Закат Пятого Солнца (СИ) - Штаб Юрий

Послов оказалось пятеро. В богатых одеждах, украшенных переливающимися птичьими перьями, с тяжелыми золотыми ожерельями на шеях, они гордо проследовали через площадь, не глядя по сторонам. Волосы у каждого были собраны на макушке и уложены в высокие причудливые прически. В руках ацтеки держали розы, постоянно нюхая их, как будто тонкое обоняние послов раздражала окружающая вонь. За ними тянулась многочисленная свита. Слуги без устали обмахивали их опахалами на длинных ручках.

Фернан никогда бы не подумал, что смуглые от природы индейцы могут так стремительно побледнеть. Касики тут же покинули Кортеса и поспешили к прибывшим ацтекам с видом нашкодивших собак. Те подчеркнуто не обратили внимания на приветствия и даже ничего не ответили, лишь один из них коротко бросил какую-то повелительную фразу. После этого послы императора гордо удалились в приготовленные для них покои. Так испанцы впервые увидели, сколь велик ужас, который внушал подданным грозный Монтесума.

— Интересно, если я слегка пощекочу острием меча этого наглеца, он сумеет сохранить столь королевскую надменность? — буркнул Фернан, глядя в спину одному из удаляющихся ацтеков.

Его весьма задела оскорбительная самоуверенность, с которой представители императора предпочли не замечать испанцев.

На касиков было жалко смотреть. Они отошли подальше от Кортеса, как будто это могло им теперь помочь. Неожиданно прибывшие ацтеки уже увидели все, что хотели. Вожди топтались на одном месте, тихонько переговариваясь, и ожидали, когда сборщики дани отдохнут и насытятся. Генерал-капитан увидал в этом происшествии шанс продолжить переговоры с Монтесумой, но касики чуть ли не со слезами уговорили его не мешать застолью. Те, мол, примут кого-либо лишь тогда, когда сами этого захотят.

Так вскоре и произошло, но пригласили к себе они не конкистадоров, которых продолжали не замечать, а одних лишь местных вождей. Те старались сохранить величественный вид — все же каждый из них правил целым городом! — но Фернану показалось, что шли они как будто на эшафот.

— Так, ну вот и началось! — бросил Кортес. Глаза его возбужденно блестели. — Рано или поздно это должно было произойти. Пришло время показать ацтекам, что нас нельзя просто не замечать.

— Что делать будем? — поинтересовался Альварадо.

— Погоди, сначала дождемся возвращения касиков с переговоров. Узнаем, что за распоряжения дали им послы Монтесумы. Педро, Кристобаль, Алонсо, Франсиско… Подготовьте солдат. Кто знает, вдруг ацтеки сейчас дали приказ напасть на нас и всех пленить. Похоже, местные вожди так боятся своего императора, что сделают это не задумываясь!

Названные капитаны спешно принялись приводить конкистадоров в боевую готовность. Стрелки зарядили арбалеты, возле каждой пушки собралась небольшая группа воинов, готовая защищать орудие. Кавалерия построилась в два ряда. Всадники замерли с копьями в руках. Фернан среди других телохранителей застыл за спиной Кортеса. Он прекрасно понимал, что если индейцы решатся на атаку, то первой целью станет предводитель. И тогда именно возле него разгорится самая яростная схватка. Испанский отряд приготовился отразить нападение.

Ждать пришлось недолго. В скором времени касики вышли из покоев и с несчастными лицами двинулись в сторону Кортеса. Подойдя, они чуть ли не со слезами стали делиться с ним своими бедами.

— Великий господин Малинче, нам принесли дурную весть. Грозный владыка этой земли, повелитель ацтеков Монтесума весьма разгневан тем, что мы оказали тебе гостеприимство. Его послы обещали нам всевозможные кары. А они и в мирное время вели себя хуже кровожадных ягуаров. Что же будет с нами сейчас?!

— Что сказали вам ацтеки? — спросил Кортес.

— Они грозят в будущем достойной, как они выразились, расправой. Кричат, что принимать тебя было изменой. Пока же потребовали, чтобы мы дали им двадцать благородных юношей и столько же девушек, которых они зарежут на алтаре в столице своего государства, великом городе Теночтитлане. И это еще только начало! Горе нам! Бог ацтеков, кровожадный Уицилопочтли, не знает милосердия. Во всем мире не хватит крови, чтобы его насытить.

— Похоже, эти несчастные дикари так запуганы, что готовы выдать своих близких беспрекословно! — изумленно выдохнул Фернан. — А предназначенные в жертву люди покорно, как бараны, поплетутся в чужой город, отлично зная, что их там ожидает!

— Велик страх местных жителей перед Монтесумой, — удивленно покачал головой Кортес.

Касики смотрели на него так умоляюще, с такой надеждой, как будто лишь он мог даровать им спасение. Возможно, верили, что этот чужестранец, обладающий необычной властью, повелевающий невиданными демонами, сумеет найти выход из ситуации. Генерал-капитан обратился к вождям:

— Вы что же, смиренно выполните эти ужасные требования?! Распластаетесь на брюхе и будете униженно молить о пощаде?

— Великий господин, ты не знаешь ярости ацтеков! — простонал толстый касик Семпоалы.

Все его необъятное тело тряслось от ужаса, он уже давно забыл о необходимости сохранять достоинство. Теперь он ломал руки, продолжая заунывно перечислять беды, которые на них обрушатся.

— Хватит! — резко бросил Кортес. — Есть лишь один способ избежать подобного унижения. Я не для того пересек океан и сражался на море и на суше, чтобы терпеть такое беззаконие. Плените посланцев Монтесумы и откажитесь подчиняться ацтекам.

Касики лишь замахали руками, отказываясь от такого самоубийственного шага.

— Чего вы боитесь? Я сумею вас защитить. Жители Табаско были воинственны и многочисленны, но я усмирил их ярость и превратил врагов в друзей. Так я поступлю и с ацтеками.

— О, Малинче, ты не представляешь себе силу Монтесумы, — простонал местный вождь. — Племена Табаско, столь храбро покоренные тобой, всего лишь ничтожное перышко на могучих крыльях его империи. Армия ацтеков непобедима. Воистину, нет числа его воинам! Их больше, чем листьев в бесконечном лесу.

— Прости мою дерзость, господин, — набрался отваги касик Семпоалы. — Но ты, если удача покинет тебя, всегда сможешь вернуться на свои гигантские лодки и отплыть. Нам же отступать некуда. Ацтеки придут сюда с войной, перебьют людей, сожгут города, заселят наши земли переселенцами и не станет больше племени тотонаков.

— Ты обвиняешь меня в том, что я могу испугаться и бежать?! — нахмурился предводитель конкистадоров, выслушав перевод Марины и Агиляра.

Касик ничего на это не ответил, он лишь молча закрыл лицо руками, не ожидая ни пощады, ни спасения уже ни с какой стороны. Генерал-капитан же между тем рассмеялся. И так беззаботно, без гнева или злобы звучал его смех, что вождь Семпоалы поднял на него изумленные глаза.

— Слушай меня, — с улыбкой сказал Кортес. — Только что ты набрался мужества и высказал свое мнение прямо. Как видишь, ты до сих пор жив. Ну что, убедился, что лишь храбрость приносит успех? Укрепись в решимости, вождь. Будь так же отважен перед лицом ацтеков, сбрось их злобное и неправедное владычество. Иначе сегодня ты отдашь им сорок человек, завтра еще сорок, и так до тех пор, пока цвет народа тотонаков не погибнет на алтарях Монтесумы. Узрев, как будут принесены в жертву твои сыновья, на что ты сможешь надеяться в будущем? Кто будет править Семпоалой? Присланный из столицы наместник, жадный и похотливый ацтек, который изнасилует твоих дочерей у тебя же на глазах! Воистину, тебе бы лучше не дожить до такого дня и не увидеть всего этого.

Речь Кортеса была красноречивой и убедительной, но ужас слишком сильно сковал вождей. Немало времени пришлось ему потратить на уговоры, клянясь, что он не бросит своих союзников и сумеет защитить их от вражеской армии, если та придет в эти земли. Наконец труды его увенчались успехом. Касики все же сумели преодолеть страх. Они отдали приказ схватить послов императора.

С точки зрения конкистадоров зрелище получилось просто великолепное! Изумленные небывалым поступком, верещащие и отбивающиеся ацтеки оказались быстро скручены и привязаны к столбам посреди площади. От былой спеси не осталось и следа. Испуганные, затравленно озирающиеся, они что-то надсадно орали и яростно пытались освободиться. И не понять было, чего больше в их криках — удивления, гнева или страха. Марина внимательно вслушивалась в эти вопли, а затем перевела услышанное Агиляру, который тут же сказал Кортесу.