Темное эхо - Ф. Коттэм

Такова была логика Сузанны. Ее разумное обоснование, выработанное за рулем прокатного автомобиля по дороге в Кале сквозь французский дождь. Она рассмеялась. Когда на соседнем сиденье лежит сверток с реликвией, когда ноздри до сих пор щекочет запах крови убийц, присланных от «Мартенса и Дегрю», она не нашла ничего лучше, чем рассмеяться. Потому что иначе придется просто разрыдаться. Ее логика принадлежала миру кошмаров, и сам кошмар еще далеко не кончился.

Вернувшись к Нортумберленду и Делоне, Сузанна все же расплакалась, передавая находку.

— Монсеньор, отчего эта вещь столь важна?

— Сим копьем умертвили Иисуса.

Это она знала. Помнила историю. Римляне распяли Христа, и пока он висел на кресте, изнывая в долгой агонии, один из римских солдат взял копье и пронзил им его бок, жестоким актом милосердия источив последнюю каплю жизни. Однако христиане не верили в милосердие убийства. По смерти Иисуса этот римлян, коего звали сотник Лонгин, раскаялся и сам принял христианство. Однако этот факт Сузанна не считала значительным.

— Прободение копьем ознаменовало собой последний момент жертвы Господней, который отдал собственного сына на заклание во имя человека, — сказал Делоне. — Это единственный физический артефакт, который дошел до нас от Искупителя. Лезвие пронзило его плоть, было омыто кровью Христовой.

— Да, но разве не имеется гвоздей от того распятия? А как же деревянные фрагменты, которые сохранились от истинного креста?

Делоне улыбнулся. Покачал головой.

— Средневековые фальшивки, — сказал он. — Подделки, состряпанные ради обогащения нечистоплотных людей за счет тех, кто отчаянно нуждается в вере. Но вот это… — Он поцеловал металл.

В чем бы ни заключалась подлинная причина значимости этого копья, Сузанна не питала никаких сомнений относительно его власти. Имелись и другие реликвии, претендующие на роль Копья Лонгина. Например, в музее Кракова. Еще одно копье Гитлер перевез в Германию из Австрии после аншлюса Вслед за падением Берлина генерал Паттон предпринял все усилия, чтобы его найти. Однако истинной реликвией было вот это лезвие. Доказательством служил сам факт чрезмерно длительного существования Сполдинга вкупе с его пагубным влиянием. Она вспомнила про ту вещь, которую нашла в коробке Джейн и вчера ночью спрятала в гостевой комнате семинарии.

— Монсеньор, я прошу вас освятить вот это.

Он нахмурился.

— Не могу.

— Но вы должны…

— Сузанна, я благословил яхту. И что из этого вышло?

— И все же, я прошу вас. Сейчас дела пойдут иначе. Изменились обстоятельства. Я сама их изменила, собственными руками. И сделайте это лезвием копья, взяв его в руку. Сделайте это… Ради Магнуса и Мартина.

Священник поколебался, но затем кивнул, смягчившись. И когда все закончилось, Сузанна на восемь часов погрузилась в беспокойный, мучительный сон, где видела заживо погребенных женщин, истекавших кровью.

Сузанна знала, что яхта подойдет к берегу в ночи. Сполдингу нравилось считать себя солнечным богом, ярким бульварным франтом «Джазового века», который вслух читает стихи, обладает сияющей утонченностью и ошеломляет белоснежной невинностью улыбки. Это был щеголь — богатый, щедрый и влиятельный благодаря умелым знакомствам. Однако при всем при этом он являлся созданием ночи. Вещью, принадлежащей дьяволу. Вся его наиболее выдающаяся работа была проведена во мраке. «Иерихонская команда», которая первой сделала ему имя и позволила получить статус в обществе, носила ночной характер. Лишь после того как солнце садилось, «иерихонцы» выползали из своих ям, чтобы убивать и калечить. Такими же были и его личные привычки и предпочтения. Землю в саду на Роттен-роу он рыл в темноте, в этом Сузанна ничуть не сомневалась. Потехе Сполдинг отводил день, а делу — ночь. При свете дня он играл в гольф с Томми Риммером в Саутпорте или сидел на ипподроме в Эйнтри, а ночи отдавал убийствам и ритуалам. Словом, окутанная саваном тумана, яхта неслышно пристанет к берегу, когда солнце будет сиять на цротивоположной стороне мира.

Сузанна стояла в ожидании на ночном пляже в Биркдейле. В полнейшем одиночестве. По правую руку искорки света обрисовывали контур пирса. В пальцах она крутила пенни из 1927 года, ставший ее талисманом. Кажется, встреча со счастливой монеткой произошла немыслимо давно. Этот пенни она получила вон на том пирсе, но носила его словно бы вечность, хотя на деле едва минула пара дней. На горизонте, за песчаным пляжем и полоской залива, проглядывались огни морской бурильной платформы. Отсюда, с расстояния многих миль, она виднелась неясным светлым пятнышком, хотя установленные на ней прожектора наверняка оснащены колоссально могучими электрическими лампами. Но вот этого плотного песка их свет едва-едва достигал.

Сузанна помучилась ожиданием еще с минуту, а затем на нее обрушилось осознание всей бесполезности этого занятия. Яхта не появится. Она затонула в бездонных, ко всему безразличных пучинах Северной Атлантики, потому что в момент катастрофы ее беспомощная команда была потеряна в обоюдной, безнадежной иллюзии. Сузанна не способна сражаться с Гарри Сполдингом. Он призрак и чудовище. У нее нет таких средств, которыми можно было бы его встретить и побороть. Нет ни сил, ни знаний. Ее колени подкосились, заставив рухнуть на землю. Сузанна и не пробовала подняться. Песок был мягким и до сих пор исходил теплом после долгого и жаркого летнего дня. Небольшое утешение, проникавшее в кожу через одежные покровы. Сузанна сквозь пальцы пропустила поток крошечных, неисчислимых песчинок. Скорее можно догадаться об их точном количестве, чем противостоять Гарри Сполдингу…

Сузанна расплакалась. Повернулась к морю и попыталась сморгнуть слезы — на горизонте все расплывалось. Она вытерла глаза обратной стороной ладони, однако облако исчезать отказывалось. Хотя нет, речь шла вовсе не об облаке. На Сузанну шла волнистая полоса тумана, которая словно перекатывалась через себя, разрастаясь с каждой секундой. Неумолимо и молчаливо серая пелена сближалась с берегом. Сузанна с опаской поднялась на ноги. Шмыгнула носом. Отряхнула песок с ладоней. Покрепче сжала счастливый пенни и вцепилась в ремень сумки на плече. Осмотрелась было вокруг, однако шестым чувством поняла, что здесь она находится в полнейшем одиночестве. Сузанна пошла в ту сторону, куда, судя по всему, стремился попасть туман. Песок под ногами постепенно плотнел, пока наконец не превратился в неподатливую, запекшуюся на солнце массу, исчерченную рисунком последнего отлива. А вот сейчас надвигался прилив. И «Темное эхо» шло к берегу на этой волне.