Новый Мир ( № 11 2007) - Новый Мир Новый Мир

Я помню, как в августе 1991 года вечерняя телепрограмма Эй-би-си вытащила для интервью Анджелу Дэвис. Вид у нее был какой-то линялый, даже знаменитая прическа сильно поредела. И говорила она все теми же стертыми фразами, от которых морщился даже привычный ко всему телеведущий Тед Каппел.

За время существования коммунистической партии США через ее ряды прошло, вероятно, около четверти миллиона человек. Большая часть из них оставалась в партии не свыше двух лет. Мало-мальски мыслящим людям трудно было не заметить глубокий разрыв между идеалами и реальной жизнью партии. Но лицо партии, ее долговременные политические цели определяли не рядовые ее члены, а руководящая верхушка — те, кто слепо верили в марксистскую догму; для кого противостояние США и СССР было последней решительной битвой классовой борьбы; для кого не было сомнений, чью сторону принять в этой битве”.

Нас тянет в Коктебель ушедших лет. Предисловие Натальи Менчинской. Запись материалов и составление Кати Голициной и Екатерины Шварц. — “Наше наследие”, № 82 (2007).

О знаменитом уголке Крыма, о волошинских местах и людях вспоминают Игорь Санович, Леонид Талочкин, Василий Аксенов, Алексей Козлов, Дмитрий и Мария Плавинские, Евгений Рейн и Евгений Бачурин. Много иллюстраций — фотографий, живописи.

Вера Савельева. Чародейная рука, куст ладони и сбежавшие пальцы. — “Книголюб”, Казахстан, 2007, № 2.

Продолжение исследования, помещенного в раздел “Художественная антропология”. Ранее в “Книголюбе” рассматривались такие “образы художественной анатомии”, как рот, уши, голова и глаза .

Ближе к финалу: “В литературе встречаются тексты, в которых семантика пальцев играет особую роль: в сказке Ш. Перро о мальчике-с-пальчик, сказке А. Ремизова „Пальцы”, „Затворнике и Шестипалом” В. Пелевина, новеллах С. Кржижановского „Неукушенный локоть” и „Сбежавшие пальцы””.

Главный редактор Лиля Калаус сказала мне, что в итоге они выпустят исследования Савельевой отдельной книжкой. Интересно.

Дмитрий Урушев. Ты не видишь звезд? К 80-летию Юрия Казакова. — “Фома”, 2007, № 8 <www.foma.ru>.

“В поисках истины Казаков стал для меня детоводителем ко Христу (Гал. 3: 24)”, — пишет в своей благодарственной статье историк, член Союза журналистов России.

Наталья Трауберг. Путь в пространство красоты. Беседовал Виталий Каплан. — “Фома”, 2007, № 8.

“ — Есть немало христиан, которые крайне настороженно относятся к сказкам, считают, что в них слишком много языческого, что сюжеты сказок зачастую несовместимы с догматическим богословием...

— Такие люди и Деда Мороза боятся. А если серьезно — я вижу тут две проблемы. Во-первых, что касается язычества. Если мы говорим о сказках для детей, то не стоит забывать, что ребенок, в отличие от нас, гораздо ближе к духовному миру. Он, можно сказать, находится в сакральном пространстве. И в большей степени, чем взрослые люди, защищен от бесовских влияний. Но, поскольку в нем есть и склонность ко греху, то, если не следить за воспитанием, она обязательно проявится — и в жестокости, и в чем угодно. Ребенок может такое язычество в себе взрастить, какому ни одна сказка не научит. Опасность не в сказках, а в том, что взрослые зачастую равнодушны к внутреннему миру ребенка. Чтобы уберечь малыша от языческого мироощущения, его надо воспитывать как христианина, а не лишать сказок. В нормальной христианской семье ребенку все объяснят правильно. А если семья далека от христианства — то, как говорится, снявши голову, по волосам не плачут. Гипотетический вред от какой-то сказки — далеко не самое страшное, что ему грозит в духовном отношении.

Но тут надо вспомнить банальную истину. Чтобы принести пользу ребенку, сказка должна быть чем-то поддержана в его реальной жизни. Если сказка о любви — он должен видеть примеры любви вокруг себя. Если говорится о прощении — у него должен быть опыт, когда прощают его и когда прощает он сам. Если герои выручают друг друга — ему нужен опыт взаимовыручки. Если в сказке наказывается зло — ему надо видеть, что зло побеждается и в его жизни. Пускай все это происходит в маленьком, „детском” масштабе — но это должно быть. Иначе сказка останется для него пустым звуком.

