Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1 - Сергей Кургинян

Собеседники, понимая, что я прав, заводятся еще больше. Хотя казалось, что дальше некуда. А тут еще накрытый стол, отсутствие микрофонов, компания тесная. И один из собеседников говорит; «Да что Вы несёте ахинею! Вы ничего не поняли в самом проекте! Речь шла не о модернизации страны, а о модернизации элиты».

Застольный шум как-то сам собой затихает. Я в этой тишине спрашиваю: «ЗА СЧЕТ ЧЕГО?»

Собеседник, услышав тишину, делает паузу. Но, поскольку страсти кипят и внимание обращено на него, он не может не ответить. И после паузы отвечает: «ЗА СЧЕТ ВСЕГО!»

И вот тут я все понимаю. Точнее, в моем понимании, наконец, возникает давно искомая фокусировка. Я потому и рассказываю так подробно, что надеюсь это фокусировочное, почти неуловимое, «интеллектуальное ощущение» как-то передать читателю.

Если продолжается модернизация элиты «за счет всего» — тогда какое развитие? И что такое эта «модернизация за счет всего»? Что входит во «всё», за счет чего должна происходить модернизация?

Модернизация всегда происходит за счет традиционного общества, на его костях. Это касается и английской, и советской модернизации. Сталин не мог проводить индустриализацию без коллективизации. Как не мог он проводить ее и без подлинной культурной революции (маоистский вариант — это, как мы понимаем, другое). Поскольку сталинская модернизация не была буржуазной (и в этом смысле ее нельзя считать классической), то и с традиционным компонентом общества происходило нечто далекое от канона.

С одной стороны, этот компонент ломали (так ведет себя любая модернизация). А с другой стороны — восстанавливали. Что такое колхозы и совхозы? В каком-то смысле — это модерн (тракторы и все прочее). Тем более, что дальше были проекты индустриализации сельского хозяйства (вплоть до агрогородов). А в каком-то смысле — это возврат к общине, то есть к традиционному обществу.

Кто-то скажет: «вторичное закрепощение». И для этого есть определенные основания. Хотя назвать это закрепощением у меня лично язык не поворачивается. Да, паспорта были отняты, и многое другое свидетельствует о возвращении к «добуржуазному». Но… как бы это сказать? Фильм «Свинарка и пастух» в крепостной России был бы невозможен. Я не хочу сказать, что реальная свинарка и реальный пастух напоминали показанных в фильме. Конечно, это был культурный миф. Но в крепостной России и миф такой был бы невозможен. Был бы другой миф.

Впрочем, что об этом спорить? Одни говорят, что в спорах рождается истина. Другие — что она в них гибнет. Тут все зависит от типа спора. Кто хочет добыть в споре истину, тот ее и получит. А кто не хочет — с тем, сколько ни спорь, все бессмысленно.

Но то, что в данном случае является предметом исследования, инвариантно к оценке социального качества сельскохозяйственного сектора при Сталине. Достаточно признать, что это качество было атипичным. Конечно, это был новый вид общинности, а не возврат к традиции в чистом виде, но, в любом случае, это не было превращением традиционности в прах, в выметаемый мусор. А именно так поступает классический модерн с тем укладом, который должен сыграть роль жертвы, положенной на алтарь модернизации.

Подчеркну еще раз, что любая — да, именно любая! — модернизация предполагает такую жертву. И не надо мне говорить, что в Америке не было уклада, приносимого на алтарь модернизации. Был он! Весь Юг был принесен в виде жертвы на алтарь модернизации. Миллионы людей убиты. Определенный уклад разрушен. Негров, конечно, освободили, и это хорошо. Но уклад разрушили, и притом беспощадно. А ранее в обители либерализма, в Великобритании, беспощадность такого разрушения была еще больше.

Принцип модернизационного проекта в этом смысле очень прост. Есть некая многоукладность. Одни уклады тормозят развитие. Другие (или другой) его стимулируют. В какой-то момент оказывается, что без развития нельзя. Потому ли оно нужно, что иначе страну завоюют соседи… Или без развития социальное загнивание перейдет в стадию гангрены… Или произойдет и то, и другое сразу… Но развитие нужно.

Кроме того, уклад, стимулирующий общее развитие, сам себя развивает ускоренным образом. У тех, кто интегрирован в этот уклад, появляются новые возможности, а также желание этими возможностями воспользоваться. Обладатели возможностей знают, что им нужно делать: им нужно брать власть.

