Воспоминания - Анна Достоевская

- Федор Михайлович, вы меня не узнаете?

- Извините, не могу признать.

- Я - Берг.

- Берг? - вопросительно посмотрел на него Федор Михайлович (которому, по его словам, пришел на ум в эту минуту “Берг”, типичный немец, зять Ростовых из “Войны и мира”).

- Поэт Берг, - пояснил тот, - неужели вы меня не помните?

- Поэт Берг? - повторил мой муж, - очень рад, очень рад!

Но Берг, принужденный так усиленно выяснять свою личность, остался глубоко убежденным, что Федор Михайлович не узнавал его нарочно, и всю жизнь помнил эту обиду. И как много врагов, особенно литературных, Федор Михайлович приобрел своею беспамятностью.

Эта забывчивость и неузнавание лиц, которых Федор Михайлович встречал в обществе, ставили подчас и меня в нелепое положение, и мне приходилось приносить за него извинения. Вспоминаю комический случай по этому поводу. Мы с мужем раза три-четыре в году на праздниках бывали в гостях в семье двоюродного брата, М. Н. Сниткина, очень любившего собирать у себя родных. Почти каждый раз случалось нам встречать там мою крестную мать, Александру Павловну И., которую я, после своего замужества, не посещала, так как ее муж, по своим политическим взглядам, не подходил к Федору Михайловичу. Она была очень обижена, что мой муж, вежливо поздоровавшись, никогда с нею не беседовал; она говорила об этом общим родным, а те передали мне. При первой же поездке к Сниткиным, я стала просить моего мужа побеседовать с Александрой Павловной и быть с нею как можно любезнее.

- Хорошо, хорошо, - обещал Федор Михайлович, - ты только покажи, которая из дам твоя крестная мать, а я уж найду интересный предмет для разговора. Ты останешься мною довольна!

Приехав в гости, я указала Федору Михайловичу на сидевшую на диване даму. Он внимательно посмотрел сначала на нее, потом на меня, затем опять на нее и, вежливо с нею поздоровавшись, во весь остальной вечер так к ней и не подошел. Вернувшись домой, я упрекнула мужа, что он не захотел исполнить такой незначительной моей просьбы.

- Да скажи мне, пожалуйста, Аня, - смущенно отвечал мне Федор Михайлович, - кто кому приходится крестной матерью? Ты ее крестила или она тебя? Я вас обеих давеча рассматривал: вы так мало отличаетесь друг от друга! Меня взяло сомнение, и, чтоб не ошибиться, я решил лучше к ней не подходить.

Дело в том, что разница лет между мною и крестною была сравнительно небольшая (16 лет), но так как я всегда очень скромно одевалась, почти всегда в темном, она же любила наряжаться и носить красивые наколки, то казалась значительно моложе своих лет. Вот эта моложавость и ввела в смущение моего мужа.

Но любопытнее всего было то, что через год, опять на рождестве, зная, что я непременно встречусь у Сниткиных с моею крестною матерью, я обратилась к Федору Михайловичу с тою же просьбою, усиленно растолковывая ему степень моей к ней близости. По-видимому, муж выслушал меня очень внимательно (очевидно, думая о чем-нибудь другом), обещал мне на этот раз с нею побеседовать, но так и не исполнил своего обещания: прошлогодние сомнения опять к нему вернулись, и он не мог решить вопроса, “кто из нас кого крестил”, а спросить у меня при чужих счел неудобным.

Забывчивость Федора Михайловича на самые обыкновенные и близкие ему имена и фамилии ставила его иногда в неудобные положения: вспоминаю, как однажды муж пошел в наше дрезденское консульство, чтобы засвидетельствовать мою подпись на какой-то доверенности (сама я не могла пойти по болезни). Увидев из окна, что Федор Михайлович поспешно возвращается домой, я пошла к нему навстречу. Он вошел взволнованный и сердито спросил меня:

- Аня, как тебя зовут? Как твоя фамилия?

- Достоевская, - смущенно ответила я, удивившись такому странному вопросу.

- Знаю, что Достоевская, но как твоя девичья фамилия? Меня в консульстве спросили, чья ты урожденная, а я забыл, и приходится второй раз туда идти. Чиновники, кажется, надо мной посмеялись, что я забыл фамилию своей жены. Запиши мне ее на своей карточке, а то я дорогой опять забуду!

Подобные случаи были нередки в жизни Федора Михайловича и, к сожалению, доставляли ему много врагов.

Часть десятая. Последний год

 I Книжная торговля

Начало 1880 года ознаменовалось для нас открытием нового нашего предприятия: “Книжной торговли Ф. М. Достоевского (исключительно для иногородних)”.

Хотя с каждым годом наши денежные дела стали приходить в порядок и большинство долгов (лежавших на Федоре Михайловиче еще с 60-х годов) было уплачено, тем не менее материальное положение наше было шатко: жизнь становилась дороже и сложнее, а нам никак не удавалось отложить что-нибудь “на черный день”. Это нас чрезвычайно тревожило, тем более, что Федор Михайлович сам сознавал, что ему становится все труднее и труднее работать. Да и болезнь его (эмфизема) прогрессировала, и можно было опасаться, что ввиду ухудшения здоровья наступит перерыв в литературной работе. Вот на такой-то печальный случай и желалось бы иметь некоторый запас денег или какое-нибудь побочное занятие, которое бы их приносило. Но круг занятий для женщин и теперь довольно ограничен, а в те времена и подавно.

Я долго раздумывала, каким бы таким заняться делом, которое могло бы послужить нам хотя бы некоторым подспорьем. После долгих обдумываний и расспросив знающих лиц, я остановилась на мысли открыть книжную торговлю для иногородних, тем более, что, благодаря нескольким своим изданиям, я отчасти уже ознакомилась с книжным делом. Начинаемое мною предприятие имело два преимущества: первое, самое для меня главное, оно не заставляло меня отлучаться из дому, и я по-прежнему могла следить за здоровьем мужа, за воспитанием детей и управлять своим хозяйством и делами. Второе преимущество состояло в том, что для открытия книжной торговли не приходилось затрачивать почти никаких денег: не надо было нанимать магазина и обзаводиться товаром, а можно было, на первое время, ограничиваться покупкою тех книг, на выписку которых были высланы деньги. Единственный расход заключался в уплате “торговых прав” и в найме мальчика, который бы ходил покупать книги, зашивал посылки и относил их на почту. Это составляло рублей 250-300 в год, и на такую сумму можно было рискнуть. Конечно, для успеха дела требовались объявления в газетах, но, на первый случай, я понадеялась на те гектографированные объявления, которые я разослала к бывшим подписчикам “Дневника писателя”, а в будущем году предполагала разослать на общих издержках с издательницей “Семейных вечеров” {236} большое объявление во многих тысячах экземпляров. Это объявление было разослано в начале 1881 года, но уже не имело влияния на ход торговли.