Благословенный Камень - Барбара Вуд

Уинифред не удивилась, узнав, что Агнес ушла на монастырское кладбище. Она ходила туда каждое воскресенье вот уже шестьдесят лет. Теперь она должна с ним попрощаться.

Старая монахиня стояла на коленях подле крошечной могилки, расположенной в тени вяза, листья которого недавно поразила головня. Она обрывала засохшие листья скрюченными от артрита пальцами. И плакала.

Уинифред опустилась на колени рядом с ней, перекрестилась и, закрыв глаза, стала молиться. В земле в крошечном гробике лежал прах младенца, прожившего всего несколько часов. Шестьдесят один год назад, во время набега норманнов на Портминстер, девушку и ее двоюродных сестер настигла у реки банда викингов. Остальные смогли убежать, а Агнес поймали и изнасиловали. Когда через несколько недель она обнаружила, что беременна, ее отправили в монастырь Святой Амелии, потому что, по мнению отца, она опозорила их семью. Монахини ее приняли, но ребенок прожил недолго. Похоронив его здесь, на монастырском кладбище, Агнес осталась в монастыре и больше никогда не виделась с семьей. Она приняла постриг и стала обучаться искусству расписывать миниатюры, и каждое воскресенье на протяжении всей своей последующей жизни изливала свою любовь на могилку с простой надписью: «Джон — ум. в 962 г. от Р.Х.».

Прищурившись, она разглядывала голые ветки, размышляя, почему Господь решил поразить дерево головней именно теперь — листья дождем опадают на крошечную могилку и через несколько часов полностью ее засыплют. Когда сестры уедут, некому будет убирать с могилки листья больного дерева.

— Скоро моего крошку Джонни совсем засыплет, и все о нем позабудут. — Рядом с могилкой уже лежал ворох листьев, которые Эндрю позже собирался сжечь. Только Эндрю здесь не будет: он переезжает в новый монастырь вместе с ними.

Уинифред помогла пожилой монахине подняться на ноги.

— Эндрю говорит, что новый монастырь очень большой, — сказала Агнес.

— Это так, сестра Агнес, кроме того, он новый и красивый. И… — она сквозь слезы всмотрелась в пораженный ржой клен, — все деревья там здоровые и зеленые.

— Я никогда не научусь ориентироваться в нем.

Те же самые опасения высказывали и другие сестры. Уинифред и сама опасалась, как она будет передвигаться по лабиринтам коридоров, дворов и строений нового монастыря.

— И я больше никогда не смогу рисовать, — сказала Агнес, вытирая слезы.

— Пришло время отдохнуть. Вы всю свою жизнь отдали служению Господу.

— На покой можно отправлять старых кляч, — капризно сказала Агнес. — Неужели от меня уже нет никакой пользы? Я пока вижу. И еще могу держать кисть. Чем мне тогда заняться? И кто присмотрит за моим крошкой Джонни?

— Пойдемте, — мягко сказала Уинифред. — Нам пора.

Они собрались в капитуле, большую часть которого занимал громадный камин, построенный двести лет назад матерью-настоятельницей, которая была особенно чувствительна к холоду; и ее богатый брат оплатил этот очаг, слишком большой для этой комнаты, но не позаботился о дровах и угле, поэтому камином перестали пользоваться. На массивной каминной полке были вырезаны слова Христа, которым всю жизнь старались следовать Уинифред и ее сестры: «Mandatum novum do vobis; ut diligatis invicem» — «Новую заповедь дало вам, да любите друг друга».

Леди Милдред оплакивала гигантский сотейник, который оставляла здесь. В нем годами ничего не готовили, потому что количество обитателей монастыря значительно сократилось.

— Это добрая посуда, — хныкала она. — Она кормила нас долгие суровые зимы. Мы не должны бросать ее.

— Она слишком большая, сестра, — терпеливо успокаивала ее Уинифред. — Мы не сможем взять ее с собой. Может быть, позже мы отправим за ней кого-нибудь из мужчин.

Но на лице леди Милдред было написано сомнение, и она продолжала бросать в сторону кухни горестные взгляды, как будто там осталось ее дитя.

Снаружи доносились крики людей и цокот лошадиных копыт. Вбежал Эндрю с побелевшим лицом, лепеча что-то про набег. Уинифред бросилась к нему, но в это время в комнату ворвался еще один человек, его лицо горело от бешеной скачки. Поверх кольчуги у него была эмблема аббатства, в руках он держал алебарду.

— Прошу прощения, — проговорил он, задыхаясь. — На нашу местность напали викинги, меня послали, чтобы я забрал всех в аббатство, где вы будете в безопасности.

— Викинги! — Уинифред перекрестилась, остальные завыли.

Он кратко сообщил им, что произошло: норманны высадились у Брир-Пойнта и коротким путем направились в монастырь Истинного Креста. И судя по отрывочным слухам, они разорили его и сожгли. Эндрю ничего не знал о судьбе паломников и сестер, ему только было известно, что матери Розамунде удалось убежать и добраться до аббатства, откуда и подняли тревогу.

— Она рассказала, что ее монахини, сбившись в кучу, спрятались в часовне, но дьяволы нашли их и перерезали прямо на месте, как гусей в загоне. А меня послали за вами. Собирайтесь быстрее, у нас нет времени.

— Но ведь до аббатства не близко! — запротестовала Уинифред. — А что если по пути мы столкнемся с викингами?

— Ну, уж здесь вам и вовсе опасно оставаться, мать-настоятельница, — нетерпеливо ответил мужчина. — Поторопитесь! Я буду вас сопровождать. Поедем на его фургоне. — Он имел в виду человека, которого наняли, чтобы перевезти их в новый монастырь.

Пока сестры плакали и метались, объятые паникой, Уинифред соображала. Захватчики не стали нападать ни на портовый город, ни на аббатство, а прямиком направились в беззащитный монастырь. Так что же помешает им повернуть в сторону Святой Амелии в расчете еще на одну легкую добычу? Тогда солдаты обязательно наткнутся прямо на них со своими беспомощными подопечными.

Интуиция подсказывала ей, что безопаснее оставаться здесь. Ехать по дороге, на которой они могут встретить викингов, — просто самоубийство, а если они останутся в Святой Амелии, то, может быть, солдаты Освальда отправятся в погоню за захватчиками и, возможно, успеют разгромить их.

Нащупав в кармане голубой камень, Уинифред вспомнила, с каким мужеством встретила свою судьбу святая Амелия, как отказалась покориться своим мучителям. Она не просто ослушалась приказаний какого-то аббата — она восстала против римского императора.

— Нет, — сказала вдруг Уинифред. — Мы остаемся здесь.

Гвардеец выпучил глаза.

— Вы с ума сошли? Вот что, я получил приказ и намерен его выполнить. Я прошу, быстро все полезайте в фургон.

Но его как будто никто не слышал. Пожилые монахини и две дамы сгрудились вокруг своей настоятельницы, как цыплята вокруг наседки, вопросительно глядя на нее. Уинифред вспомнила, как много лет назад, когда была еще молода, ходили слухи о том, что викинги напали на деревню на севере побережья. Крестьяне собрались тогда в церкви, сгрудившись в одну кучу. Викинги подожгли здание, и все, кто находился внутри, погибли. И еще она вспомнила, как в детстве, когда жила еще в родительском доме, они с братьями и сестрами жались друг к дружке во время грозы. «Мы не должны сбиваться в кучу — именно этого они от нас и ждут».