Собрание сочинений в шести томах. т.6 - Юз Алешковский

– Именно так я и стараюсь действовать, но вы совершенно зря привлекли к чтению моего труда Полуяркова… это моя ошибка, я сделал глупость, полагая, что, найдя рукопись, сначала вызовете меня, а уж я порекомендовал бы вам всесторонне эрудированного и более беспристрастного консультанта, чем подлинный враг науки, подлысенковское ничтожество парторг Полуярков… вам самому, без ведома специалиста, то есть без меня, высших чинов и, скажем, одного заинтересованного лица – вы знаете о ком именно идет речь – не удастся ни понять, ни внедрить в жизнь революционное открытие, смею считать которое, если не сменяющим, то существенно обновляющим нынешнюю научную парадигму… парадигма, извините, это система устоявшихся основополагающих образцов в науке, в том числе марксистской, в искусстве и, если угодно, в практических действиях НКВД, поскольку здесь у вас давно уже не пахнет ни полицией, ни жандармерией, ни юриспруденцией как таковой, а гнусно разит мясокомбинатом имени Ивана Грозного… и больше не смейте тыкать, черт бы вас побрал вместе с петлицами!

– Это как же прикажем понимать – как зловредную подъебку? – несколько растерялся Дребедень.

– Нет – исключительно как позитивное замечание.

– А если, допустим, в самом что ни на есть ленинском плане нам надо еще триста лет ебаться, верней, учиться, учиться и учиться, то какими же еще могут быть у вас лично подъебочные замечания?

– Негативными, правда, в том случае, если бы я сказал, что вы уже вырыли себе могилу… позитивно же замечу, что таковую вы только что начали для себя рыть, вы ее успешно роете и вскоре дороете, если не воспользуетесь шансом, который даю и вам, и себе, и моей семье, и Гену, главное, нашей родине.

– Хорошо, я что, выходит дело, говно, в смысле ведущий следователь, и одновременно не могу потребовать пару лишних слов, разъясняющих как положено о чем тут идет речь, – так, я спрашиваю, или не так?

– Представьте себе, что вы пытаетесь расколоть – черт знает в каком заговоре о покушении черт знает на кого – невинного академика-физика, пытавшегося расщепить в мирных целях атом и устроить цепную реакцию на благо страны и всего человечества… и вот, на самом верху, узнают о том, что вы этого физика измордовали и угробили, тем самым позволив империалистам догнать нашу науку и обзавестись ядерным оружием – оружием уничтожения ненавистного врага… вы разбираетесь хотя бы в азах квантовой физики микромира, в биологии, в цитологии, идиот проклятый, вывели меня из себя?

– Ебал я империализм вместе с так называемым человечеством – мы тут работники органов, а не граждане, между-прочим-то, какого-то микромира, не за него боремся, а за мир, если нам мешают такие, блядь, как некоторые трудности роста… и не пудрите ни мозги, ни подмышки – мы отсюдова смотрим свысока на буржуя, ананас жующего, и на другие прослойки классового общества, доныне жрущие рябчиков… ну а вся кантовочная ваша физика лично мне и на хер не нужна.

– Вот именно… поэтому и генетику, особенно одно из ее прикладных значений, – учтите, очень и очень актуальное для Кремля – вы сами никогда не поймете… к примеру, я не разбираюсь ни в астрономии, ни в авиации, ни в футболе, поэтому не суюсь судить о этих предметах.

– Сходили бы в свое время на стадион «Динамо», где мы турок разъебли по-суворовски, по-буденновски, – сходу разобрались бы, чей котенок обосрался.

– Вот-вот, – задумчиво произнес арестант, вспомнив огромный, несравнимый по размерам с энкеведешным «Динамо», античный Колизей из того рокового, безжалостно каравшего сновидения.

– Короче, ты чего хотишь, то есть вы чего хочите сказать, А.В.Д.?.. хули зря моргать и на что-то намекать, прохаживаясь, как тот парень, по деревне мимо дома моего?.. неужели подкидываете намек, чтоб дернули мы вас к наркому, или куда повыше?

– Безусловно, поскольку лично вам и вышестоящим товарищам необходим компетентный консультант, имеющий представление о последних достижениях в цитологии и генетике… с этого я и хотел начать, но вы же превратили меня, если не в Полуяркова, то в полутруп… в таком виде я могу выступать только клоуном в «Деле 2109», которого вам мне не пришить, так что можете сразу выбивать второй глаз, но побойтесь: скоро оба ваши глаза будут выколоты зубочистками начальства.

– Однако, я вижу, вы преотлично отдохнули, поэтому хватит выябываться и шуточки шутить… кого ответственно рекомендуете?

