Римский сад - Антонелла Латтанци
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такси остановилось перед красными воротами. Франческа заметила, что во дворе собралась целая толпа. Жильцы.
Они собираются убить ее и ее дочерей?
Сохраняя ясность мысли, она попросила таксиста подождать — это ее спасительная соломинка. Обитатели кондоминиума не смогут расправиться с ними на глазах свидетеля.
Франческа вышла и взяла девочек с собой — она не доверяла и таксисту, не верила, что тот не похитит их, не изнасилует, не убьет.
Некуда бежать.
Она вытащила из сумочки телефон. Набрала номер Массимо.
Во дворе заметили остановившуюся машину, и вся толпа разом уставилась на вышедших из нее пассажиров.
Они тут из-за меня. Они готовы. Они собираются напасть. — Беги, Франческа!
Наперерез ей двинулась Колетт.
10
Свидетель, у тебя есть свидетель, здесь они не могут вас убить. Франческа крепко обняла дочерей.
— Карло мертв, — рыдая, произнесла Колетт и обняла ее.
Его сбила машина сразу за границей «Римского сада». Потрясенный водитель сообщил, что подросток появился из ниоткуда на виа Остиенсе. «Он переходил дорогу и не смотрел по сторонам, — повторял мужчина, — шел быстрым шагом». Сразу за границей «Римского сада». Как будто это проклятое место мешало ему уйти. Хоть раз ты на моей стороне, «Римский сад». Чудовище уничтожено.
Впервые в жизни Франческа поняла, что значит радоваться чьей-то смерти. И не нашла в этом ничего ужасного. Закон оказался не на ее стороне, но Карло сам отыскал единственно правильный выход. Умер, расплачивясь за то, что сделал с маленькой Терезой. Умер, спасая от себя ее дочерей. Во что превратил меня этот квартал?
Соседи, до сих пор считающие ее одной из них, рассказывали ей новости — общий огород, кофе у меня и у тебя, собрания, — и Франческа жадно впитывала все это, надеясь уловить что-то иное. Но нет, будто ничего не произошло. Она для вида погоревала об общей потере. И повела девочек домой. Их ждут покой, свобода.
Да, но в тюрьме сидит невиновный человек. И Франческа не защитила его — она действительно стала одной из них, одной из жильцов кондоминиума. И тем вечером она слово в слово задавала злобные вопросы Колетт. Почему у тебя нет детей? Почему у тебя нет женщины? Почему ты не можешь быть нормальным? Почему ты не можешь быть таким, как все? Фабрицио поклялся, что не имеет никакого отношения к смерти Терезы. Как я моги тебе верить, если я тебя не знаю? Да, она так ему и сказала — я тебя не знаю. Ты меня знаешь, Франческа. Ты единственная меня знаешь. Но она ему не поверила. Она сама так сказала, она, которая считала себя особенной, лучше, чем все эти, которая клялась, что не бросит его.
Но, оказалось, она как все. Даже хуже.
Франческа открыла дверь, с горечью думая о маленькой Терезе, которая умерла в руках Карло. Казалось, она поворачивала ключ в замке целую жизнь назад. И дом, с тех пор как она предала Фабрицио, больше не разговаривал с ней. Она огляделась. Что мне теперь делать?
«Франческа», — ее имя эхом заметалось между белыми стенами, отскочило от книжного шкафа, от телевизора, растаяло на полу, оставив после себя влажное пятно.
«Дом, — сказала Франческа, чувствуя, как сердце колотится в горле. — Ох, дом. Ты вернулся. Фабрицио невиновен, понимаешь? Он невиновен, и он в тюрьме! Я ему не поверила».
«Франческа, успокойся», — сказал дом.
Франческа послушалась. Кого еще ей слушать?
«Сядь на диван, включи телевизор, дыши».
Франческа села на диван, включила телевизор.
«Попробуй расслабиться на минутку».
«Расслабиться?» — из телевизора донеслись голоса, появилось изображение, и туман в ее голове медленно рассеялся. Младший сержант в полицейском участке… что он ей сказал?
«Синьора, когда вернетесь домой, посмотрите новости».
В прямом эфире прошла пресс-конференция представителей полиции. Все обвинения с Фабрицио сняты.
Свидетельские показания детей были подвергнуты серьезной проверке. Которую не прошли. СМИ широко комментировали новость. Например, вполне обоснованно утверждали, что жители «Римского сада» промыли мозги своим детям: они были настолько убеждены, что в преступлении виноват Фабрицио Манчини, что настроили против него своих собственных детей. В пример приводили тысячи подобных случаев. «Кто-то из родителей неправильно понимает слова своего ребенка. И начинает нервничать понапрасну. Убеждает себя, что за словами сына или дочери скрывается нечто большее. Ребенок, ощущая тревогу родителя, тоже начинает волноваться. И, в свою очередь, убеждает себя, что то, о чем говорит родитель, действительно произошло. Он не выдумывает, а принимает на веру слова взрослого. И как только это случится с одним ребенком, убедить других не составит труда. Так рождается чудовище».
Да. Таких случаев известно много. Но немало и других случаев, когда дети говорили правду. А их не услышали. И не помогли им. «МЫ ТОЧНО УВЕРЕНЫ, ЧТО ВСЕ ИМЕННО ТАК И ПРОИЗОШЛО?????» — написал один пользователь в «Твиттере», крича о заговоре. Что бы Франческа ни думала, сеть уже наполнили оскорбительные высказывания в адрес карабинеров и обвинения их в некомпетентности.
Так вот что имела в виду старший сержант Борги, когда сказала, что преступник определенно на свободе! Возможно, поэтому она так жестко разговаривала с Франческой. Наверное, старший сержант по телефону получила подтверждение, что Фабрицио невиновен, и приняла Франческу за одну из экзальтированных психопаток, которые отправили своих детей на передовую и использовали их как оружие в своей войне.
Оправдан! Ее разум был похож на карусель, и эта карусель вознесла к небу и Франческу, и ее дом, и «Римский сад», и Италию, и Землю, и всю Вселенную — вверх, на невообразимую высоту, в безбрежность пространства. Момент чистого счастья, когда метатель ножей переводит дыхание, вытирает лоб, оглядывается, и ты понимаешь, что трюк завершился. Больше он ничего в тебя не бросит. Он устал или ему все равно. А ты еще жив.
Фабрицио. «Невиновен», — сказал дом.
— Мама, я голодная, — заныла Анджела.
— Конечно, дорогая, я приготовлю тебе что-нибудь поесть.
«Разыщи Фабрицио», — сказал дом.
— Мама, мама, мама, мама! — завопила Эмма.
— Я иду, милая.
«Разыщи Фабрицио, — сказал дом. — Скажи ему, что ты совершила самую большую ошибку в своей жизни».
— Горячо, мама. Подуй! —
