Звёздный анклав - Роберт Энтони Сальваторе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может быть, таковы неизбежные последствия этой грядущей битвы. Сколько союзников матери Квентл займут её сторону только ради преследования личных целей? А сколько – просто потому, что будут напуганы и растеряны? Сможет ли могучий дом Бэнр, возглавив восстание против Ллос, хотя бы удержать в узде собственных членов? Окажутся ли драуки, превращённые в дроу, верными солдатами Квентл, или быстро узнают, что они – всего лишь обман Паучьей Королевы, и призваны испытывать её детей, сеять хаос и выкорчёвывать непокорных?
Я не могу избежать этих мыслей, как бы ясно ни осознавал, что это – тот же самый цинизм, который позволил Киммуриэлю Облодре отмахнуться от потери семьи! И это – не тот, кем я старался быть с тех самых пор, как покинул этот проклятый город. Я всегда шёл страху наперекор.
Но я не могу отрицать, что в сердце ещё не принял этот лучик надежды.
Я могу потерять слишком многое.
У меня есть Кэтти-бри и есть Бри, и счастье, которого я даже представить себе не мог. Если меня не станет – они будут жить дальше, и думаю, жить хорошо. Бри не могла рассчитывать на лучшую мать, чем Кэтти-бри, а Кэтти-бри не могла рассчитывать на лучших друзей, чем наши товарищи, в первую очередь – её отец, Вульфгар и Реджис. Она не останется одна, если я погибну в Мензоберранзане, что стало совершенно ясно, когда я вернулся из путешествия в вечность и обнаружил мою жену и новорождённую дочь, окружённых такой невероятной любовью.
Я никогда не сомневался, что Кэтти-бри будет скорбеть, если такое случится, и никогда не относился к этому легкомысленно. От простой мысли, что она могла потеряться на севере, у меня всё сжимается внутри от мучительного страха и воображаемых ужасов и самого глубокого чувства возможной пустоты, которое я когда-либо знал. В таких случаях, когда страх поглощает меня, и я начинаю верить, что действительно мог её потерять, я ломаюсь. Даже озарённый улыбкой Бри, я пуст внутри.
Я очень отчётливо помню это чувство. Я помню то утро в Мифрил-Халле, когда проснулся и обнаружил рядом безжизненное тело Кэтти-бри. Я помню свой ужас, свою беспомощность, когда её душа на моих глазах покинула тело, недосягаемая, прошла через твёрдую реальность камня. Это не то чувство, которое я захотел бы испытать снова.
И это не то чувство, которое я хотел бы причинить Кэтти-бри.
Не хочу я и того, чтобы Бри выросла, пытаясь представить себе отца, которого нет рядом. Если она увидит мужчин-дроу, направляющихся к ней, не примет ли их за папу? Не будет ли она чувствовать, что я решил бросить её, что я оставил её потому, что у меня были дела поважнее? Или поймёт, что я ушёл, потому что заботился о ней так сильно, что должен был попытаться сделать мир лучше – ради неё?
В этом-то вся и загвоздка. В какой момент эта великая борьба станет чужой? В какой момент – и есть ли такой момент? – настанет очередь кого-то другого, а я смогу наслаждаться более спокойными и личными обязательствами?
Или я обречён поддаваться надеждам на будущее и упускать радости настоящего?
Очевиден конфликт между моей личной ответственностью и более широкой миссией, важной дорогой, по которой я шёл с тех пор, как отринул Мензоберранзан, с тех пор, как поклялся сражаться за то, что моё сердце считает правильным и справедливым. Я знаю, что грядущая война в Мензоберранзане, какой бы ужасной она ни была, будет идти за то, чтобы освободиться от демоницы Ллос, что она будет идти ради надежды на окончательную победу моего народа. Ради уничтожения чудовищной догмы, которая навредила и может навредить очень многим.
За свободу.
Но каково моё место во всём этом?
Могу ли я оставить Бри с монахами, если Кэтти-бри не вернётся с севера? С Бренором? В обоих случаях не отказываюсь ли я от своей ответственности перед ней – убедиться, что она вырастет в родительских объятиях?
Впервые в жизни мне приходится задаваться этим вопросом.
Впервые в жизни я могу потерять столь многое.
Впервые в жизни мне приходится по-настоящему задуматься: где моё место?
– Дзирт До’Урден
Глава 21
Вы разве не почувствовали?
В Ибилситато было столько народу, что казалось, стены вот-вот согнутся и рухнут. Рекой текли ледяное вино и пиво, разговоры постоянно прерывались, когда объявляли очередного солдата Бьянкорсо, и гул голосов взрывался единым одобрительным рёвом.
И никого не приветствовали громче, чем Аззудонну, которую подняли на стол, чтобы возвысить победительницу над собранием.
Артемис Энтрери хмыкнул, когда увидел её, но промолчал.
Кэтти-бри и Джарлаксу не пришлось спрашивать, почему, поскольку они тоже издали негромкие звуки, наполовину – в знак сочувствия, наполовину – от изумления.
- Нос у неё, как у Бренора, - сказал в следующее мгновение Энтрери.
- У моего па подлинее, но такой же широкий, - ответила Кэтти-бри.
И действительно, нос Аззудонны принял на себя главный ущерб от столкновения со стеной. Было очевидно, что он сломан, и в каждой ноздре торчала свёрнутая ткань – которую, видимо, приходилось постоянно менять, поскольку затычки постоянно пропитывались кровью. Остальное лицо женщины тоже распухло, один глаз почернел и почти закрылся, а её шея, её бело-синие ленты и даже её волосы были липкими от подсыхающей крови.
По большей части – её собственной.
Там, на столе, она как будто не обращала на всё это внимания. Она широко развела руки, затем припала к столешнице и завела правое плечо за спину, вытянув руку, изображая свой победный бросок.
Толпа продолжала реветь во всю глотку.
- Гардреаль! – раздался крик снаружи, с главной улицы Скеллобеля, и множество новых голосов эхом повторили его, возвещая о прибытии армии из Мона Чесс.
Собравшиеся стали толкаться в дверях, выбираясь на улицу, и три товарища вместе с ними. Оказавшись снаружи, они решили, что оставаться внутри всё равно не было особых причин, и поняли, что гостиница Ибилситато оказалась просто сборочным пунктом для солдат Бьянкорсо.
Теперь они снова оказались под Весёлыми
