Алексиада - Анна Комнина

В тот момент, как это страшное чудовище приближалось к стене, воины Алексея – стратига города Диррахия – тоже не теряли времени даром. Пока Боэмунд за стенами города сооружал свою машину – эту не знающую препятствий гелеполу, они в свою очередь в стенах города готовили ей противодействие. Заметив высоту этой самодвижущейся башни и то место, где ее установили после снятия колес, они вбили напротив этого деревянного сооружения четыре огромных бревна, поднимавшихся наподобие подмостков от четырехугольного основания. Затем они соединили настилами стоящие друг против друга бревна и подняли свое сооружение на локоть выше деревянной башни за стеной. Со всех сторон это сооружение осталось открытым (оно не нуждалось в защите) и только сверху было покрыто крышей. Воины Алексея подняли на верхний ярус открытой деревянной башни «жидкий огонь» с намерением метать его в стоявшую напротив них машину. Но ни замысел, ни его исполнение, казалось, не могли привести к полному уничтожению вражеской машины, ведь огонь, сброшенный на нее, лишь коснулся бы поверхности башни. Что же они изобретают? Они наполняют пространство между деревянной и городской башней всевозможным легко воспламеняющимся материалом и обильно поливают его потоками масла. Ко всему этому они поднесли огонь – головни и факелы. Некоторое время огонь лишь теплился, а затем после короткой вспышки разгорелся в большое пламя. Сделали свое дело и брызги «жидкого огня». Огонь охватил это целиком де-{347}ревянное сооружение; раздался треск, и страшно было глядеть на это зрелище. Огромное пламя можно было видеть на тринадцать стадий в окружности. Громкие крики и невероятная сумятица поднялась среди находившихся внутри башни варваров, одни из них, охваченные пламенем, превращались в пепел, другие бросались сверху на землю. Страшный шум и невероятная сумятица начались и среди тех варваров, которые находились вне башни[1320].

4. Это я хотела рассказать о громадной деревянной башне и штурме города варварами. Вернемся вновь к императору. С наступлением весны[1321] Августа из Фессалоники вернулась в царственный город, а самодержец, продолжая путь, прибыл через Пелагонию в Девол, расположенный у подножия тех труднопроходимых горных проходов, о которых я уже говорила.

Задумав новый план борьбы с варварами, Алексей решил отказаться от открытого сражения. Поэтому, не желая вступать в рукопашный бой, он оставил неприступные долины и непроходимые дороги в качестве нейтральной зоны между обоими войсками и расположил крупные силы под командой преданных ему людей на гребнях холмов. Он разработал новый план действий, согласно которому его люди не должны были иметь возможности легко добираться до Боэмунда и оттуда к ним не могли доставляться письма и передаваться приветы, ведь благодаря этим последним очень часто завязывается дружба. А отсутствие общения, как говорит Стагирит, разрушило много дружеских союзов[1322]. Зная Боэмунда как человека, исполненного коварства и энергии, Алексей, хотя и желал, как говорится, сразиться с ним лицом к лицу, тем не менее не переставая измышлял иные способы и средства борьбы.

Мой отец-самодержец не боялся опасностей и много их испытал на своем веку. Однако он во всем руководствовался разумом и, несмотря на свое горячее желание вступить в бой, по названной уже причине стремился одолеть Боэмунда иными средствами. Ведь, как мне кажется, полководец не должен во всех случаях стремиться оружием одержать победу, но иногда, когда время и обстоятельства это позволяют, может для завоевания полной победы прибегнуть к хитрости. Насколько мне известно, полководцы часто обращаются к помощи не только мечей и сражений, но и мирных договоров. Да и вообще бывают случаи, когда врага лучше одолеть коварством. Вот и тогда самодержец, по-видимому, затевал хитрость.

Желая вызвать разногласия между графами и Боэмундом, потрясти или же вовсе разорвать их боевой союз, он, как на сцене, разыгрывает следующее. Алексей призывает к себе се-{348}васта Марина из Неаполя (этот Марин происходил из рода Маистромилиев[1323]; обманутый лживыми словами и обещаниями, он в то время не слишком твердо придерживался клятвы, которую дал императору, тем не менее самодержец решился открыть ему свой тайный замысел относительно Боэмунда), вместе с ним Рожера (это знатный франк) и Петра Алифу, мужа, знаменитого своим воинским искусством, соблюдавшего непоколебимую верность самодержцу. Призвав их к себе, Алексей попросил у них совета, как лучше всего одолеть Боэмунда, а также спросил их о наиболее преданных Боэмунду людях, которых тот любит и ценит. Узнав о них, Алексей сказал, что нужно всевозможными хитростями привлечь этих людей на свою сторону. «Если нам удастся, мы с их помощью внесем раздор во все кельтское войско», – вот что сообщает император уже упомянутым мужам. У каждого из них он просит по одному человеку из числа наиболее преданных и умеющих держать язык за зубами слуг. Они сказали, что с готовностью отдадут ему своих лучших слуг.

После того как люди явились, Алексей, как на сцене, разыгрывает следующее: он составляет как бы ответные письма к некоторым наиболее близким Боэмунду людям, изображая дело так, будто бы те писали Алексею, домогались его дружбы и открывали ему тайные замыслы тирана. Он посылает им эти письма[1324], будто бы выражая свою благодарность и благосклонно принимая их преданность. Этими людьми были:

Гвидо – родной брат Боэмунда, некий славный муж по имени Коприсиан[1325], кроме того, Ричард и Принципат[1326], храбрый муж, занимавший высшие должности в войске Боэмунда, и многие другие. Этим людям направил Алексей фальшивые письма.

Ни от кого, ни от Ричарда, ни от кого другого не получал император никаких писем с изъявлениями верности и преданности. Он сам по собственному почину сочинил все письма. Эта инсценировка имела следующий смысл: если слух о предательстве столь высокопоставленных мужей, которые будто бы отвернулись от Боэмунда и перешли на сторону императора, дойдет до ушей тирана, тот сразу же придет в неистовство, проявит свою варварскую природу, станет с ними дурно обращаться и вынудит их порвать с ним. Таким образом, благодаря ухищрению Алексея они сделают то, что им самим даже не пришло бы в голову: восстанут против Боэмунда. Как я полагаю, стратиг знал, что вражеское племя сильно тогда, когда оно едино и спаяно, но бунтующее и разделенное на враждующие партии, оно становится слабее и представляет {349} собой легкую добычу для противника. Таков был глубокий замысел самодержца, и в этих письмах содержалось затаенное коварство.

Свой замысел Алексей приводит в осуществление следующим образом. Он посылает фальшивые письма, приказав гонцам вручить каждому латинянину предназначенное ему письмо. В этих посланиях он не только выражал благодарность, но и сулил подарки, царские дары и давал многочисленные обещания. Алексей увещевал их и в будущем сохранять и проявлять преданность ему и не иметь от него никаких тайн. Алексей также отправил вслед верного человека с приказом скрытно следовать за гонцами, когда те приблизятся к вражескому лагерю, обогнать их, явиться до них к Боэмунду, выдать себя за перебежчика, сказать, что перешел к Боэмунду, так как ему ненавистна мысль остаться у императора, и постараться снискать дружбу тирана. В знак своей преданности он должен был недвусмысленно уличить тех мужей, которым были направлены письма, и сказать, что де тот-то и тот-то (назвав их по имени) нарушили верность Боэмунду, стали преданными друзьями императора, заботятся о его благе и что следует остерегаться, как бы они внезапно не привели в исполнение злой умысел, который давно питают против Боэмунда. Он должен был также принять меры к тому, чтобы Боэмунд не причинил никакого зла гонцам с письмами. Ведь император заботился, чтобы посланные им люди остались невредимы, а дела Боэмунда пришли в расстройство.

Может быть, Алексей только сказал и ничего не сделал? Нет! Упомянутый нами муж является к Боэмунду, берет с него клятвенное ручательство безопасности гонцов с письмами, говорит все, что ему велел самодержец. На вопрос, где, по его мнению, должны находиться гонцы, он ответил, что они проходят через Петрулу. Боэмунд отправил людей перехватить гонцов, распечатал письма и, не усомнившись в их правдивости, почувствовал головокружение и чуть не упал.

Он распорядился заключить тех людей под стражу, а сам в течение шести дней, не выходя из палатки, мучительно раздумывал, что ему следует делать. Он мысленно перебирал различные варианты. Вызвать коннетаблей и высказать своему брату Гвидо подозрения, имеющиеся на его счет? Вызвать их после дознания или без дознания? И, наконец, кого назначить вместо них коннетаблями? Все они были людьми знатными, Боэмунд понимал, какой ущерб принесет их опала, и поэтому решил дело соответственно обстоятельствам (я думаю также, что он заподозрил скрытый смысл писем): приветливо обо-{350}шелся с ними и смело позволил им сохранить свое прежнее положение[1327].