приближаясь к зениту. Верхняя дуга разделилась на несколько более слабых волн, пучки лучей бежали теперь вверх к зениту сразу из нескольких мест, не только из огненного клубка, но из самой дальней дуги на северо-востоке. Свечение быстро достигло наибольшей силы; густой желтый цвет местами переходил в желтовато-красный, а в других местах в зеленовато-белый. Когда верхняя дуга дошла до зенита, явление стало постепенно утрачивать свою яркость, оно мало-помалу рассеивалось, оставляя о себе только слабое воспоминание на южной стороне неба.

Позже вечером, выйдя снова на палубу, я увидел, что почти все сияние скопилось в южной половине неба. Далеко на юге висела низкая дуга; она возвышалась примерно на 5° над темным сегментом у горизонта. Между этой дугой и зенитом поместились четыре другие слабо волнующиеся дуги, из которых самая верхняя висела прямо у меня над головой; то здесь, то там, особенно из самой нижней дуги на юге, выбрасывались снопы лучей.

На северной части неба дуг не было видно, здесь лишь кое-где разгорались пучки лучей. По всему небосводу были заметны характерные спутники северного сияния: светлые облачка и полосы чуть теплящегося света. Небо было покрыто как бы светлым покрывалом[227], в котором местами виднелись темные дыры.

Почти нет ночи, или, лучше сказать, не было ни одной ночи, когда бы мы не наблюдали следы сияния, если, конечно, небо было ясно или облака расходились так, что оставались достаточно большие просветы, чтобы в них можно было видеть небо. Обыкновенно у нас эти световые явления достигают большой силы, в безустанной тревоге играют они на небосводе. Появляются сияния по большей части на южной стороне неба».

«Пятница, 19 октября. Свежий ветер с ВЮВ. Нас сильно гонит к северу. Вскоре мы, вероятно, пройдем долгожданный 82-й градус, а там уж недалеко и до 82°27', где «Фрам» окажется судном, проникшим на север в этом полушарии дальше всех других судов. Однако барометр падает; ветер, пожалуй, скоро переменится на западный. Хотя бы на этот раз барометр оказался ложным пророком! Я стал теперь немножко сангвиником: слишком долго все шло гладко, и октябрь, внушавший мне по опыту прошлого года столько опасений, оказался месяцем больших успехов. Только бы не кончился он плохо!

За сегодняшний ветер между тем мы расплачиваемся ценой одной жизни. Ветряная мельница после исправления повреждения была сегодня опять пущена в ход. После обеда два щенка подкатились к ней, грызясь из-за кости; один из них попал под зубчатое колесо вала, и его втянуло между колесом и палубой. Маленькое тельце почти остановило машину. Услыхав шум, я бросился на палубу; щенка только что вытащили полумертвым из колеса; живот у него был распорот, он слабо повизгивал. Мы тут же положили конец его страданиям. Бедное маленькое жизнерадостное существо! Еще мгновение назад ты весело и беззаботно резвился со своими братьями, но вот из камбуза полетела на палубу медвежья кость, и – ты лежишь мертвым, изуродованным».

«Воскресенье, 21 октября. 82°0,2́ северной широты, 114°09' восточной долготы. Уже поздно, а у меня все еще шумит в голове, как после хорошего кутежа; но наш «кутеж» был весьма невинного характера. Сегодня состоялся праздник по случаю достижения 82-го градуса. Ночью наблюдение показало 82°0,2́, а теперь мы, несомненно, продвинулись на север еще немного дальше. По этому случаю испечены медовые пряники, смею заверить – действительно замечательные и, после освежающей лыжной прогулки, был устроен грандиозный праздничный обед. В кают-компании повешен плакат – афиша, приглашающая гостей явиться к обеду пунктуально с боем часов, так как повар изнеможен до последней степени. На афише следующие глубоко прочувствованные стихи анонимного автора: