Драйвер заката - Евгений Прошкин

– Ах ты черт…

От внезапного открытия у Сигалова перехватило дыхание. Именно так это и следовало читать, пропуская то, что заслоняли кроны: «Папа…» и «…Карло». Никто, кроме помешанного Кирилла, это место выбрать не мог.

– Черт! – повторил Виктор, выскакивая из кабинета.

Забыв о боли в ногах, Сигалов домчался до магазина и влетел внутрь. Он так и не понял, что это – галерея, антикварная лавка или просто ломбард. Стены были заставлены разномастными стеллажами, повсюду тускло светила нечищеная медь, кое-где темнело старое серебро – тысячи никчемных безделушек, от портсигаров и подстаканников до здоровенных мятых самоваров. Над шкафами плотно, без просветов, висели картины в деревянных рамах: какие-то лица, изредка пейзажи и снова лица – чужие, неизвестные, никому не нужные. В конце тесного зала едва втиснулся маленький прилавок, но за ним никого не было.

Виктор стоял посередине, потерянно озираясь. Даже на то, чтобы бегло пересчитать все эти предметы, могла уйти целая жизнь. Сигалов направился к прилавку, но по пути остановился. Ему в глаза бросился странный натюрморт: на расстеленной старой газете, кажется, еще советских времен, стояла рабочая станция и бутылка «Джека Дэниэлса». Картина была единственной в своем роде, других таких здесь Виктор не видел.

Сигалов прислонил свою пушку к шкафу и снял холст. Стена за ним выглядела гладкой, но это, скорее всего, была иллюзия. Виктор поставил картину на стремянку, словно на мольберт, и следующие пять минут посвятил простукиванию освободившегося участка стены. Звук был тихим и плотным.

Снаружи послышался стрекот вертолетных винтов, затем нарастающий рев моторов.

Виктор уже не надеялся, что сможет выбраться из этого квартала. Тем настойчивей он изучал стену, ведь не могло же так случиться, что после стольких правильных ходов он вновь забрел в тупик, на этот раз – окончательный, полный.

Он не представлял, как пройдет этот путь заново, но, похоже, выбора не оставалось. В отчаянии Сигалов схватил подсвечник поувесистей, размахнулся… и поставил его обратно на полку. Бесполезно. Это была просто стена, она поддерживала потолок, и ждать от нее чего-то большего было глупостью. Как и весь его план.

На улице хлопали двери машин, скулили служебные собаки, кто-то негромко раздавал приказы. Сигалов надеялся, что бойцы уже готовы и терпеть лишнюю боль ему не придется. Боли впереди было еще много.

Виктор сделал пару шагов к выходу и вдруг схватился за шкаф, обрушив кучу железного барахла: пол под ногами качнулся так резко, что он не успел ничего другого. Этот приступ оказался сильней, чем все предыдущие. Сигалов опустился на пол и обнял руками голову. Просто переждать, а потом – не важно. Потом он сам во всём разберется, а сейчас – пересидеть на полу. Вот только кто велел ему сесть? И если он встанет наперекор посторонней воле, будет ли это его собственным решением, или как раз этого от него и добивались? Мысли плелись по кругу, и Виктор подозревал, что все эти сомнения тоже явились извне, хотя и констатация чужеродности сомнений была такой же чужой, внедренной насильно.

– Я могу вам помочь? – раздалось из глубины зала.

Всё схлынуло разом, как боль после ударной дозы анальгетика. Виктор поднялся и двинулся к прилавку, за которым стоял какой-то старик – вероятно, ровесник всего этого хлама. Кожа у него на лице, словно отлитая из воска, была испещрена множеством вертикальных морщинок, но глаза оставались яркими и удивительно живыми.

– Ах, это вы! – Хозяин лавки мотнул седыми кудрями. – Со спины-то я вас не узнал!

Виктор услышал, как в кармане пискнул коммуникатор Коновалова. Он достал трубку и обнаружил, что она с чем-то соединяется – напрямую, без использования сети. Где-то рядом была включена рабочая станция, и она искала внешнее оборудование. Или это трубка искала, а станция откликалась – Сигалов не смог разобраться, но он точно знал, что коннектиться тут не к чему.

– Давно не виделись, Кирилл! – приветствовал его старик.

– Кирилл?..

Виктор остановился и вдруг заметил свое ружье, вернее то, во что оно превратилось. Пушки Гаусса больше не было, вместо нее на том же месте стояла двустволка – поцарапанная, пыльная, с надорванным ремнем и треснувшим прикладом.

– Кирилл? – перепросил Сигалов.

– Да-да! Вы говорили, что можете не вспомнить.

– Я же в Индексе… – пробормотал Виктор. – Я прошел!

Коммуникатор известил, что соединение установлено, и на экране замигал зеленый индикатор. Боковым зрением Сигалов отметил в галерее какие-то ритмичные вспышки, но не сразу понял, что они пульсируют в такт с пиктограммой на трубке Коновалова. А когда он всё-таки осознал это, долго не решался повернуть голову…

Зеленый огонек вспыхивал на рабочей станции из натюрморта. Станция оставалась нарисованной, причем не особенно старательно, но светодиод на ее панели то загорался, то гас.

На экране коммуникатора развернулось приложение «Закат».

«Подтвердить сброс поправок?»

«Да», – выбрал Сигалов.

Индикаторы на трубке и на картине замигали быстрей.

– Давно вы меня знаете? – спросил Виктор.

– Раньше вы ко мне частенько захаживали, – ответил старик. – Потом предупредили об отъезде. Вы не были уверены, что вернетесь… А если и вернетесь, то можете кое-что позабыть, – так вы сказали. Похоже, вы снова оказались правы. У вас всё в порядке?

– Не знаю, – обронил Сигалов. – Наверно, это вы должны мне объяснить, всё ли у меня в порядке…

– Вы снова вернулись, Кирилл, это самое главное. Значит, у вас получилось.

– Получилось?.. Что должно было получиться у Кирилла?

Виктор судорожно взглянул на трубку. Приложение «Закат» закрылось, доступа к нему больше не было. Индикаторы связи с внешним оборудованием погасли – и на экране, и на картине. Сигалов притронулся к холсту: светодиод на рабочей станции оказался всего лишь небрежным мазком кистью. Ничего уже не вернуть… Поправка к алгоритму была снята, запрет на создание зеркала внутри зеркала больше не действовал. Индекс начал копировать себя из реального мира, потому что он тоже был частью реальности. Внутреннее отражение, едва возникнув, принималось выполнять ту же задачу и создавало в себе еще одну копию – и это должно было повторяться снова и снова, пока перегруженная сеть не откажет. Такова была самоубийственная логика зеркала. Индекс, словно живое существо, с рождения стремился к гибели, но поправка к алгоритму это запрещала. Сбросив ее, Виктор позволил Индексу приступить к самоуничтожению. Он не ждал, что это произойдет мгновенно. Ресурсы сети были не безграничны, но велики, а проект Комитета наверняка имел высокий приоритет.