Лучшее за год 2005: Мистика, магический реализм, фэнтези - Эллен Датлоу

— Не плачь, Пушистик, — прошептал я ему. — Он совсем не хотел тебя обидеть.

Спустя несколько дней Джереми, вернувшись из школы, выглядел непривычно озабоченным. Сначала я не обратил на это внимания, поскольку день не задался с самого утра. Спускаясь к завтраку, мы с Джереми нечаянно подслушали, как отец говорил маме, что собирается взять ее машину на целый день. Мама что-то ответила, но так тихо, что ни один из нас не разобрал ее слов, а потом снова заговорил отец.

— Ради бога, Мэриэм, на свете много семей, имеющих только одну машину на всех.

После этого отец выскочил из дома, а через несколько секунд мы услышали, как захлопнулась дверь маминой спальни. Мы с Джереми ничем не показали, что слышали их разговор, но за завтраком брат шлепнул меня по затылку, чтобы я поскорее очистил тарелку. Так что я знал, он расстроен, и не удивился, когда Джереми в тот день вернулся после футбольной тренировки несколько молчаливым.

Однако все оказалось совсем по-другому. Когда вечером мы погасили свет в спальне и остались наедине, Джереми непривычно серьезно спросил меня:

— Сим, куда делись те инструменты?

— Какие инструменты? — удивился я.

— Те, старые ржавые железки, которые ты нашел в подвале прошлым летом?

Только тогда я вспомнил, что перенес сверток в спальню и засунул под кровать. Какая глупость! Я уже был готов признаться, что взял их из подвала, но Пушистик как будто толкнул меня в бок. Он был очень чувствительным и, наверно, до сих пор не простил Джереми.

— Представления не имею, — ответил я, немного подумав.

— Знаешь, сегодня днем я спускался в подвал, — сказал Джереми. — Их там нет.

— И что?

— Мне это не нравится, вот и все.

— Почему?

Джереми долгое время не отвечал. По улице за окном прошла машина, фары на минуту осветили комнату. Тень от Дикаря сплясала на потолке танец скелета, потом его поглотила ночь. Короткая вспышка света только сгустила темноту в спальне.

— Сегодня в школе я поговорил с одним парнем, — снова заговорил Джереми. — Когда я сказал ему, где живу, он удивился и воскликнул: «Не может быть! Это же дом Дикого Пса Мэллера!» Я спросил, какого пса он имеет в виду. «Мэллера, его в нашем городе каждый знает».

— А я не знаю, — заметил я.

— Я тоже не знал, — сказал Джереми. — И тогда этот парень рассказал мне всю историю. Он начал с того, что в нашем квартале совсем нет детей, и, как я ни старался, я и впрямь не мог вспомнить хоть одну соседскую семью с детьми. Сим, в нашем районе нет ни одного ребенка, кроме нас.

Я не мог не признать, что он прав. Именно тогда я понял, что не видел никого из ребятишек с тех пор, как мы сюда переехали. Получилось как с той картинкой, что спрятана между бесформенных цветных пятен и разрозненных черточек. Можно бесконечно пялиться на рисунок и ничего не увидеть, но, стоит посмотреть под определенным углом, и — бам! — картинка как на ладони. Если однажды ее рассмотреть, уже никогда не потеряешь. Я вспомнил наших ближайших соседей — тощего мужчину, который все время копается в неисправном моторе ржавого автомобиля, и его жену-толстуху. Они не были старыми — обоим около тридцати лет. Они стояли у калитки и смотрели, как мы приехали. Мама тогда еще с надеждой спросила, есть ли у них дети, но оба только рассмеялись, словно давая понять: никто не станет привозить ребятишек в такое место.

И еще они не предложили помочь — а ведь люди всегда помогают друг другу перенести мебель, уж я-то знаю, мы часто меняли дома. Я видел, что отец, перетаскивая коробки, с каждым разом становится все мрачнее и мрачнее, наконец, он остановился и сказал им:

— Что, увидели нечто интересное?

По маминому лицу я понял, насколько она рассердилась. Как только они зашли в дом, мама, как рассерженная змея, зашипела на отца:

— Фрэнк, почему бы тебе не придержать язык? Если б ты помалкивал, мы не оказались бы в такой ситуации.

Но все это не относится к делу. Важно то, что Джереми оказался прав. Ни в одном из стоящих поблизости домов не было детей.

— Теперь понял? — спросил Джереми. — И я могу тебе объяснить — вся причина в Диком Псе Мэллере.

— Но здесь жила пожилая женщина, — возразил я. — Мы видели ее в первый день после приезда. Она отправилась в приют для престарелых.

— Я не о ней тебе толкую, глупыш. Речь идет о том, что произошло сотню лет назад, когда здесь были фермы и дома стояли далеко друг от друга.

