Невеста рока. Книга первая - Деннис Робинс

— Добро пожаловать его светлости и ее светлости!

— Да благословит Господь жениха и невесту!

— Да благословит Господь вас, милорд… и вас, миледи!

Миссис Д., пристально изучая лицо невесты своими глазами-буравчиками, присела в глубоком реверансе, тяжело дыша. Слуги, стоящие во втором ряду, заглядывая через плечи стоящих впереди, рассматривали новоприбывших.

Вот так бывшая мисс Роддни, любимая дочь сэра Гарри Роддни и Елены, в прошлом госпожи маркизы де Шартелье, вступила в замок Кадлингтон.

Она вошла сюда как баронесса, леди Сен-Шевиот, очутилась в огромном, изысканно убранном доме. Она разглядывала длинные ряды слуг, учтиво склонивших головы, смотрела на широкие двойные лестницы, на прекрасную галерею и бессчетное множество тепличных цветов. Даже перила были обвиты экзотическими орхидеями. Она взирала на них с ужасом, ибо жгуче ненавидела эти цветы. Ведь они были связаны с ним.

Наконец-то Певерил Марш увидел леди Сен-Шевиот. Он не сводил с нее потрясенного, восхищенного взгляда, зачарованный ее непорочной блистательной красотой. Но что поразило его еще сильнее — это беспредельная печаль, запечатленная на ее юном лице. Как же она была бледна! До прозрачности! Неужели она так хрупка? Неужели что-то не так? Но что? Никогда в жизни молодой художник не видел волос такого цвета — у него перехватило дыхание, в ту же секунду им овладело сильнейшее желание запечатлеть на холсте этот золотисто-розовый ореол. Совершенные формы ее тела еще больше подчеркивались прелестной бархатной юбкой цвета лаванды и коротким обтягивающим жакетом. Белоснежную шею обрамляли тончайшие кружева. Шляпку украшал плюмаж из страусиных перьев, отчего девушка казалась выше ростом, однако Певерил заметил, что она едва достигает плеча своего мужа.

В Певериле возликовал истинный художник. Ему не было еще двадцати лет. А ведь в этом возрасте многие молодые люди уже сжимали в объятиях женщин если не по любви, так из-за пробудившейся чувственности. Но у Певерила Марша никогда не было ни времени, ни денег, чтобы добиваться расположения в женском обществе. А он понимал, что не станет настоящим художником до тех пор, пока не влюбится, ибо все великие таланты чаще всего были связаны узами с этой единственной созидательной силой — любовью. Невеста барона поразила все его существо, как молния, почти парализовав его.

Сен-Шевиот окинул его недобрым взглядом и кивнул в знак приветствия.

— Добрый день, Певерил! Ну как поживает ваш последний шедевр?

— Боюсь, что это не шедевр, милорд, но я продолжаю работу над новой картиной, благодарю вас, — ответил юноша, продолжая с восторгом и благоговением взирать на молодую леди Сен-Шевиот. Внезапно она подняла взор — казалось, с огромным трудом для ее усталых, отяжелевших век. Их взгляды встретились. Ее бездонные фиалковые глаза поразили его до глубины души. Снова молния пронзила дрожащего от волнения молодого человека. Флер тоже вздрогнула от его взгляда.

Во время поездки из Лондона и всю ночь, проведенную в Фулмере, она чувствовала себя едва живой. Такая же смертельная апатия владела всем ее телом и сознанием и утром, когда они добирались до замка по залитым солнцем окрестностям Бакингемшира.

Она не выказала ни капли радости, когда Сен-Шевиот указал ей на башню, возвышающуюся за лесом, и на парк, окружающий огромный замок. Он расхваливал многочисленные красоты дома его предков.

— Теперь весь Кадлингтон ваш, мадам, — произнес он холодно. — И вы будете владеть еще большим, если станете относиться ко мне менее безразлично.

— Меня совершенно не волнуют все богатства мира, — ответила она. — Я уже говорила вам об этом и не смогу изменить себя.

— Иногда меня удивляет, почему я остановил свой выбор именно на вас, — недовольно заметил он.

— Тогда давайте вспомним, — проговорила она с тем достоинством, которое было присуще ее матери. — Вспомним о том, что та девушка, на которой вы остановили свое внимание, совершенно непохожа на ту, над которой вы надругались той ночью в Бастилии.

Барон сначала покраснел, затем побледнел. И процедил сквозь зубы:

— Больше не упоминайте о той ночи… не смейте никогда говорить об этом.

Флер с невеселой усмешкой ответила:

— Если это воспоминание заставляет вас устыдиться, уже одно очко в вашу пользу.

