Право на счастье - Кейт Коскарелли

Грэйс все не унималась.

— Он не может сюда являться! Никогда! Я этого не допущу! — В голосе ее появились командные нотки, которых в последнее время не было.

— Почему, мама? Объясни, — умоляла Кейси, но просьба ее опоздала.

Лицо Грэйс вновь приняло безразличное выражение, она снова погрузилась в прострацию. Кейси решила не сдаваться:

— Мама, ответь!

Но, как ни старалась Кейси, ей так и не удалось вызвать мать на разговор. Она уставилась в окно, поджав губы.

Приехав домой, Кейси с помощью Рудольфа усадила мать перед телевизором, а сама позвонила доктору Винчестеру. Она была уверена, что наткнулась на что-то существенное. К несчастью, он уехал на праздники, как и Джим Аустин. Кейси попробовала дозвониться до Пич, но Сара сказала, что ее нет дома. В растерянности девушка мерила шагами кухню. Занявшись приготовлением ужина, она не переставала думать над загадочным поведением матери. Неужели все дело во внебрачной беременности дочери? Неужели именно это толкнуло ее на самоубийство?

За ужином Кейси решила взять теплый, сентиментальный тон.

— Ты знаешь, мама, — сказала она, — давай каждая из нас расскажет сегодня о самом сокровенном. Сегодня особенный вечер. Рудольф, как ты думаешь? Мы ведь не часто ходим в церковь, так может быть, нам воздать молитву Господу прямо здесь, дома, за ужином?

Рудольф сложил руки и начал по-испански читать молитву Пресвятой Деве. Глаза его заблестели от слез.

— Спасибо, Рудольф. А теперь, мама, твоя очередь. Скажи, что ты сейчас чувствуешь.

Грэйс покачала головой:

— Нет, я не знаю, что сказать.

— Скажи что-нибудь, — настаивала Кейси.

— Хорошо. Я попытаюсь. Я счастлива, что нахожусь дома с вами обоими, а не в госпитале, где так холодно. Я счастлива, что здесь нет снега. Я ненавижу снег…

Они подождали, пока она скажет еще что-нибудь, но Грэйс молчала. Тогда Кейси решилась спросить:

— Я не знала, что ты ненавидишь снег, мама. Ты поэтому решила уехать в Калифорнию?

Грэйс кивнула:

— Да, снег приносит много бед. Ноги мерзнут и промокают.

— Расскажи мне о снеге, мама. Я хочу узнать побольше.

— Я не хочу больше о нем говорить. Мне становится холодно, и мурашки бегают по телу. Я не знаю, почему вдруг вспомнила о снеге. Теперь твоя очередь.

— Хорошо. Сердце мое полно любви и благодарности за то, что Бог вернул мне маму к Рождеству. Я больше не скорблю о том, что потеряла. Я верю, что тому суждено было быть. Я счастлива, что дом наш полон любви, и надеюсь, что и дальше буду жить в окружении людей, которые меня любят.

И хотя она не собиралась упоминать о потере ребенка, все-таки не смогла обойти молчанием это важное событие. Кейси спрашивала себя иногда, почему не испытывает той острой депрессии, о которой хотел предостеречь ее доктор Аустин. Сейчас она даже временами думала, что его вообще не существовало, ее больше волновало то, что Джерри может отказаться от нее, узнав, что ребенка не будет.

К концу ужина позвонила Пич. Кейси пошла в спальню, чтобы поговорить с ней без свидетелей. Рассказав о необычно бурной реакции матери на имя «Джерри», Кейси спросила у Пич, что она по этому поводу думает.

— Не знаю, Кейси. Ясно только одно. Время для лжи закончилось. Она достаточно сильна для того, чтобы воспринять правду. И Ева, и я не считали, что твоя беременность такое уж приятное для твоей мамы известие, так что говори, не бойся.

— Не могу решиться. Боюсь, произойдет что-то ужасное и испортит нам Рождество.

