Вперед в прошлое 5 - Денис Ратманов

— Илона Анатольевна, и вы приходите… пожалуйста!

— В кабинет химии? — Она покосилась на Никитича. — На большой перемене?

Сейчас скажет: «Зачем мне бросать свои важные дела и ерундой заниматься?» — и это будет логично.

— Приду, — спокойно сказала она, и в ее голосе прозвучала угроза. Или показалось?

Сразу стало легче. Мало того, Илона посмотрела на нашу Еленочку, потом — на тех, кто был в жюри.

— Коллеги, и вы приходите. Это недоразумение надо решить.

— Никакого недоразумения нет! — припечатала Никитич.

Конечно нет! То, что она загоняет детей под плинтус и творит, что хочет — разве недоразумение? Но разбрасываться обвинениями я не стал — вдруг еще можно договориться полюбовно? В конце концов, не она ответственная за конкурс, а завучиха, а что рисунки были, она проговорилась, и все слышали.

Из ее родственников или любимцев никто в десятку победителей не вошел. Или она сама верит, что Борис не мог так нарисовать? Но почему? Считает его ничтожеством?

Когда мы с Борисом вышли, наши все еще толпились возле учительской, а чуть дальше я увидел одноклассников, подпирающих стену возле кабинета математики. Чума поглядывал на нас и о чем-то шептался со своими. Памфилов тоже то посмотрит, то отвернется. Что они задумали? Интерес Карася, топчущегося, как застоявшийся конь, понятен — он хочет списать. Но остальные?

— На большой перемене будем объясняться с Никитичной, — отчитался я перед подавшимися навстречу членами бойцовского клуба. — Типа рисунки у нее не с собой. Ну ничего, прорвемся.

Дождавшись новостей, Алиса и Каюк направились на третий этаж на химию, а мы пошли к своим. К нам шагнул Памфилов и пробормотал жалобно:

— Есть алгебра, скатать?

Чума с Бариком как ни в чем не бывало подошли к Кабанову и попросили того же. Санек взглядом спросил у меня — а можно ли? Я кивнул.

Неужели Чума так быстро признал в нас равных? Похоже на то. Просто напрямую ко мне или Илье обращаться не рискует, действует издалека. Кабанов достал тетрадь, и его окружили Барик, Плям и Чума. Карась тоже пытался пробиться к бесплатным знаниям, но его отталкивали. Наблюдающий за сценой Димон Минаев сжалился:

— Саня, эй! Эй, Карась! — Димон поманил его тетрадкой.

И Карась сделал небывалое: достал свою тетрадь и сверил решение, что-то исправил у себя. Внушение подействовало, он пытается учиться! Желткова тоже пытается, но у нее, видимо, легкая форма олигофрении, и она просто не тянет.

Первый шаг к примирению с Чумой сделан. Пока через посредников, но трон под Барановой и Райко покачнулся ощутимо. И если раньше они непременно подкалывали кого-то из нас, стоило нам появиться, то теперь языки затянули поглубже.

Есть лидеры положительные, есть — отрицательные, а бывают еще и гнилые.

На алгебре наши не вызвались к доске, и под раздачу попал Карась. Инна Николаевна вызвала его, готовая поставить «двойку», но Карась все в меру сил рассказал. А когда приступил к решению задачи, глаза у нее стали, как блюдца.

И весь класс сидел, замерев и не веря в увиденное. Когда Карась поставил точку, учительница не выдержала и зааплодировала, я ее поддержал, минута — и весь класс радостно хлопал, а Санек улыбался, как ребенок, получивший неожиданную машинку.

— Саша, ты меня удивил! — проговорила математичка. — Это пять. Твердая «пятерка»! Можешь же, когда захочешь!

Карась, привыкший к пинкам, смутился, потупился и провел пятерней по лицу — будто бы волосы пригладил. Гордо прошествовал на место.

— Самому же приятно, — сказала учительница.

За Карася я радовался недолго, вернулись мысли о предстоящей разборке. Видимо, и не мне одному, потому что на следующем английском наша группа активности не проявляла.

Придет ли мама? Она обещала, но вдруг с работы не отпустят? Толку от нее будет мало, максимум, что она может — расплакаться, но Борису важно видеть, что она с ним.

Как только прозвенел звонок с урока, Илона Анатольевна подошла к моей парте и сказала:

— Павел, пока никуда не ходите. Я приведу Розу Джураевну и Елену Ивановну. Может, кого-то еще.

— Должна прийти мама и учитель рисования, — сказал я.

— Это очень хорошо. Значит, ждите у кабинета, войдем все вместе.

— Нет, — качнул головой я. — Сперва — только Борис, иначе рисунки могут потеряться.

— Не потеряются, — пообещала Илона и убежала в учительскую, а я рванул к стенду, где должны были ждать мама и Эрик.

Они действительно были там, стояли в разных концах. Улыбающийся Борис подбежал сперва к Эрику, потом к маме, держащей папку с рисунками. Когда я подошел, Эрик уже нахваливал Бориса маме.

— Готовы? — спросил я.

Переглянувшись, мама и Эрик кивнули, и всей процессией мы двинулись на третий этаж, по пути встретив команду, которую собрала Илона Анатольевна и вела защищать талант Бориса: наша классная, географичка и завуч.

Мама сразу же подошла к Елене Ивановне и, поздоровавшись, запричитала, дрожащими руками раскрывая папку по пути по лестнице:

— Боря все лето учился, вот, посмотрите…

Споткнувшись, она едва не упала, но Эрик поддержал ее.

На третьем этаже, еще не входя в кабинет химии, мама сбивчиво изложила проблему, показала пару рисунков Бориса, в том числе — Наташкин портрет. Рассказала, как Боря старался и готовился к конкурсу. Завучиха взяла портрет, покачала головой:

— Невероятно! И правда трудно поверить, что это рисовал ребенок! Талант, определенно — талант!

Рисунки пошли по рукам. Боря топал рядом с учителями, заглядывая им в лица и пытаясь понять, кто поможет, а кто — нет, а я теперь на сто процентов уверился — помогут!

— Это не оправдание, — отрезал Эрик. — Кто мешал проверить? Она же его классная руководительница! И должна защищать своего подопечного. Зачем так поступать? Так можно убить в ребенке веру в