Теперь что касается догматики. К сожалению, есть люди, которые вообще не понимают, что в основе любого искусства всегда лежит условность, что в тех же сказках многие вещи надо понимать не буквально. Элементарный пример — „Пиноккио”. Ну да, там действует фея. Но очевидно же, что это метафора ангела, а вовсе не колдунья-чернокнижница. На то и сказка, что в ней — намек. Нельзя сводить все к учебнику догматического богословия.

Когда мы говорим о сказке (или о поэзии) — мы выходим в пространство красоты, и в нем неприменим такой вот плоский, черно-белый подход. Ребенок, кстати, никогда и не воспринимает сказку в качестве „символа веры”. Это исключительно взрослый подход — всё разложить по полочкам”.

Владимир Хохлов. Выгодная покупка. Операция. Рассказы. — “Волга — XXI век”, 2007, № 3-4 <http://www.i-v-m.ru>.

Два сочинения моего ровесника, родившегося в Сургуте, а ныне живущего в Хвалынске и работающего предпринимателем. Рассказам предпослано клише: “Из серии „Уездные зарисовки””. Может быть, я выбрал эту публикацию из трехсотстраничной “новой” “Волги” лишь потому, что она меня как-то особенно огорчила. Два талантливо написанных рассказа о трагикомичной беспомощности “простых” людей, ставших заложниками обстоятельств (в первом — это покупка женой героя двух козлят, для начала помочившихся спавшему мужу на голову, а во втором — удаление аппендикса деревенским пьяницей хирургом жителю городка Обывательска Николаю Хомутову). Наверное, в замысле это все по-гоголевски/чеховски/зощенковски должно быть очень смешно. А мне вспомнился вдруг чей-то старинный рассказ о том, как мальчик с бабушкой ходили в кино на Чаплина: мальчик хохотал, а бабушка нелепо падающего Чарли сердечно вдруг пожалела. Хохлов публикуется в рубрике “Наш ералаш”.

Новую “Волгу”, присыпанную — в дизайне и верстке — настойчивым… ну, не гламуром, конечно, но тем, что обозначается оборотом “по-взрослому”, — я, действительно, пока не распробовал. Стихи здесь — посредственные. А проза — либо чересчур “суггестивна” (Валерий Володин, “Никто ниоткуда и никуда”), либо — весьма странна “в кладке” (сразу за новой повестью Владимира Карпова “Се ля ви” идут фрагменты автобиографического романа Михаила Алексеева). Сочинения известных советских авторов объединены обоймой-рубрикой “На войне как на войне”. Ближе к концу номера — блок текстов о живописном авангарде и Павле Кузнецове.

Хорошо склеенная в типографии, структурно “Волга”, увы, пока развалилась у меня после первого же перелистывания. Над названием журнала я вижу марку издательского дома, а под названием — изображение слона с крыльями птеродактиля, идущего по нотной линейке. Эмблема предприятия, что ли?

Олег Чухонцев. Речь при вручении премии 24 мая 2007 года. — “Знамя”, 2007, № 8.

“<…> Свидетель пяти по крайней мере поэтических поколений, таких разных, часто не слышащих и не понимающих друг друга, я горжусь принадлежностью к своему, в котором работали и работают замечательные поэты. Иные из них, к сожалению, ушли до обидного рано и не услышали слов настоящего признания, другие до сих пор пребывают в тени. Когда я сел два дня назад сочинять это выступление, я дал себе зарок избегать слова замечательный, которое, как я заметил, срывается с языка всегда, когда нет содержательных аргументов. Но что делать, если это действительно замечательная генерация, и это не только мое мнение. Так, например, считает и английский славист Джерри Смит, по мнению которого поэтический конец ХХ века в России столь же ярок, как и его начало. Смею утверждать, что и юное поколение небезнадежно, они просто другие, и это в порядке вещей.

Что я еще хочу сказать? Да ничего особенного. Пусть каждый живет по своим часам — через полвека сверим. Не прогибаться и не зарываться. Всеми силами отстаивать отдельность и суверенность своего существования. Никого не учить и у всех учиться. Быть памятливым и благодарным — друзьям, близким и тому, кто за правым плечом <…>”.

Светлана Шишкова-Шипунова. Код Даниэля Штайна, или Добрый человек из Хайфы. — “Знамя”, 2007, № 9.

Вот как заканчивается тут размышление о последнем романе Людмилы Улицкой: