В стране приключений. Вып. 1 - Эдмонд Гамильтон

— Постоим еще, — сказала она, приказывая или умоляя.

И вдруг послышался треск. Они встрепенулись и увидели, как каштан, не успевший еще прикрыться зеленью, вырывая корни с комьями земли, падает прямо на них. Женщина застыла на месте, глаза ее были широко раскрыты. Мужчина отскочил в сторону. Таксист выплюнул сигарету и замер.

Дерево с тяжким стоном упало.

Нина, не оглядываясь, шла по тропинке между могилами.

И он знал, что видит ее в последний раз.

Николай Курочкин

Химера из МОХЕРа

Детство и юность Женя Рысьев провел на Крайнем Севере: папа у него был геолог, а мама олений врач, ветеринар. Сейчас там, на Севере, есть все, могучие самолеты доставляют даже нежные, малотранспортабельные бананы — и даже на Северный полюс и в Ванкарем. А когда Женя рос, его самой заветной мечтой было попробовать свежий персик или, скажем, ананас. Яблоки он ел у бабушки в Тамбове, а вот персики…

Тогда, в школе, заваленной снегом до второго, на чердаке, крылечка, ему казалось, что самый простой путь к персикам — стать ученым и придумать «Машину обратного хода». Такую, чтобы покрутил ручку, загрузил повидлом — и с другого конца посыпались фрукты! Или загрузил шоколадом — а из машины какао-бобы! Представляете?

Позже Женя сообразил, что куда проще было бы кончить не инженерно-физический, а обыкновенный инженерно-строительный институт и завербоваться куда-нибудь в Африку строить школы и больницы — и повидал бы всего, и тропических фруктов бы наелся на сто лет вперед. Потом он попал в семинар гениального Зайкина и догадался, что ведь можно и машину построить. Конечно, энергии она должна жрать столько, что не совсем даже ясно, для чего ее было бы неубыточно применять. Но в принципе, используя «Заяц-эффект» и модулирование темпорального поля по Филиппову-Чандратилаку…

Гениальный Зайкин поднял левое плечо, прижал к нему левое ухо, пожевал губами и сказал:

— А что? В принципе, пожалуй… И даже интересно. Но мне страшно подумать, какой тут математический аппарат придется использовать! А вообще…

Энтузиазм — штука заразная. А если к нему еще сибирский характер прибавить и положительный отзыв самого Зайкина, то невозможное — и то можно осуществить. А уж если не совсем невозможное… В общем, Рысьев нашел и математиков, и техников, и темпоральщика, хотя темпоральщиков вообще-то во всем мире было человек восемь, ну от силы девять. Не считая, конечно, порвавшего с наукой и ушедшего в буддийскую обитель Чандратилака и пропавшего без вести в темпоре Ласло Фезекаша, любимого ученика покойного Филиппова. И идея начала обрастать чертежами, тетрадями расчетов, пакетами программ и дисками магнитной машинной памяти.

На попутно открытых и случайно подмеченных в ходе работы над Машиной эффектах соратники Рысьева и сам он защитили дипломы и диссертации, жены им попались терпеливые и к бзикам мужей снисходительные, вот только никак не придумывалось, что бы оправдало колоссальные траты энергии, а значит, чем оправдывать создание нового НИИ перед Академией?

Прослышав о Машине, ответственные товарищи из Министерства Вторичных ресурсов наведались в институт Зайкина, но познакомившись с энергобалансом процесса Рысьева, заскучали и распрощались. При всей сложности и напряженности с ресурсами тратить столько энергии на восстановление однажды использованного? Тем более, что Рысьев обещал на первом этапе получение только материалов, а не изделий: скажем, из металлолома он мог сделать металл в слитках или, в лучшем случае, в заготовках, но не детали. Вот попозже…

Склонный к авантюризму тополог предложил пообещать воскрешение покойников и омоложение пожилых в отдаленной перспективе — мол, тогда найдется поддержка и помещение, и ставки. Но Рысьев не умел врать, а к тому же Зайкин сказал: «Там дадут вам помещение и ставки, неизвестно, а вот из своей фирмы я вас немедленно выкину. Ишь, алхимики выискались! Научитесь работать с неодушевленными предметами сначала. А то моду взяли соблазнять инстанции эффектами, которых сами не знаете как добиться».

Через четыре года Зайкин умер. На смертном одре великий ученый вел себя достойно, каждому из учеников дал по последнему ценнейшему совету, а Рысьеву сказал: «Женя, обещай мне не связываться с омоложениями и так далее. Твоя машина сможет сделать из одушевленного неодушевленное — и только. Я не могу это доказать, но чувствую, что так будет. Все. Прощай».

Зайкин великим потому и был, что иногда чувствовал там, где другие ни доказать, ни почувствовать не могли…

Тополог без ведома Рысьева поместил в «Юном технике», «Науке и жизни» и «Вечернем Новосибирске» такое объявление: «Открытый конкурс на лучшее примененное Машины Обратного Хода конструкции Евг. Рысьева!!! Первая премия — туристическая путевка „Глубочайшие пещеры нашей страны“, вторая премия — видеомагнитола „Бердск-360001“! Предлагаем читателям подумать, в какой отрасли науки или народного хозяйства можно применить машину МОХЕР-1, возвращающую заложенные в нее любые предметы в предыдущую фазу их существования (например, мебель — в доски и бревна, хлеб — в муку и т. д.), причем затраты энергии прямо пропорциональны массе предметов и квадрату затрат энергии на создание предмета, либо на перевод в настоящее состояние». Адресов он указал два: служебный — НИИ им. Зайкина и домашний — своего аспирантского общежития. Писем пришло две с чем-то тысячи! Победили полковник в отставке и ученик спецшколы с музыкально-хореографическим уклоном: они предложили использовать «МОХЕР-1» в археологии и в искусствоведении.

— И как мы сами не доперли?! — завывал тополог. — Ведь так просто — от утильсырья повернуться к нетленным ценностям культуры! Ведь только в гуманитарных областях есть бесценное, ради чего с затратами не считаются! И чего я им пообещал «Бердск», когда у меня «Грюндиг» есть? Такую машину придется отослать!

— А путевки тебе не жалко? — спросил Рысьев.

— A-а, подумаешь, путевка! Я у нас в институте староста спелеологической секции и притом вдобавок — культмассовый сектор, я этих путевок хоть три могу достать, они неходовые. А где я «Бердск» тридцать шесть — четыре нуля первой модели достану? Идиот! — и тополог крепко, с сердцем, треснул себя кулаком по башке.

Рысьев, как мог, утешал соратника, потом, видя, что это не помогает, поехал клянчить командировку в Москву, в Отделение культуроведения Академии Наук.

И через полтора года Рысьев вспомнил этот день и сказал топологу: «Зря ты тогда убивался, старик. Зато теперь будешь зав. отделом математического обеспечения. Разве плохо? В двадцать семь лет — завотделом?»