Тайный вариант. Дилогия (СИ) - Чиркова Вера Андреевна

Латис покосился вправо, влево, и обнаружил что и там, насколько хватает взгляда, идут вдоль стены парни в свежих коконах, через каждый шаг открывая все новые двери. И столяр не выдержал, повернул назад и собрав все силы, ринулся к ближайшей дыре. Но лишь добравшись до нее, сообразил, что сделал неверный выбор, у входа уже образовался затор. Старый оборотень, спавший до этого тут же, почти тащил на себе бледного парнишку с ввалившимися от голода глазами и горячечным румянцем на впалых щеках. Они предсказуемо застряли и никак не могли вдвоем протиснуться внутрь.

Латис дернулся вправо, влево к соседним дырам, но там уже стояли плотные очереди, посверкивая непримиримыми, звериными взглядами. А сзади подходила толпа подоспевших собратьев, из тех, кто не успел еще уйти на реку. Спина у столяра мгновенно взмокла, едва он представил, что тут будет через пару минут. Старика с парнишкой просто отшвырнут в сторону, чтобы пройти по ним к вожделенной жратве, и его, Латиса, вместе с ними. Первым войдет тот, кто будет сильнее их.

– Помогите! – сорвался с обветренных губ столяра безысходный и обреченный хриплый крик.

Не иначе в голове что‑то повредилось, не было тут никого, к кому стоило бы взывать так отчаянно.

– Пропусти! – строгий голос волка, открывшего двери, раздался рядом внезапно, словно он перенесся по воздуху. – Не забывайте! Входить не спеша! Если вам жить еще хочется. Дед, давай мне твоего парня, иди за мной.

Волк ловко перехватил почти потерявшего сознание парнишку, и протиснув впереди себя в дыру, шагнул за ним. Старик с неожиданной прытью ринулся туда же, Латис почти прыгнул следом, слыша за спиной тяжелое дыхание добравшегося до двери оборотня. Некоторое время они так и бежали, опасаясь остановиться, то сворачивая, то взбираясь на низкие ступени, потом волк вдруг предупредил:

– Не пропустите хлеб.

Латис напрягся, жадно потянул носом. Запах хлеба преследовал его от самого входа, придавая сил, но теперь стал явственным, сладким, как дома, когда мать вынимала из печи тяжелые противни. Но если бы он не был выше старика, не заметил бы лежавший на маленькой полочке золотистый хлебец. Старик сцапал его жадно, как воронье, и попытался приостановиться, ухватить второй, невесть откуда выпавший кусок. Но тонко охнул, махнул рукой и исчез, а хлеб достался Латису. А в следующий миг и он летел куда‑то, начиная подозревать, как права поговорка про бесплатный хлеб.

И все же не жалея, что полез в эту ловушку. Подыхать под стеной от голода было ничуть не умнее.

Поэтому дальше, по ведущему его запутанными путями ходу, столяр шел спокойно и безропотно. Тем более позади не топали ничьи торопливые ноги, грозя догнать и отнять недоеденную корку хлеба, с великим сожалением припрятанную на вечер. Однако слова парня, спасшего полудохлого мальчишку, оказались чистой правдой. За пологим, винтовым подъемом вверх обнаружилась новая полка и на ней стояла мисочка с румяным шаром запеченной в печи репы. И от нее так сокрушимо пахло тушеным мясом, что Латис даже застонал.

Он глотал вожделенную еду на ходу, тщательно облизывая пальцы и стараясь не оглядываться с надеждой назад. Успел уже сообразить, что тут ничего не дадут по второй порции, не совсем дурак. Зато к концу трапезы перестал постоянно думать про припрятанный хлеб, и это радовало. А когда провалился в маленькую каморку, всего полтора на два шага, и внимательно ее рассмотрел, то и вовсе облегченно захихикал. Да о такой тюрьме можно было только мечтать. Пол чистый и странно мягкий, в одном углу за плотной ширмой крохотное, но удобное отхожее место, в другом торчит из стены маленький краник, откуда течет чистая, холодная вода. Исчезающая сразу, едва отрываешь от крана губы, пролить или помыться невозможно, да это и не такая уж беда.

Главное, можно лежать спокойно в своем уголке и не думать о том, как он будет подыхать, сам или помогут. И как встретит известие о вдовстве светловолосая Олита, его добрая жена и мать двоих малышей.

