Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. - Г. Костырченко

Как видим, и после смерти Сталина сконструированный и запущенный им аппаратный генератор ненависти продолжал излучать какое-то время смертоносную энергию. Образ врага в виде космополита не был полностью исключен из советского пропагандистского арсенала даже к концу 1954 года. Выступая тогда на II всесоюзном съезде писателей, уже бывший генсек ССП Фадеев заявил:

«Необходимо, чтобы мы все помнили, что борьба с проявлениями национализма и космополитизма, с обывательской безыдейностью, упадничеством, которую мы вели на протяжении ряда лет, была справедливой борьбой, и если бы мы не проводили ее со всей решительностью, наши идейные противники могли бы принести большой вред развитию советской литературы»[843].

Однако после разоблачения «культа личности» Сталина «космополитов» публично больше не поминали. Символично, что Фадеев, олицетворявший в значительной мере alter ego Сталина, вскоре добровольно присоединился к своему учителю и покровителю в мире ином.

* * *

Когда вскоре по окончании войны аполитичные технократы Маленков и Берия ушли на время в тень, по воле Сталина начался крен в сторону форсированной идеологизации общества в духе большевистской идейности и бдительности. Практическая реализация этого курса была доверена Жданову, который путем завинчивания идеологических гаек помог Сталину инициировать под лозунгом борьбы с безродным космополитизмом новую большую чистку, быстро приобретшую тотальный характер и охватившую все звенья политических, административных, идеологических и общественных структур государства, от политбюро и Совета министров СССР до заводоуправлений и захолустных провинциальных контор. Идеологическая артиллерия главного калибра, пущенная в ход 28 января 1949 г., выстрелила отнюдь не по политическим воробьям, как могло показаться неискушенному наблюдателю, а содействовала достижению жизненно важных для режима целей. Под сурдинку пропагандистских стенаний об угрозе, исходящей от космополитизма, сталинский режим противопоставил значительно усилившемуся в мире после войны объективному процессу глобальной интернационализации курс на дальнейшую изоляцию страны. Эти попытки еще больше отгородиться от внешнего мира были в какой-то мере закономерным ответом СССР, его, так сказать, защитной реакцией на жесткий вызов, брошенный ему в ходе начавшейся холодной войны Западом, и прежде всего США, с их претензией на гегемонию в мире. Вместе с тем такой ответ, давший мощный импульс нагнетанию в стране политической ксенофобии, был продиктован и стремлением сталинского единовластия к самовыживанию. В результате сталинизм, прибегший ранее к великодержавному шовинизму и латентному антисемитизму, включил теперь в свой политико-идеологический инструментарий и антизападничество, причем в варианте, созвучном традиционному российскому почвенничеству.

Вместе с тем ура-патриотическая шумиха, развернутая в средствах массовой информации в конце 40-х годов, служила своеобразным прикрытием разворачивавшихся в то время репрессивных акций — так называемого ленинградского дела и ликвидации еврейской национальной культуры вместе с наиболее яркими ее представителями. Скоординированные пропагандистская и полицейская атаки имели ни с чем не сравнимый устрашающий эффект и оказали сильное психологическое воздействие на ассимилированное еврейство, занимавшее важные позиции в искусстве и интеллектуальной сфере страны и в наибольшей степени пострадавшее от антикосмополитической кампании. По подсчетам современного израильского историка Б. Пинкуса, просмотревшего 56 советских периодических изданий за 1948–1953 годы, евреи составили 71 % всех представителей интеллигенции, обвиненных в космополитизме[844]. Однако происходивший в то время интенсивный социальный выброс завуалированного антисемитизма, негативный заряд которого накапливался еще со времен войны, не мог быть чем-то самодовлеющим. Он не первопричина, а скорее индикатор, один из классических признаков ужесточения тоталитарного режима. Исходным же объективным пунктом всего того, что происходило тогда в советской империи, было извечное противоречие в человеческой истории между глобализмом и локализмом культуры, языка, экономики и других основополагающих атрибутов цивилизации. Значительную роль сыграли и моменты субъективного плана. Это был, во-первых, вызванный внешним (холодная война) и внутренним (аппаратная борьба за власть) факторами очередной приступ сталинской паранойи: кремлевскому властелину повсюду стала мерещиться американо-сионистская опасность. И, во-вторых, определенное значение имело и то обстоятельство, что послевоенный курс Сталина на превращение СССР в великую мировую державу, противостоящую Западу, вызвал глухое неприятие советской интеллигенции либерального толка, имевшей прозападную ментальность. Речь идет прежде всего о выживших после всех большевистских репрессий представителях старого русского интеллектуального слоя, имевшего в дореволюционные времена широкие контакты с коллегами в Европе и Америке, а также об интеллигенции еврейского происхождения, значительная часть которой получила образование на Западе и была связана этническими корнями с восточной окраиной зарубежной Европы — Польшей, где Россия воспринималась зачастую как фактор угрозы с востока. Главным образом представителей этих социально-национальных категорий населения Сталин и объявил космополитами в 1949-м, так как не мог не ощущать их затаенных симпатий к Западу и скепсиса в отношении его великодержавного курса.