— Кейси, ты такая же, как мать, — раздраженно сказала Пич, — вы обе громоздите вокруг себя горы лжи и тем самым только усложняете жизнь себе и другим.

Кейси сразу же уцепилась за неосторожную оговорку маминой подруги:

— Что ты имеешь в виду? О чем мама лгала?

— Бог мой, Кейси, забудь о моих словах. Все это давно в прошлом…

— Психиатр сказал, что все, что касается жизни моей матери, очень важно. Зачем вы прячете то, что может помочь ей? Вы же знаете, если нам не удастся докопаться до истоков маминой депрессии, она может вновь попытаться себя убить.

На том конце провода долго молчали.

— О некоторых вещах тебе не имеет права рассказать никто, кроме мамы. Кейси, прошу тебя, не допускай ее ошибок. Смотри правде в лицо. Скажи все Джерри. Скажи и маме, что ребенка больше нет. Может быть, если ты решишься сказать правду, и она осмелится обо всем рассказать.

Кейси вернулась, когда Грэйс и Рудольф мыли посуду.

— Давай я сама, — попросила Кейси, но Грэйс не позволила.

— Я не хочу чувствовать себя инвалидкой. Может быть, я немного странная и забывчивая, но уж с посудой могу управиться. Только проследи, чтобы я убрала ее в посудомоечную машину, а не в духовку или холодильник, ладно?

Позже, когда все слушали детский церковный хор, а огни на елке мерцали в свете камина, Кейси решилась:

— Мама, я должна тебе кое о чем сообщить.

Рудольф поднялся, чтобы уйти, но она остановила его:

— Оставайся, Рудольф. Ты мне нужен.

Грэйс испуганно посмотрела в расширившиеся от страха зрачки дочери. Неужели она заболела?

— Десять дней назад я бы еще не рискнула рассказать тебе об этом, но сейчас я вижу, что ты в силах это вынести. Пусть Бог мне поможет.

Надо было торопиться, пока хватало смелости, и Кейси выпалила одним махом:

— Мама, у меня был выкидыш.

Грэйс смотрела на нее и никак не реагировала.

— Мама, ты поняла, о чем я тебе сказала? Я была беременна, помнишь? Но что-то случилось, и я теперь больше не беременна. Я надеюсь, ты не очень расстроилась. Обещаю, я когда-нибудь рожу тебе внука.

— Ребенка нет? Ты уверена? — откликнулась наконец Грэйс, но на лице не было ни сожаления, ни боли. Только вопрос.

— Нет. Это произошло в госпитале.

— С тобой все в порядке?

— Я прекрасно себя чувствую. Я не хотела говорить, но Пич настояла…

— Ты мне не врешь? Ты ведь не сказала мне это, чтобы я почувствовала себя лучше?

Грэйс наклонилась к дочери и взяла ее за руку. Кейси почувствовала, как сильно сжимает мать ее кисть и как напряженно звучит ее голос.

— Мама, подобными вещами не шутят. Однажды, когда я была у тебя в госпитале, у меня начались схватки. Они положили меня на стол и… и все было кончено. Так все и было.

Не отпуская руки дочери, Грэйс повернулась к Рудольфу. Ей требовалось подтверждение. Она все еще не верила Кейси.

— Она говорит правду? Ребенка больше нет?

— Увы, мадам, — кивнул Рудольф.

Грэйс отпустила руку дочери и встала. Мозг ее заполнился таким количеством образов, что у нее закружилась голова. Казалось, в мозгу что-то взорвалось, осветило все яркой вспышкой, и одна за другой стали проплывать картины: Чикаго, Джерри Кейси, Финли и Бланш. Ребенка нет! Случилось чудо. Она делала ужасные вещи. Она лгала. Она покушалась на убийство. Она пыталась покончить с собой. Небеса должны были наказать Грэйс, а вместо этого одарили. Почему? Она всегда считала, что во Вселенной нет порядка, но эта череда невероятных превращений была за гранью понимания. Неужели Бог услышал ее? Благодарение тебе, Всевышний!