Вот каким местом он думал, когда орал вместе со всеми на городской площади угрозы проклятым соседям, и бежал потом к воротам, не прихватив даже дорожной сумы? Отчего тогда ему казалось само‑собой разумеющимся, что их везде будут встречать приветливо распахнутые двери трактиров, харчевен и постоялых дворов, как в родных Пущах? И почему он не задумался в те дни, а с чего это вдруг стали так расточительно добры обычно скупые на подачки хозяева этих заведений?

Латис горько вздохнул и выругался, и в этот момент потолок распахнулся и в камеру рухнул новый постоялец.

– С прибытием, – ехидно приветствовал его столяр, узнав в потрепанном, покрытом синяками оборотне одного из сограждан, владельца мелочной лавчонки. – Там вода, там сортир. Еды пока не давали.

– Слава богам… – оглядевшись, благоговейно простонал лавочник, – теперь может выживем.

Столяр не выдержал, хихикнул, раз, другой и разразился слегка истеричным, зато облегчающим душу хохотом. Это какими же надо быть идиотами, чтобы так вляпаться в полное дерьмо по своему собственному желанию. И ради чего? Чужих домов и усадеб, которые прежде нужно отобрать у людей, выгнав или убив их законных хозяев.

– Ты прав, что смеешься, – печально вздохнул лавочник и поднялся, придерживаясь за стену, – хотя нам рыдать нужно. Я тут валялся и все думал, как обидно на склоне лет вдруг обнаружить, что большинство из нас – полные идиоты. И мы в том числе. Как думаешь, сколько мужчин осталось в нашем городке? Я же помню, какой толпой мы выходили из ворот, как рьяно следили, чтобы всякие слабаки не пытались отстать или свернуть. А потом, когда до меня дошло… что мы все просто мясо и я попытался пройти к тоннелю… из меня чуть не наделали отбивных. Ты знал, что дорогу назад охраняют стражники, вооруженные боевыми жезлами и дубинками? И вот у них все есть… и еда и шатры.

– Слышал… но не поверил, – враз помрачнел Латис, осознав, что был еще наивнее, чем считал пять минут назад.

– А я проверил на своей шкуре… – лавочник добрался наконец до воды и долго жадно пил, бережно стирая с подбородка пролившиеся капли, – последние два дня до речки доковылять не хватало сил. Я бы и до стены не дошел… но там помогают те парни… которые открыли проходы. Не знаю… откуда они взялись, но до конца жизни буду благодарен… и пусть хранят их боги.

Гест не думал ни о благодарности, ни о богах, мечась между закрепленными за ним двумя входами. Оборотни, стоявшие в очереди недалеко от стены, уже понимали, что вломиться туда силой им никто не позволит, и, хотя с трудом, но сдерживались, несмотря на рвущий ноздри аромат свежего хлеба. Где‑то там, в закутках стены его уже жевали вошедшие первыми счастливчики, и это вызывало истовую зависть и почти звериную ярость.

А вот стоявшие позади время от времени теряли терпение и приходилось осаживать их залпами ледяных игл из установленных на минимум боевых жезлов. Их выдали проводникам драконы, вместе с мощными защитными амулетами и точными инструкциями.

– Вас почти восемь сотен, – пояснял командир Вирр, – и потому мы откроем больше полутора тысяч проходов. По два на каждого. Пока драконы под личиной волков отпирают входные шлюзы, будете под невидимостью ждать в своих нишах. Выходить разрешено лишь в случае крайней необходимости. А если придется помочь кому‑то добраться до камеры, вернетесь на место коротким запасным путем.

Тогда все казалось простым и понятным, ну ведь не совсем же дураки их сородичи? Но побегав два часа между напряженными, качающимися от усталости и голода, но агрессивно несговорчивыми соотечественниками, бывший ловец готов был хоть сейчас отречься от них и вступить в ковен магов. Те стояли рядом, наравне с друзьями Геста и теми немногими из спасенных, кому хватило сил и смелости принять предложение дракона.

Тонкий, пронзительный крик боли взвился в стороне дороги, где терялись хвосты очередей. Там стояли самые слабые, и иногда, не выдержав, они падали прямо под ноги сородичам, равнодушно переступавшим через них. Гест стрелой кинулся туда, ловко лавируя между извилистыми вереницами оборотней и с огорчением признавая, насколько действительность не совпадает с планами. По расчетам все выходило вполне удачно, всего по четыре сотни оборотней на один вход. И даже если давать каждому по четверти минуты, пройти в лабиринт они должны были менее, чем за два часа.