Моряки Зелёного Моря - Deuscreator

В Сове вспыхнула ненависть; кахаширка навредила Малине! Её маленькой Малине! Где же та? Где же её хорошая девочка? Всё ли с ней хорошо? Неужели её убийца, предатель, которого она любила всем сердцем, как свою судьбу, бросил её там? Одну, среди холодных цепей и убийственных теней?

- Малина…, - как бы ярок не был глас внутри, снаружи звучал только слабый хрип.

Сил почти не оставалось, даже выдыхать слова. Губы казались пересохшими, как в знойный солнечный день, что выжигает кожу и испаряет всю воду в округе.

Кобра тащил её на плечах, а какой-то молодой парень поспевал за ним и что-то кричал; не то заклинания, после которых тени падали, не то призывы к своей подруге, которая прикрывала их отход.

Они - два сердца, нашедших дорогу, и так долго по ней странствовали, что решили остаться на ней вместе до самого конца. Почему Сове теперь не увидеть что-то такое? А ведь ей хочется. Жуть как хочется. До окровавленного клюва, до зубами разодранной кожи.

Кобра вытащил её из тьмы на свет. Его автомат болтался на груди.

Снаружи разверзся ад, который в полной мере Сова не могла постичь; некоторые дома и обломки горели, бесновались жуки. Под куполом города вились рогатые создания, несущие раздор и поступательно разрушавшие всё, что оказывалось на их пути. Камбионы, с которыми они встречались ранее.

Что-то внутри неё забилось, закричало совой, пытаясь вырваться из клетки тела. Сова застонала, скорчилась от боли, когда под её кожей, выжигая символы, бесновалась сущность, пытаясь вырваться.

Однако Сова знала, что ту удерживало внутри именно то, что гнало наружу - страх. И ещё кое-что её удерживало - дьявольская магия, словно болт, пронзившая тело почти насквозь и принесшая смерть.

Любая пуля оставила бы лишь царапину и была бы вытолкнута назад настоящим гневом и демонической яростью, как это было раньше, но не теперь. Эта, подобно порче, расползалась внутри, заставляя кожу чернеть.

Прямо над ними пролетел дьявол, несущий в руках косу, сплетённую из самой крови - смертоносную, как тысячелетний поток, стачивающий скалы. Одним взмахом он разрубил надвое жеччедрельского стрелка, высаживавшего в него один патрон за другим.

Позади показалась крылатая инферлингша; она почти ничем не отличалась от нападавших, разве что одета была более местно. Она была таким же исчадием, как и остальные, кто сейчас сеял хаос и разруху. Однако она, истекая кровью, тащила на плече Молчуна, что хрипел и кашлял кровью, придерживая широкую рану в боку, разорвавшую броню и плоть.

Сову чуть тряхнуло; Кобре пришлось кинуться в сторону и произнести заклинание; обжигающий холод пробежал по Сове. Опасливо ухнула Малина, удерживаемая в клетке, которую Кобра повесил себе на грудь, дабы не мешала рукам. Чёрно-красное орудие Дома встало перед дьяволом, которому пришлось улететь, дабы не попасть под огонь.

- Он вернётся…, - прошептала Сова, глядя вслед улетающей фигуре, что оборачивалась чёрной тенью с крыльями.

- Они… “Всегда находят путь назад, ступают средь песка, средь пепла, вечность, пока ты не сломаешься и не упадёшь”. Будем готовы… «ибо ты их можешь не видеть, но они всегда следуют за тобой и охотятся на тебя, покуда ты испустишь свой последний выдох».

На висок упала холодная вязкая капля. Тёмные облака закрыли солнце и начали сочиться кровью.

“Они несут весть: песнь о болезненной смерти…”

Душераздирающий крик рейдера разнёсся, перебивая электропомехи в колонках. Его пронзило копьём насквозь, но он, ещё живой, с поясом из гранат, бросился и оглушительно взорвался, на секунду озарив пространство яркой вспышкой. Хлипкое строение рядом со взрывом развалилось, обломки посыпались вниз.

- Жеччедрел! - разнёсся над городом голос Руги, живой и очень злобный. Прожекторы ярко вспыхнули, освещая пространство белым, жёлтым и красным светом. Лучи выцепили её фигуру, стоящую под куполом города. - Пришёл час крови и пороха. Отстоим город! Заберём захватчиков с собой! Приказываю захватить бронированный поезд, что прибыл сегодня! И подорвать его реактор!

Три камбиона налетели на кахаширку; в одного она запустила рупором, оглушив, второго срезала вскинутыми тесаками на цепях, не убивая, но раня, а на третьего и вовсе напрыгнула с диким криком, уворачиваясь от колющей атаки, обмотала цепью и силой потащила вниз по лестнице.

Камбион пытался сбросить её с себя, но Руга силой удерживала его, пока они вместе, медленно, но верно опускались ниже, в гущу событий, несмотря на все старания камбиона сбросить её с себя.

Сова смотрела за ними как заворожённая, пока они опускались всё ниже по лестнице. Боль постепенно отступала, а звуки тухли, словно искорки. В тенях постоянно шевелились никому не зримые создания, а внутри, в груди, задыхалось демоническое сердце.

Кровавая Сова вопила и выла. Она привязана к этому телу, но порвала бы связь, если бы могла, однако ей это не под силу. Кто-то, кто поселил её в этом доме из плоти и кости, крепко запер его на ключ, чтоб она могла уйти лишь с позволения.

“Свободный шатёр на вершине горы, обдуваемый ветрами и устоявший от невзгод, превратился в сломанное древнее хранилище, похороненное под тоннами холодного камня. В нём угасает свет и теряется связь, а дверь оказывается наглухо закрытой… Если мы умрём вместе с моими идеалами, выходит, умрёшь и ты… Прости… Мне очень жаль, но я буду за тебя держаться. Я не отпущу тебя, ибо ты огонёк мой. Если бы только Кобра в меня поверил…”

“Эгоистка! Ты связала меня виной за то, что я использую тебя, а теперь сама меня используешь!? Пусти, и тогда лишь ты одна умрёшь!”. Демоница бесновалась, вспышками поддерживая сознание, но конечности уже покрывались изморозью, и лишь трепетное сердце хранило в себе огонь.

Яркое пламя вспыхнуло вдалеке, и языки его приласкали туго натянутый тент. Кровавый дождь застучал по перекладинам тяжёлыми вязкими каплями. Всё расплылось.

Стало незримым…

А потом погасло.

***

- Приём, приём, чёртова срань, Кобра, ты где там? Молчун? Хоть кто-нибудь?

Голди тарахтела в рацию, пока Ворчун давал отпор тем, кто желал им смерти. Он сбивал их тела, давил колёсами и расчищал стоянку громадиной Исследователя то передним, то задним ходом. Пытаясь найти тех, кто не выходили на связь.

Взрывать самого себя ради “ничего” он