Черный цветок - Ольга Денисова

- Ну и соскучился, - Есеня отвернулся.

- Он же тебя только по затылку бил и чуть что за вожжи хватался? А? Говорил такое?

- Ну и что! - разозлился вдруг Есеня. - Ну и бил! Все равно - он мой батька, понятно? А ты всегда лицо кривишь, когда про моего батьку говоришь! Противно тебе, что он ущербный! А у меня другого нету!

- Да ладно, Балуй, ты чего… - Полоз посмотрел на него виновато. - Конечно, он твой батька, и это хорошо, что ты его любишь…

- Он меня читать учил. Он и девчонок тоже читать учил. И мой нож на стенку повесил. Он, может, не такой умный, как Улич, но он зато меня любит!

- Конечно, любит… - вздохнул Полоз. - Только в город тебе нельзя ходить. Ни днем, ни ночью.

- Давай я медальон тебе оставлю и сбегаю, а? Я только туда и обратно!

- Нет, Жмуренок, - твердо сказал Полоз, - мы идем в лес.

Есеня скрипнул зубами.

- Может, ты сходишь? Только нож мой возьмешь - и все.

- Ну до чего ты хитрющий, а! - Полоз рассмеялся. - Я так и знал, что тут не без подвоха! Нет. В санях выспались, всю ночь идти будем. В ноябре-то снега не так много было. Ночью по дороге можно идти, по лесу уж больно тяжело. А днем в лес свернем и поспим.

Чем дальше от города они уходили, тем сильней Есеня чувствовал разочарование. Ну почему Полоз не понимает? Ведь часа два всего - туда и обратно! Не откроется - значит, Есеня ошибся. Всякое же бывает. Хотя он ни секунды не сомневался в своей правоте. Ну почему не проверить-то! Вот Улич бы с ним согласился.

- Жмуренок, прекрати на меня дуться, - Полоз подтолкнул его в плечо. - Ну нельзя в город, нельзя! У твоего дома, небось, толпа зевак ждет-не дождется, когда ты явишься, чтоб свои двадцать золотых заработать. А еще… я глупость одну сделал…

- Какую?

- Я Остроуму адрес Жидяты оставил, чтоб он мог мне написать. А кто знает, может, они его нашли и теперь Жидяту тоже караулят.

- Да ну… - Есеня пожал плечами. - По-моему, ты о них слишком хорошо думаешь. Они все адреса, которые у Остроума нашли, теперь караулят? Им стражников не хватит.

- Может быть. Но я на доске написал, когда золотой оставил. Так что рисковать не стоит. Ты меня хорошо понял?

- Да понял, понял.

- Смотри, не вздумай сбежать…

Если бы Полоз этого не сказал, Есене бы такое и в голову не пришло. Но идея ему понравилась, и теперь он с нетерпением ждал, когда же они остановятся «на ночлег». Но верста за верстой оставались позади, а ночь все не кончалась.

Свою котомку Полоз Есене нести не позволил и шел вперед бодро и скоро.

- А хорошо дома, - сказал он, глубоко вдыхая сухой морозный воздух.

- Дома, наверное, хорошо, - проворчал в ответ Есеня.

- Мне кажется, я сразу здоровым стал, как только сюда добрался. Море - это, конечно, здорово, но тут мне больше нравится.

Есеня только вздохнул. Однако прошло около часа, за который они отмахали пять верст, не меньше, как вдруг Полоз взмахнул руками и как-то неловко, странно повалился на колени.

- Полоз! Ты чего? - Есеня испугался.

- Нет-нет, - сказал тот тихо, - все нормально. Голова закружилась.

- Да тебе нельзя еще столько ходить!

- Надо отдохнуть немножко… И все пройдет.

Есеня посмотрел вверх - небо было ясным.

- Через три часа светло будет, - сказал он.

- Смотри-ка… Дома и звезды другие… Ладно, сворачиваем в лес, поспим и дальше пойдем.

