Котел с неприятностями. Россия и новая Большая Игра на Ближнем Востоке - Евгений Янович Сатановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Государство Израиль выделяется на фоне всех прочих стран региона, входя в узкий круг развитых стран и отличаясь военным потенциалом, который позволяет ему вести войну на нескольких фронтах. Развитие «мирного процесса» и попытка завершить конфликты с арабскими странами, включая вывод израильских войск и эвакуацию поселений с Синайского полуострова и из сектора Газа, а также эвакуацию израильского ЦАХАЛа из Южного Ливана, привели не к миру, а к укреплению радикалов. Это относится и к Египту, потерявшему после свержения Хосни Мубарака контроль над Синаем, и Иордании, где власть Хашимитов ослабевает за счёт усиления «Братьев-мусульман». Ситуация ещё хуже в Газе, где ФАТХ побеждён ХАМАСом, и Ливане, власть на юге которого де-факто захватила «Хезболла». Надежды на создание рядом с Израилем демилитаризованного палестинского государства оказались несостоятельными: клептократический режим ФАТХа в Рамалле является для него источником наибольших проблем во внешней политике. Обращение Абу-Мазена в ООН с требованием предоставления Палестине полноправного членства в этой организации, спровоцировало беспрецедентное давление на Израиль, в том числе со стороны его традиционных союзников.
Израиль сохранил в исламском мире единственную роль – объединяющего фактора и всеобщего врага. Усиление в регионе политического ислама, включая его радикальные структуры, постепенно обесценивает как мирные договора Израиля с Египтом и Иорданией, так и посредничество США и ЕС в попытке избежать конфликтов на межгосударственном уровне: провокации на границах Израиля рассчитаны как раз на втягивание в конфликт с ним под давлением «улицы» армий стран-соседей. Парадоксальным образом потенциальное свержение не только дружественных, но и таких враждебных, но стабильных и предсказуемых режимов региона, как сирийский, противоречит интересам Израиля.
Как показали последствия мирового экономического кризиса, который Израиль прошёл значительно лучше США и стран ЕС, а также государств «Арабской весны», обанкротившей западных инвесторов в затронутых ею странах, но миновавшей Израиль, отношения которого с ними были минимальны, региональная изоляция этой страны является скорее плюсом, чем минусом. Единственным существенным фактором для израильской экономики является сворачивание сотрудничества с Турцией по целому ряду чувствительных направлений – в первую очередь оборонного характера.
Предсказывать, как именно будет развиваться конфликтная ситуация на БСВ, когда и в какой мере она затронет Израиль и каким будет ответ этого государства на внешние вызовы, чрезвычайно сложно, поскольку это будет в большой мере зависеть от того, на что будет готово в противостоянии с противниками руководство самого Израиля. Если оно вернётся к стандартам первых десятилетий существования страны, это будет означать сворачивание «процесса Осло», возвращение контроля над палестинскими территориями, управляемыми пока что ПНА и ХАМАСом, и начало формирования на них местной власти, сориентированной на сотрудничество с Израилем, – процесс, занимающий 2–3 десятилетия.
Ослабление Асада в Сирии сводит к нулю вероятность переговоров о возвращении ей Голанских высот и делает возможным масштабную «зачистку» «Хезболлы» – без возвращения израильского контроля над «зоной безопасности» в Южном Ливане. В случае распада Сирии, вероятность которого до сих пор не исключена, возможен союз Израиля с какими-либо из территориальных структур, которые могут возникнуть на её месте, как вероятен он в условиях резкого охлаждения отношений с Турцией с иракским Курдистаном. Это же касается Кипра, Греции и балканских государств, опасающихся усиления Анкары.
Во внешнюю политику Израиля вписывается поддержка курдов и сотрудничество с Арменией и её диаспорой по вопросу признания геноцида армян. В то же время влияние, которым пользуется в Армении Иран, не оставляет места для широкого военно-технического сотрудничества Израиля с этой страной. Резкое ухудшение отношений с Израилем, участие в операции в Ливии и обострение отношений с Сирией, кампания против боевиков в иракском и сирийском Курдистане, ультиматумы ЕС по кипрской проблеме и создание военно-морской группировки в Восточном Средиземноморье обозначают основные направления турецкой военно-политической доктрины.
Турция отстраивает систему доминирования в зоне национальных интересов, которую руководство этой страны полагает необходимой для создания «новой Османской империи», в том числе на постсоветском пространстве. До этого на протяжении десятилетий турецкая политика могла быть охарактеризована как активная оборона. Сегодня – это политика наступательная и последовательно агрессивная. Ранее Турция не раз угрожала Сирии в случае локальных конфликтов из-за водных ресурсов или намёков Дамаска на сирийскую принадлежность отданного туркам французскими колониальными властями в 1939 году Хатая. Была на грани войны с Грецией, членом НАТО, из-за проблем судоходства в акватории находящихся у турецкого побережья греческих островов. Вводила войска в Северный Ирак после атак курдских боевиков на турецкие населённые пункты, полицейские посты и военные гарнизоны. Конфликтовала с Болгарией из-за притеснения местных турок. Однако даже оккупация Северного Кипра – наиболее масштабная и долговременная военная акция Турции после Второй мировой войны, произошла только после попытки совершения там государственного переворота, в случае успеха которого Кипр мог быть присоединён к Греции с необратимыми последствиями для турок-киприотов.
Сегодня внешнеполитическая риторика Анкары стала откровенно агрессивной, великодержавной и шовинистической. Военно-политическое наступление на всех фронтах, которое она ведёт, очень напоминает реваншизм Третьего рейха 30-х годов ХХ века. Это сходство становится разительным, если проанализировать обращённые к европейской турецкой диаспоре заявления лидеров страны, словно списанные с текстов фюрера немецкого народа о «Фатерланде». Пантюркистская агитация в «этнически близких» странах и регионах напоминает о действиях Третьего рейха в Силезии, Судетах, Эльзасе, Лотарингии и Скандинавских странах. Разумеется, всякие параллели верны только до определённого предела, однако баланс сил на турецких границах и складывающееся сотрудничество-соперничество исламских геополитических блоков чрезвычайно напоминают конец 30-х годов в Европе.
Конечно, лидеры Турции и Ирана не копируют Сталина и Гитлера, ведут свои страны схожим с их европейскими предшественниками курсом по собственным причинам и обстоятельствам, и многие из этих обстоятельств объективны. Однако милитаристский популизм, возведённый в ранг государственного приоритета, имеет свои законы. Вопрос не в том, будет ли Турция вовлечена в региональные конфликты различной интенсивности, как она вовлечена в сирийскую гражданскую войну, но лишь в том, когда и в какой степени это произойдет.
Новый виток конфликта вокруг Кипра, связанный с намерениями Никосии добывать природный газ на шельфе острова, исключает возможность достижения национального примирения и объединения страны. Нагнетание обстановки по инициативе Анкары произошло после оценки турецкими экспертами запасов газа в Восточном Средиземноморье ($ 7 триллионов) как достаточных для ведения войны. Контроль над Северным Кипром даёт Турции не только доступ к этим запасам, но и плацдарм за пределами собственных границ, который может быть использован для продвижения турецких интересов в Леванте и
