Гарторикс. Перенос - Юлия Борисовна Идлис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ванхортон не теряет сотрудников, вспомнил Дрейк. Ванхортон не стал бы выводить его на Касси, если бы знал, чем она занимается на самом деле: в их предпоследнюю встречу у него в руках был пистолет с глушителем, и нажать на спуск было бы гораздо проще.
Ши Вонга курировал не Ванхортон – вряд ли тогда он смог бы отправить на смерть сотрудника, за жизнь матери которого заплатил собственным сыном. Ванхортон ничего не знал. Он даже не знал, что у него на окне лежит чип с данными из «Кэл-Корпа».
От этой мысли Дрейк едва не завыл в голос. Касси недаром занимала высокий пост в Департаменте – в эти трехмерные шахматы она играла вдохновенно и безжалостно, как настоящий гроссмейстер. А он – он своими руками отправил ей сообщение, где искать единственную имевшуюся у него улику.
Волна затянула его под себя, накрыв тяжелым пенящимся барашком. Дрейк забился, с трудом ворочая руками и ногами, которых уже почти не чувствовал. Он должен выбраться, чтобы предупредить Ванхортона. Эта мысль придала ему сил; он нырнул, пропуская очередной барашек над головой, и почувствовал, что ноги уперлись во что-то твердое.
Это была изъеденная волнами бетонная плита, оставшаяся от первой линии волнорезов. Отлив обнажил обломки блоков, и Дрейк чудом не разбился о них, барахтаясь в темноте. Тут можно было стоять, пока не начнется прилив.
Вцепившись в плиту вконец онемевшими пальцами, Дрейк нащупал ногами выемку, в которую можно было упереться, и закрыл глаза. Волны с тяжелым ворчанием разбивались о бетонные скелеты, обдавая его ледяными брызгами и норовя оторвать от опоры, как моллюска, прицепившегося к скале. Холод уже не пробирал до костей – он просто был и внутри, и снаружи. Дрейка клонило в сон; он то и дело с головой окунался в стылый черный туман, просыпаясь от стука собственных зубов и глядя сквозь мутное облако туда, где над берегом всё еще скользили лучи полицейских прожекторов.
С рассветом запаянные в пластик тела Фионы и Ши Вонга наконец погрузили в специальный отсек, и три полицейских аэромобиля, взлетев над дамбой, растворились в розоватом небе. Вода прибывала; выждав еще минут двадцать, Дрейк оттолкнулся от опоры и поплыл к опустевшему причалу.
Если бы не прилив, ему вряд ли хватило бы сил забраться на бетонную площадку.
Лежа на спине и с хрипом глотая воздух, он сунул негнущиеся пальцы в карман и вытащил коммуникатор. Стекло треснуло, под экраном перекатывалась вода. Дрейк разжал руку, и набежавшая волна слизала с ладони бесполезный кусок стеклопластика.
Не сразу, но он смог подняться. Дорога через тоннель по мосту до станции заняла у него почти час. Цепляясь за поручни и с трудом переставляя ноги, он поднялся по технической лестнице на перрон и огляделся в поисках электронного табло с расписанием.
Сенсорный новостной экран ожил, среагировав на движение его головы.
Картинка была ночная: отражаясь в темных пустых окнах финансовых высоток, за металлическим декоративным ограждением полыхало здание жилого комплекса, разваливаясь на глазах. Дрейк машинально перевел взгляд на бегущую строку внизу экрана: огонь распространился так быстро, что никого из жильцов не успели эвакуировать. Прибывшие на место бригады пожарных констатировали полное разрушение здания через шестнадцать минут после возгорания; скорость распространения и сила пожара заставляют подозревать, что виной всему было взрывное устройство, установленное в одной из квартир.
«Она этого не сделает». Это был последний ход Касси в игре, после чего партию можно было уже не доигрывать. Данных из «Кэл-Корпа» больше не существует – зато у сотрудников Департамента есть запись с дронокамер соседней высотки, где он, Дрейк Холуэлл, проникает в квартиру Ванхортона – предположительно, с целью установки взрывного устройства. Теперь его даже не надо было убирать: единственный человек, знавший о расследовании Дрейка и способный подтвердить его невиновность, сгорел в собственной квартире – из-за него, Дрейка. Лестница, по которой он карабкался вверх, упиралась в Департамент, и доступ туда был закрыт для него навсегда.
Пошатнувшись, Дрейк ухватился за металлические поручни и, глядя на пылающий экран с сенсорной поверхностью для распознавания лиц, заплакал.
Глава 24. Эштон
Различать по цветам чужие мысли и намерения оказалось довольно просто. Гораздо труднее было научиться проигрывать с этим знанием.
Тело Эштона упорно отказывалось подставляться под лезвия и шипы, которых его сознание с легкостью могло избежать. Сок водяного дерева, что давали дракам перед боем, действовал как стимулятор, временно обостряя все реакции и инстинкты – в том числе и дар ищейки. Тушка Эштона беззастенчиво пользовалась этим даром для выживания, так что, выходя на Арену, он сражался не столько с противниками, прокручивавшими у себя в голове каждый шаг перед тем, как на него решиться, сколько с самим собой.
Это было утомительно. В детстве отец учил его играть в шахматы на сенсорной голографической доске, считывающей направление взгляда, чтобы передвигать фигуры. По мнению врачей, это укрепляет глазные мышцы, служа профилактикой детской амблиопии. Зрение у Эштона было отличное, а вот Элизеус Герингер быстро уставал и прерывал партию под предлогом разговора со сложным пациентом.
После того как отец уходил к себе в кабинет, Эштон еще минут сорок сидел над доской, вглядываясь в полупрозрачные фигуры, мерцающие над поверхностью, и пытаясь восстановить логику, по какой отец передвинул слона на H7 и бросил его там умирать.
Слона было жалко, а последовательность жестоких и точных действий, которая привела его на грань гибели, казалась бесчеловечной. Кончалось всё тем, что Эштон доигрывал партию за двоих, притворяясь, что намерения «противника» ему неизвестны, и стремясь сохранить жизнь как можно большему количеству черных и белых фигур. Но всякий раз к концу партии что-то внутри него выбирало какую-то одну сторону – и принималось легко и кровожадно крушить другую, реагируя на каждый замысел «соперника», как сенсорная поверхность доски – на малейшее движение глазного яблока.
Нечто подобное происходило теперь на Арене. Эштону стоило огромных усилий вести бой так, словно он ничего не знал о своих противниках. Он пробовал закрывать глаза, но его сознание продолжало видеть движение и запах чужих намерений так же ясно, как если бы он смотрел на врага в упор. Всё, что ему удавалось, – это замереть ненадолго, чтобы брошенное в него копье прошло по касательной, слегка оцарапав вздернутый спинной гребень. Но вот разъяренное этим обманом тело обычно