И они, раньше или позже, в большей или меньшей степени, ее берут. Либо сметая упрямые косные классы (французский вариант). Либо договариваясь с менее упрямыми классами (английский вариант). Но, в любом случае, без «кровопускания» дело не обходится. Вопрос в масштабах и беспощадности кровопускания. Кромвель — это тоже кровопускание. Меньшее, чем Робеспьер и Сен-Жюст. Но очень существенное.

Хорошо, взяли власть… Монопольно или на паях. Огляделись. И поняли, что кого-то надо экспроприировать. А экспроприируемое направить на модернизацию.

Кого экспроприировать? Тех, кто (а) имеет нечто, могущее быть предметом экспроприации, и (б) трудно совместим с той модернизацией, для которой нужна экспроприация.

Исторический опыт показывает, что экспроприация в колониях (внешняя, или аллохтонная) может смягчать экспроприацию в метрополии (внутреннюю, или автохтонную). Но решающей все равно оказывается автохтонная экспроприация.

Если модернизация носит догоняющий характер, то экспроприация должна быть максимально быстрой и потому особо интенсивной. А экспроприировать надо такой ресурс, который можно конвертировать в технологии. Вывезти из страны, продать, на полученную валюту купить то, что нужно для модернизации, и начать укоренять купленное в стране.

Сталинская (вновь подчеркну, что не до конца типичная по многим параметрам) модернизация поступила именно так. Продать можно было сельскохозяйственные продукты. Других не было. Для того, чтобы их продать, нужно было изъять их у своего населения. Изъять их у населения было можно только изменив ту социальную матрицу, в которую население было «упаковано».

Матрица эта называлась НЭП. Она дала возможность накормить страну после разрухи, порожденной гражданской войной и так называемым военным коммунизмом (который только и позволил выиграть гражданскую войну). Но она, эта нэповская матрица, не позволяла изъять у крестьянства за низкую плату излишки сельскохозяйственного продукта, который можно экспортировать.

Достоверна ли исторически известная притча о сибирском мужике, якобы сказавшем Сталину: «Ты мне, рябой, спляши, а тогда я, может быть, тебе и дам хлебушек», — сказать трудно. Может быть, да, а может быть, нет. Но то, что эта притча достоверна историософски, вряд ли может вызывать какие-либо сомнения.

Коллективизация сломала нэповскую матрицу. И позволила изъять и продать на Запад колоссальное количество сельскохозяйственной продукции. А где еще можно было взять станки, паровозы, трактора, прокатные станы и прочее? И на какие деньги надо было это все покупать?

Дополнительным трагическим обстоятельством, подхлестнувшим процесс, стал мировой кризис капитализма, начавшийся в 1929 году. Для марксистской политической элиты СССР этот кризис означал точку бифуркации. Либо за кризисом последует мировая коммунистическая революция, и тогда Советский Союз должен ее оседлать, для чего нужна индустрия, соответствующая армия и все остальное. Либо за кризисом последует буржуазная реакция и война. И тогда главный, на кого нападут, — СССР. А что, на самом деле марксистская наука была для тогдашней элиты СССР, да и страны в целом, плохим компасом? Ведь напали!

Кризис капитализма требовал ускорения модернизации. Будет все развиваться позитивно или негативно — все равно ускорение необходимо. Но ведь кризис-то был еще и кризисом снижения спроса и перепроизводства. Капиталистическое хозяйство само ломилось от избытка сельхозпродукции. Западные корпорации сжигали и закапывали продукты, чтобы избежать обрушения цен. «Вломиться» на этот перенасыщенный рынок СССР мог, только (а) используя умелых посредников и (б) играя на понижение. В экономической истории это вторжение советских сельхозпродуктов на мировой рынок называют «советский демпинг».

К чести тогдашней советской элиты (и к стыду нынешней) следует сказать, что деньги, полученные за тот, политый кровью и слезами хлеб, никто не украл. Они пошли по назначению. Никто не завел часть денег на западные счета. А различного рода мифы по этому поводу — грязные пиар-агитки, не выдерживающие столкновения с точными историческими данными. Никто также не играл в «отстежки», «откиды» и прочее. Западным фирмам, строившим наши индустриальные объекты и ввозившим нужное для их работы оборудование, платили хорошо. Но не более того.

Посредники наживались. Но где вы найдете посредника, который не захочет нажиться? Поэтому «ужастики» про Хаммера и многих других недостоверны и являются пошлой бытовухой. Заводы построили? Электростанции построили? Войну выиграли? Раз это все сделали, то в макросоциальном смысле — ничего не украли.