Он резко откинулся на подушки и пробормотал, что чем быстрее у миледи будет куча маленьких детей, чтобы заняться ими, тем лучше. Таково теперь было единственное желание барона, а что оно реализуется очень скоро, он не сомневался. И позволил себе сказать ей об этом. Она промолчала в ответ, однако посмотрела на него с безграничным отвращением. Все сказанное или сделанное ею во время этого брака будет сопровождаться чувством глубочайшего презрения к нему.

Теперь от нее требовалось восхищаться великолепием ее нового жилища и роскошной жизнью, ожидающей ее в замке. Она с горечью сознавала, что ей хотелось бы быть такой, как Долли или близняшки, которые с радостью осквернили бы себя, выйдя замуж за подобного человека ради его несметного богатства.

Сейчас же она думала о том, кто этот сероглазый юноша, только что смотревший на нее с глубоким уважением и восхищением. Ей показалось, что она не замечала лиц остальных людей, видела только его. Затем она вошла в вестибюль и приблизилась к подножию огромной лестницы. Там гигантская женщина в шляпке низко поклонилась ей и заговорила, сложив на груди руки в перчатках:

— Я к вашим услугам, миледи. Меня зовут миссис Динглефут, я — здешняя домоправительница. Я была ею еще при жизни баронессы, матушки его светлости, да упокоит Господь ее душу.

— Доброе утро, миссис Динглефут, — с исключительной учтивостью ответила Флер, которая никогда не относилась с пренебрежением к людям низшего сословия.

Зловещим взглядом миссис Д. критически осмотрела девушку с ног до головы. Красота, поразившая и околдовавшая Певерила, вызывала в ней лишь злобу и презрение. Воистину миледи была красавицей. Но она выглядела очень устало — почти раздавленно, — и это вселяло радость в злобную домоправительницу. Наверное, барон уже подчинил ее себе. Ведь он не терпел никаких женских глупостей и прихотей. И, похоже, миссис Д. не следует ожидать противодействия со стороны миледи. Она угодливо осклабилась, демонстрируя свои лошадиные зубы, и пробормотала что-то о том, что очень надеется, что ее светлости понравятся ее покои. А может, ей хочется осмотреть кухню и остальную часть замка? Когда ей будет угодно, сейчас или потом?..

— Потом, пожалуй, — ответила Флер.

Она устала, устала, как никогда, и мечтала побыть в одиночестве. Ей безумно хотелось спать. Только в целительном забвении сна она находила успокоение от всех страданий и несчастий, выпавших на ее долю. Сквозь кружевной воротничок ярко сверкало бриллиантовое ожерелье, бриллианты блистали на ее запястьях и пальцах. Она знала, что все служанки сейчас не испытывают ничего, кроме зависти… но она скорее бы стала одной из них, нежели леди Сен-Шевиот.

Дензил подошел к ней и нежно положил руку ей на плечо. Она тут же отстранилась от него. Это движение не ускользнуло от проницательного взгляда миссис Динглефут.

«Ага, — подумала она. — А они не очень-то жалуют друг друга! Полагаю, миледи вышла за него замуж не по своей охоте. Что ж, тем лучше. Ей не захочется управлять мною или моим хозяйством, ибо она не будет лично заинтересована в этом».

И, обрадованная своим наблюдением, миссис Динглефут низко поклонилась, отошла назад и свирепым тоном приказала служанкам заняться делами. Завтрак накрыли не в большой столовой зале, а на маленьком овальном столике à deux[69] в небольшой столовой, примыкающей к кухне. Это был интимный завтрак для молодоженов. А вечером состоится роскошный пир, на который приглашены многочисленные гости из графства. Флер знала об этом, и все ее существо трепетало от мысли вскоре быть представленной друзьям и знакомым Сен-Шевиота, когда ей придется играть роль смущенной невесты. Она всей душою ненавидела лицемерие, но знала, что ей придется пройти через это. «А это только начало», — с горечью подумала она.

Когда Сен-Шевиот повел ее через вестибюль, она чувствовала себя так, словно чьи-то жестокие сильные руки насильно ведут ее в тюрьму. И впредь она не сможет ни убежать отсюда, ни жить своей жизнью. Не останется уединения, спокойствия, радости, и она никогда не будет больше Флер Роддни. В этих стенах в качестве леди Сен-Шевиот ей придется «любить, уважать и во всем подчиняться» этому ужасному человеку — и так до самой смерти.

Неожиданно раздался громоподобный лай огромной собаки. Флер увидела, как в открытые двери ворвался белый волкодав. Она очень любила животных, но эта собака имела весьма зловещий вид. Она подбежала к барону и начала лизать ему руку. Погладив собаку по голове, он сказал: