Пушки острова Наварон. 10 баллов с острова Наварон - Алистер Маклин

– Задержался, чтобы полюбоваться потрясающим зрелищем.

Генерал Циммерман все ещё находился в своей машине, стоящей у парапета неретвинского моста. Он снова поднял к глазам бинокль. Но в первый раз за все время посмотрел не на запад и не на север. Он смотрел на восток, в ту сторону, где находилось ущелье. Через некоторое время повернулся к адъютанту. На лице за одну секунду сменилось несколько выражений – растерянности, непонимания и, наконец, страха.

– Вы слышали? – спросил он.

– Слышал, герр генерал.

– И сейчас слышите?

– Слышу, так точно.

– Что же это, во имя господа бога, может быть? – Он слышал, как нарастающий страшный грохот заполняет постепенно все пространство вокруг, – Это не гром. Звук гораздо сильнее. И продолжительнее. А что значит этот ветер со стороны ущелья? – генерал уже едва мог слышать свой собственный голос из-за раскатов, доносящихся со стороны ущелья, с востока. – Плотина! Неретвинская плотина! Они её взорвали! Немедленно уезжаем отсюда, – крикнул он водителю. – О, господи, да скорее же!

Машина дернулась и помчалась вперед. Но было слишком поздно. Слишком поздно для генерала, слишком поздно для его танков, рассредоточенных вдоль берега, слишком поздно для двух отборных дивизий, готовых погубить семь тысяч фанатиковпартизан, засевших в Клети Зеницы. Огромная стена воды многометровой высоты, с сокрушительной силой поднимая вверх огромные камни и выворачивая с корнем гигантские деревья, выплеснулась из пасти ущелья.

К счастью для солдат Циммермана, страх смерти и сама смерть настигли их почти одновременно. Мост через Неретву вместе с машиной самого Циммермана были сметены в одно мгновение. Огромной мощности поток накрыл танки и тысячи солдат. Когда стихия угомонилась, на берегах реки едва можно было обнаружить признаки жизни. Однадве тысячи солдат, успев подняться выше по склону, обеспечили себе, хоть и на короткое время, передышку, но две трети армии исчезли сколь мгновенно, столь и безвозвратно. За минуту, не более, все кончилось. Немецкие танковые дивизии были уничтожены. А смертоносный поток воды продолжал нестись дальше, сметая на своем пути все.

– Молю Бога, чтобы никогда не увидеть ничего подобного, – генерал Вукалович опустил бинокль и посмотрел на полковника Янци. Взгляд его не выражал ни радости, ни удовлетворения. Только усталость и сострадание.

– Человек не должен умирать такой страшной смертью, даже если это твой враг. – Он помолчал, потом продолжил: – Мне кажется, небольшая часть пехоты смогла спастись. Позаботьтесь о них, полковник.

– Я о них позабочусь, – угрюмо произнес Янци. – Этой ночью убитых больше не будет, будут только пленные. И никто больше не будет стрелять. Первый раз в моей жизни, должен признаться, я не рвусь в бой.

– Тогда я вас оставляю, – генерал устало улыбнулся. – Мне предстоит деловое свидание. На неретвинской плотине или, скорее, на том, что от неё осталось.

– С тем самым капитаном Меллори?

– С тем самым. Мы сегодня отбываем в Италию. Судя по всему, мы были несправедливы к этому человеку. Как вы думаете, полковник?

– Лично я никогда в нем не сомневался, – твердо произнес Янци.

Вукалович улыбнулся и повернулся, чтобы уйти.

Капитан Нойфельд с перебинтованной головой стоял, поддерживаемый двумя солдатами, в лощине, спускающейся к Неретве. Он неотрывно смотрел, охваченный ужасом и все ещё не веря своим глазам, на то место, где раньше было ущелье. Теперь не более чем в десяти метрах, под его ногами, с огромной скоростью несся все разрушающий на своем пути поток. Он медленно покачал головой. Постепенно до него стал доходить смысл того, что произошло, – это полное и окончательное поражение. Он повернулся к молодому солдату. Лицо солдата, как в зеркале, отражало мысли Нойфельда.

– Возьмите двух лучших лошадей и скачите к ближайшему штабу вермахта к северу от ущелья Зеницы. Сообщите им, что войска генерала Циммермана снесены потоком. Точно мы в этом не уверены, но предполагаем. Скажите им, что долина Неретвы – это долина смерти, и никого не осталось, чтобы защитить её. Передайте, что союзники могут хоть завтра начать вторжение и ни одного встречного выстрела произведено не будет. Скажите им, чтобы они немедленно передали это сообщение в Берлин. Вы слышите меня, Линдеман?

– Так точно, герр гауптман. – По выражению лица Линдемана Нойфельд понял, как мало тот воспринял из его слов, но чувствовал себя слишком усталым, чтобы повторять распоряжение. Линдеман вскочил в седло, взял под уздцы другую лошадь и поскакал вперед вдоль железнодорожного полотна.