Есеня помог Полозу встать, но тот уже пришел в себя и пошел сам, слегка пошатываясь. Ну как от него сбежишь? А вдруг ему плохо будет? А вдруг он замерзнет один? Они отошли от дороги довольно далеко и выбрали место для ночлега.

- Ты сядь, я сам все сделаю… - Есеня поставил котомку на снег.

- Сейчас снега много, берлогу можно соорудить. Тогда хоть сутки спи - не замерзнешь. Ты дрова собирай и коры сосновой нарежь. А я тебе покажу как. Поедим - и спать.

Берлога Полоза показалась Есене сомнительным сооружением - глубокая нора в сугробе, с хитрым лазом внутрь. Пол он выстлал толстым слоем сосновой коры и зажег две свечи.

- Надышим - теплей будет, чем у костра, - Полоз завернулся в одеяло, - не сомневайся. И свечи тепло дают. Главное, чтобы выход не замело.

Есеня устроился рядом с ним - ему в берлоге не очень нравилось. Снег к весне слежался, и ему казалось, что над головой нависла тяжелая каменная глыба. Впрочем, к тому времени, когда Полоз захрапел, в берлоге действительно стало тепло. Не как в доме, конечно, но спать можно, не замерзнешь.

Есеня вылез из-под одеяла, накрыл им Полоза - одному-то спать холодней! - и начал отползать к выходу медленно, чтобы Полоз не проснулся: двинулся - замер, двинулся - замер. Лаз едва не обрушился: выход был сделан ниже пола, чтобы не уходило тепло.

В лесу светало. Есеня выбрался к догоравшему костру, отряхнул шапку и опустил на шею намотанный на голову платок. Быстрей! Теперь надо быстрей! Он представил себе, как испугается Полоз, когда проснется, и ведь наверняка побежит его догонять! Есеня подумал немного, взял палку, служившую кочергой, и вывел на снегу три корявых слова: «ПОЛАС ЯВИРНУС ЖДИ».

К городу Есеня бежал вприпрыжку и добрался до него еще засветло. Сердце подскакивало в груди, как лягуха: то ли от бега, то ли от волнения, то ли от радости. Особенно когда из-за поворота показалась городская стена: круглые островерхие башни, а за ними - холмы с замками благородных, высокая арка ворот. Есеня никогда не замечал, как выглядит Олехов, - наверное, потому что никогда не уходил из него надолго. И все это казалось ему обыденным, привычным. А теперь он понял, что на свете лучше места не бывает. И как бы ни красивы были сады Урда, как бы ни завораживали его морские волны - Олехов самый прекрасный город на земле. Дом! Там, за городской стеной, спрятанный в веренице длинных прямых улиц, - его дом!

Идти через ворота Есеня, конечно, поостерегся. По большаку впереди него полз обоз из десятка саней: Есеня нагнал обозных, и стража не обратила бы на него никакого внимания. Но Полоз говорил, что в городе опасно, поэтому перед воротами Есеня незаметно, бочком, ушел в сторону - к ближайшей дыре.

В городе ничего не изменилось, и Есеня не чувствовал никакой опасности. Никто не всматривался ему в лицо, никто не крался сзади. Он спокойно прошел мимо базара, надвинув шапку пониже, - торговля заканчивалась, и народу было немного. Конечно, хотелось заглянуть в пивную, посмотреть одним глазком: нет ли там Звяги с Суханом? Но Есене хватило благоразумия этого не делать. Он бы и дальше шел не таясь, как вдруг внимание его привлекло белое полотнище, натянутое на ограду базара у самых ворот. Раньше ничего такого тут не было! Есеня обогнул ограду и остолбенел: на белом полотнище в человеческий рост был нарисован его собственный портрет! Вообще-то Есеня считал, что лицо у него более взрослое и умное, а не такое щенячье, как изобразили на полотне, но сомневаться не приходилось: это он сам и есть. Да и подпись внизу - «Жмуренок по прозвищу Балуй» - других версий не оставляла.