Экипаж Меконга - Евгений Львович Войскунский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шершавые стволы раздвинулись, зимнее солнце брызнуло в окна, и в автобусе сразу стало уютно.
— Приехали, — сказал Привалов, складывая газету.
Они вышли из автобуса. Голубой морозный полдень. Тишина и острый запах хвои. Покалывает в ноздрях. Весело хрустит под ногами снег.
На Привалове теплое пальто с меховым воротником и высокая генеральская папаха. Снаряжение Николая куда легче: демисезонное пальто и шляпа.
— Вам не холодно, Коля?
— Нисколько. — Николай косится на приваловскую каракулевую башню: — А вам не тяжело?
— Жарковато, — признается Привалов и поправляет папаху. — Жена заставила надеть. Конечно, из самых лучших побуждений…
Хруп, хруп! — похрустывает снег под ногами.
— Даже странно, — говорит Николай, — шестнадцать градусов мороза, а у меня перчатки в кармане лежат: нет надобности.
— Сейчас жесткость погоды здесь меньше, чем у нас, — замечает Привалов.
— Жесткость погоды?
— Да. Градусы мороза плюс удвоенная скорость ветра.
— Не знал, — говорит Николай. И тут же принимается подсчитывать: — Шестнадцать градусов без ветра, значит, жесткость — шестнадцать единиц. А у нас зимой не бывает ниже пяти градусов, зато ветер — скажем, четырнадцать метров. Значит, жесткость — тридцать три!.. Теперь понятно, почему я не мерзну в Москве.
— И почему москвичи мерзнут у нас, — добавляет Привалов.
Они проходят широкую вырубку, где разместился жилой городок института. Белые двухэтажные коттеджи на зеленом фоне леса — красиво! Неизбежные кресты телевизионных антенн. Дальше лесная полоса, за ней другая вырубка — коммунальная зона. Клуб, магазины, школа, ателье… Еще полоска леса — и вот перед ними широкий проспект лабораторий и производственных корпусов.
— Здорово! — восхищается Николай. — Вот это размах!
— Видите круглое здание? — показывает Привалов. — Там, наверное, ускоритель заряженных частиц. Какой-нибудь бетатрон.
По тропинке, протоптанной в глубоком снегу, они идут к небольшому двухэтажному дому. Войдя в вестибюль, Борис Иванович поскорее стягивает с головы папаху и вытирает платком лоб и затылок.
Зеленая дорожка коридора. Номерки и таблички на дверях. Привалов и Николай вдруг останавливаются: из-за толстой обитой двери со световой вывеской «Не шуметь!» приглушенно доносятся музыка и пение. Они вяжутся со строгой обстановкой Института поверхности не лучше, чем мычание коровы с симфоническим оркестром.
Бренчит гитара. Басовые струны щелкают по медяшкам ладов, и под лихой топот подошв молодой голос задорно выводит:
Порошок в кармане носишь, отравить хоти́шь меня, Паровоз в кармане носишь, задавить хоти́шь меня…Николай и Привалов переглядываются: Юрин голос… Сверточек ферромагнитной ленты со звукозаписью «обстановки эксперимента» уже попал сюда…
В институте предупреждены о приезде Привалова и Николая. Их ведут в большую комнату без окон. Ее стены сплошь уставлены пультами и панелями приборов. В потолке — широкий овальный световой люк. Голубой глаз неба…
Из-за стола навстречу инженерам поднимается сухощавый человек в черном костюме. У него высокие скулы, резко очерченный нос, аккуратный пробор. Николай осторожно пожимает ему руку, запинаясь, называет свою фамилию. Он чувствует себя стесненно: перед ним — ученый с мировым именем.
— Садитесь, товарищи. — Коротким жестом ученый указывает на кресла. — Рад познакомиться с вами. Сейчас подойдут сотрудники и расскажут, что мы тут делаем с вашей музыкой.
Николаю очень хочется провалиться сквозь землю. Вечные Юркины выходки! Полно на свете приличных песен — так нет же, выбирает самую идиотскую! Ему-то, Юрке, хорошо сейчас: он не видит, как вежливо улыбается один из ведущих физиков страны.
— Признаться, если бы не личное свидетельство Бахтияра Халиловича, мы бы не поверили, — продолжает ученый. — Ваш отчет вполне обстоятелен, но мы с интересом послушаем живой рассказ. — Он смотрит на Николая: — Кажется, вы участвовали в опыте с начала до конца?
— Да. — Николай встает.
— Сидите, пожалуйста. Это вы придумали схему установки?
— Мне принадлежит только идея использования поверхности Мёбиуса…
— Как вы к ней пришли?
— Меня навела на мысль рукопись Матвеева. Если помните, Григорий Маркович, он там описывает какую-то «сукрутину»…
— «Сукрутина в две четверти». Помню, — говорит ученый. — Мы тоже заинтересовались этим местом… Как ваше имя-отчество?
— Николай Сергеевич.
— Молодцом, Николай Сергеевич! Превосходная идея.
Николай польщен. На лице его сама собой появляется неприлично широкая улыбка — от уха до уха. С трудом согнав ее, он говорит торопливо:
— Схему установки нам помогли разработать специалисты по автоматике на основе предложения инженера Костюкова. Он же пел. Понимаете, Григорий Маркович, эта песенка… то есть получилось такое стечение обстоятельств…
— Не смущайтесь. — Ученый дружелюбно смотрит на Николая. — В вашем возрасте и я певал «Сербияночку». А про стечение обстоятельств нам известно. Вы поступили правильно: пока проблема не решена, лучше, чтобы о ней поменьше говорили. Во избежание нелепых толкований. Помните статью о «чуде в Бабьегородском переулке»? Неправильно истолковали коэффициент полезного действия и расписали в газете, что, дескать, на заводе кондиционеров создана установка с к.п.д. больше ста процентов… Ваша-то установка не в переулке ли была? — спрашивает он вдруг.
— В переулке, — немного растерянно