Нойфельд проводил его почти отсутствующим взглядом:

– Ты можешь уже не спешить, мой мальчик.

Второй солдат услышал эту сказанную почти шепотом фразу, но не понял смысла.

– Простите, герр гауптман? – переспросил он.

– Слишком поздно, – Нойфельд низко опустил голову.

Меллори посмотрел в сторону ущелья, в котором все ещё бушевала вода, посмотрел на остатки неретвинской плотины и перевел взгляд на мужчин и женщину позади себя. У него не было сил говорить.

Андреа, весь в ушибах и синяках, с наспех перевязанной и все ещё кровоточащей рукой, вновь демонстрировал чудо перевоплощения: посмотрев на него, никто не посмел бы сказать, что ещё десять минут назад этот человек был на грани смерти. Он держал на руках по-прежнему бесчувственную Марию. Девушка приходила в себя, но очень медленно. Миллер заканчивал бинтовать Петара. Его раны позволяли надеяться на лучшее. Затем он обернулся к Гроувсу. Несколько минут внимательно осматривал его, затем поднялся.

– Мертв? – спросил Меллори.

– Мертв.

– Мертв, – повторил Андреа, горько усмехнувшись. – Он мертв, этот мальчик, и поэтому мы живы.

– Он был обречен, – произнес Миллер.

– И Рейнольдс, – голос Андреа звучал невыразимо устало. – Он тоже был обречен. Что ты ему сказал сегодня, мой дорогой Кейт? Что надо жить сегодняшним днем? Вот он и прожил этот день, вернее, ночь. В эту ночь он спас мне жизнь – дважды. Он спас жизнь Марии. Он спас жизнь Петара. Но он не смог спасти свою. Мы умнее, мудрее, опытнее и старше. И вот старые остались в живых, а молодые ушли из жизни. Так было уже много раз. Мы смеялись над ними, оскорбляли их своим недоверием, потешались над их молодостью и неопытностью… – Неожиданно нежным жестом он убрал с лица Марии светлые волосы, и она улыбнулась ему. – А в конце концов они оказались лучше, чем мы…

– Может быть, они и были лучше, – откликнулся Меллори. Он посмотрел на Петара и грустно покачал головой: – Мертвы трое – Гроувс, Рейнольдс и Саундерс. Погибли, так и не узнав, что Петар был руководителем британской разведки на Балканах.

– Им многое не суждено было узнать, – Миллер провел рукавом по глазам. – Так люди и умирают, ничего не узнав, так и умирают.

ЭПИЛОГ

Вновь капитан Дженсен и генерал-лейтенант британской армии находились в штабе, в Термоли. Но на этот раз они не ходили нервно из угла в угол. Время переживаний закончилось. Они, конечно, выглядели усталыми, черты их лиц потемнели и заострились. Но напряжение исчезло, тревога тоже. Если бы они не сидели, удобно устроившись в мягких креслах, а ходили по комнате, можно было бы подумать, что разрабатывается новая операция. В руках они держали бокалы.

Дженсен сделал глоток виски и улыбнулся:

– Я думал, место генерала – впереди войска.

– Не в этот раз, капитан, – мягко отозвался генерал. – В 1944 году мудрые генералы остаются позади своего войска, далеко позади. Кроме того, танковые дивизии движутся с такой скоростью, что я вряд ли смог бы их догнать.

– Неужели так быстро?

– Быстро, но, конечно, не так, как австрийские и немецкие дивизии, которых спешно перебрасывают с линии Густава к югославской границе. Вот те движутся действительно очень быстро. – Генерал позволил себе большой глоток и удовлетворенно улыбнулся. – Полный разгром. Окончательный и бесповоротный. В общем, можно сказать, ваши люди потрудились на славу.

Оба, генерал и капитан, повернули головы, услышав деликатный стук в дверь. Затем тяжелая, обитая кожей дверь открылась и вошел Меллори, а следом за ним Вукалович, Андреа и Миллер. Все были небриты и выглядели так, как будто не спали неделю. У Андреа рука была на перевязи.

Дженсен встал, осушил свой бокал, поставил его на стол и произнес, обращаясь к Меллори, бесстрастным тоном:

– Много крови пришлось пролить? Меллори, Миллер и Андреа переглянулись. Последовало долгое молчание, затем Меллори произнес:

– Иногда приходится это делать.

Петар и Мария, взявшись за руки, лежали бок о бок на сдвинутых вместе кроватях в военном госпитале в Термоли. Вошли Меллори, Миллер и Андреа. Впереди всех шел Дженсен.

– Прекрасные отзывы о вас обоих. Был рад это услышать. Я привел ваших друзей… Наверное, вам надо проститься.

– Что за порядки в этом госпитале? – возмутился Миллер, – Где армейская честь и мораль? У них что, нет отдельных палат для мужчин и женщин?