Таковы глубинные истоки и причины той пропагандистской кампании, которая началась с внешне вроде бы заурядной интриги, одной из многих, что тогда готовились и разыгрывались в коридорах власти и творческих организациях.

Глава IV. Национальная трагедия.

Закрытие Еврейского антифашистского комитета и что этому предшествовало.

ЛИКВИДАЦИЯ ЕАК.

Пропагандистское развенчание «безродного космополитизма» сначала в театральной критике, а потом и в других сферах культуры и общественной жизни не просто совпало, как свидетельствуют документы, с проводившимися параллельно арестами еврейских писателей и общественных деятелей, но и было в значительной мере спровоцировано этим генеральным наступлением на так называемый еврейский буржуазный национализм. То были две стороны одной и той же медали. Аверс — шумная пропагандистская кампания, бичующая оторвавшихся от родной почвы антипатриотов, — находился в центре всеобщего внимания и как бы прикрывал, прежде всего от мировой общественности, реверс — негласную репрессивную акцию по уничтожению носителей еврейской культуры, исходным пунктом которой стало постановление политбюро «О Еврейском антифашистском комитете». Подписанное 20 ноября 1948 г. и имевшее высший партийный гриф секретности — «Особая папка», оно гласило:

«Утвердить следующее решение бюро Совета Министров СССР:

“Бюро Совета Министров СССР поручает Министерству государственной безопасности СССР немедля распустить Еврейский антифашистский комитет, так как, как показывают факты, этот комитет является центром антисоветской пропаганды и регулярно поставляет антисоветскую информацию органам иностранной разведки. В соответствии с этим органы печати этого комитета закрыть, дела комитета забрать, пока никого не арестовывать”.

Секретарь ЦК И. Сталин»[845].

Думается, нет особой нужды комментировать этот документ. И без того ясно, что судьбой ЕАК единолично распорядился сам вождь, избрав для этого наиболее подходящую, с его точки зрения, бюрократическую форму.

Поскольку исполнять постановление было поручено министру госбезопасности Абакумову, тот уже утром следующего дня, хотя это было и воскресенье, направил оперативную группу на Кропоткинскую, 10, для производства обыска в помещении ЕАК и его опечатывания. Все документы комитета были вывезены на Лубянку и превратились в улики по возбужденному там следственному делу. То же самое произошло и в редакции газеты «Эйникайт», последний номер которой вышел 20 ноября. Для сотрудников и руководства газеты то был гром среди ясного неба: исполнявший обязанности ответственного редактора «Эйникайт» Г.М. Жиц, строя планы на будущее, еще 6 ноября обращался в ЦК к Маленкову с просьбой увеличить со следующего года тираж газеты с 10 до 30 тыс. экземпляров.

Помимо документов в ЕАК и редакции «Эйникайт» было изъято свыше трех тысяч различных книг на еврейском языке, а также большое количество иностранных газет и журналов[846].

25 ноября постановлением политбюро было закрыто издательство литературы на еврейском языке «Дер эмес». Чтобы избежать разговоров об антисемитизме и гонениях на национальную культуру, ликвидацию обосновали нейтральной формулировкой: «…В связи с тем, что круг читателей на еврейском языке крайне незначителен» и «большая часть книг, выпускаемых издательством «Дер эмес», не находит распространения»[847].