– Себя лично, потому что ответственность должен нести я один, а не рекомендованные мною тетя Варя с дядей Сигизмундом, которым вы в любом случае пустите пулю в лоб, простите, в затылок… уверен, что порядок ваших действий, крайне выгодных вам и мне, должен быть следующим: необходимо довести суть открытия и открывающиеся в связи с ним эпохально величественные возможности, что необходимо подчеркнуть, до… – тут арестант многозначительно и исподлобья глянул на потолок, дав понять, что речь идет о том, кто расположен повыше здешнего Наркома, поблизости от надмирных сил… – вот в чем «Дело номер 2109», гражданин Дребедень… популярное изложение моего открытия вами найдено на Уланском… не забудьте, я отказался переслать его в один из авторитетнейших журналов мира… если оно заинтересует – он вновь глянул на потолок – вы получите ключевые положения… кто знает – чем черт не шутит? – быть может, я возглавлю группу сотрудников для внедрения открытия в жизнь… войдите к Наркому с предложением иметь под эгидой НКВД не только авиаконструкторскую кондрашку, простите шарашку, но и метагенетическую, биоинженерную и так далее… к чему арестованным ученым кайлить вечную мерзлоту?.. не государственное это дело брать и бросать кадры на ветер, когда они решают, если не все, то кое-что?.. вам придется, сами понимаете, поставить на карту не только карьеру, однако выигрыш велик, вас заметят, убежден, мы еще с вами сработаемся… главное – безошибочно додуматься вот до чего: кто именно узнает первым о важном для Кремля открытии – отчизна, или же заграница?.. ведь их наука, в отличие от нашей, и вынужденно, и остолопски не стоит на месте… я устал говорить, поверьте, мне нужна передышка и, между прочим, нитроглицерин, чтоб не хватила кондрашка, – в данной ситуации это лишняя для вас головная боль… кроме того, разрешите изложить короткую просьбу?..

– Излагайте и обращайтесь, раз так, «гражданин капитан», для чего мне и выдан настоящий чин.

– Кажется, начинаю сходить с ума, гражданин капитан, мысли спотыкаются, мой сон – уже не сон, а молчаливая мука… хотелось бы побыть в общей камере, я, знаете ли, привык жить в коллективе… а то доиграетесь до того, что онемею до конца света.

– Подумаю, тогда решу, чтоб мне пропасть, – вдруг Дребедень сокрушенно схватился за голову и чуть ли не взвыл, – ну зачем ты, рвань безмозглая, из ряда вонь выходящая, зачем ты, гондонище, вызвался подписаться, чтоб рука твоя на хуй высохла, на почетную, видите ли, вахту?.. какого хера взял ты проклятое это дело на себя лично?.. у меня что, ебит твою мать совсем, – нос не в эфире, жопа не в кефире, как сказал картавый дядя Моня кучерявой тете Фире?.. надерусь, надерусь, надерусь ко всем хуям собачьим и собачачьим!

– Во-первых, никогда не произносите слов «высохшая рука», вас за эти два слова разжалуют и расстреляют, так что лучше подумайте о своей голове… вы знаете у КОГО именно ссохлась одна из верхних конечностей?.. во-вторых, советую не надираться – сначала примите безошибочное решение, время не терпит. – Обойдемся без вражеских пожеланий в адрес Лубянской площади… я еще покажу всяким сраным генетикам, как давать рекомендации, жалобы, понимаете, и рационализаторские предложения органам страны советов… лучше сказали бы спасибо, что дознания от вас добиваемся мы, русские люди, а не какие-то Зямки Абрамычи, пробравшиеся в органы из-за черты оседлости, которые давно намотали бы твои кишки на руки… ты бы у них, как миленький, в момент запел козловской писклявостью… увести арестованного – быстро, суки зажиревшие, ув-вес-ти, а то я за себя буквально не отвечаю!

9

А.В.Д. увезли в камеру; он действительно утомился и у него болело сердце – болело той болью, которая всегда скрывает причину своего возникновения и старается прибить в человеке все мысли о себе, как о боли, словно бы боясь прихода желанного покоя во плоть любого страдальца, а уж от покоя до воли – рукой подать, как, возможно, думалось помиравшему Пушкину; он привалился на койке, перебрал в уме ход разговора, подумал, что Дребедень, поначалу несколько растерявшись, вот-вот заглотит крючок поглубже и тогда уж он, гнусный моллюск, с него не сорвется.

«О благословенные часы рыбалки… чего бы я только не отдал за пяток минут милого плеска прибрежной водицы, за туман предрассветный, за дымок костра, готового к вареву ушицы, за покой поплавка – того, подареного Катей, сделанного каким-то умельцем – иди знай! – специально для меня в форме удивленно выпученного глаза с карим зрачком как две капли кровавых слезинок, похожим на мой… вот тоже – не благовестны ли подобные совпадения?.. Дребедень не должен сорваться с крючка, не должен… невозможно ему теперь взять и так вот просто растоптать меня, помучать, потом запротоколировать смерть от разрыва сердца… наверняка стою на правильном пути, раз вокруг витают скрытные, или как теперь говорят, секретные ангелы совпадений, недаром сны не снятся, и неспроста все чешется и чешется, словно в детстве перед подарками, правая ладошка… смешно: «чего бы я только не отдал!»… собственно, и отдавать-то нечего кроме жизни, а она, пиши, так и так уже отдается, причем с радостью, – за Катю, Верочку и Гена… Господи, помоги, иначе не пройдет последняя моя в жизни игровая авантюра».