— Вот оно что, — протянул я.

Должен признаться, мне не нравилось, куда он клонит. Плюс ко всему, в спальне стало еще темнее. В большинстве случаев, когда выключается свет, глаза постепенно привыкают к темноте и предметы выступают смутными очертаниями, так что можно хоть что-то увидеть. Но в нашей комнате ночь казалась темнее, чем где бы то ни было, темнота просто давила на глаза. Оставалось только надеяться на луну, но та ночь оставалась безлунной.

— По словам того парня, — продолжал Джереми, — этот тип жил со своей матерью, потом она умерла, и Мэллер жил один. Он был уже почти старым, во всяком случае ему было много лет. И еще он был кузнецом.

— Как это — кузнецом?

— Сим, временами ты кажешься еще глупее, чем на самом деле. Кузнец — это очень смуглый человек, который делает подковы и всякие вещицы из железа.

— Так он был черным?

— Нет! Суть в том, что он делал вещи из железа, понял? Вот почему я рассказал о тех инструментах, что нашел в подвале.

— Это я их нашел, — возмутился я.

— Как скажешь, Сим. Дело в том, что, как только я упомянул те железки, парень, с которым мы разговаривали, вытаращил глаза и чуть не начал заикаться. «Не может быть!» — воскликнул оп.

Джереми сделал паузу и глубоко вдохнул. В этот момент тишины я услышал тихий звон, словно два куска металла прикоснулись друг к другу. Тогда я догадался, что затеял Джереми. Он разыгрывал меня. Этот термин я усвоил в тот раз, когда забыл Пушистика в кабинете доктора Бейнбриджа, еще в Старквилле, после исключения из школы. Тогда я проскользнул обратно в кабинет и услышал, как доктор говорил матери: «Мэриэм, вы должны понять, что при таком давлении в семье нет ничего удивительного, что мальчик разыгрывает родных».

Позже я попросил доктора Бейнбриджа объяснить его слова, и он сказал, что люди иногда говорят совсем не то, что есть на самом деле, если они очень расстроены или огорчены. А вот теперь Джереми это проделывал со мной, поскольку был огорчен из-за мамы и ее размолвок с отцом. Он хотел меня напугать, вот и все. Он даже разыскал под моей кроватью сверток с инструментами и тихонько позвякивает железками. Если бы я не догадался, я бы мог сойти с ума. Я бы сильно испугался — ведь испугался же мистер Пушистик, я чувствовал, как он дрожит у моей груди.

— Ты слышал? — спросил Джереми.

— Ничего не слышал, — ответил я, потому что не собирался подыгрывать Джереми.

Он ничего больше не сказал, и мы оба лежали в темноте и прислушивались, и на этот раз я действительно ничего не слышал. Вот только в спальне стало еще темнее, чем когда-либо. Я пошевелил пальцами перед самым лицом, но ничего не увидел.

— Мне показалось, что я что-то услышал, — сказал Джереми, и теперь в его голосе слышалась дрожь. Он очень искусно притворялся, и я не мог не восхищаться его способностями. — И это было бы очень плохо, — добавил Джереми, — потому что этот Мэллер был сумасшедшим, как загнанная крыса.

— Сумасшедший? — повторил я, крепче прижимая к себе Пушистика.

— Полным безумцем, — серьезно подтвердил Джереми. — Тот парень в школе рассказывал, что на фермах всегда было полно детей. В каждой семье их было чуть ли не по десятку. И вдруг один из ребят пропал. Сначала никто ничего не понял — дети частенько убегали из дома, но примерно через неделю пропал еще один ребенок. Тогда люди всполошились. Пропала маленькая девочка, и никто не мог предположить, что она могла сбежать от родителей. Ей было всего семь лет.

— Как и мне?

— Верно, Сим. Она была твоей ровесницей.

И в тот момент я опять услышал тихое позвякивание — так стукались друг о друга спицы у нашей бабушки. Вероятно, Джереми снова встряхнул сверток.

— Черт, — пробормотал он с неподдельным страхом. Его старания были достойны «Оскара» или другого приза.

Джереми включил свет. Это был поистине гениальный ход — «видишь, я ничего не выдумываю», но на самом деле он наверняка сам все подстроил. Я осмотрелся, но свертка нигде не было видно, хотя без очков, я мало что мог разглядеть. Все вокруг было расплывчатым, даже лицо Джереми, маячившее передо мной с соседней кровати. Я зарылся поглубже под одеяло, не выпуская из рук Пушистика.

— Это было где-то там, — сказал Джереми. — Под твоей кроватью.

— Я ничего не слышал, — сказал я.

— Нет, серьезно, Сим. Неужели ты ничего не слышал?