Под крылом судьбы - Ольга Светлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все мы приходим к Богу, кто-то с помощью церкви, кто-то самостоятельно. Но дорогу к Богу находит каждый.
Меня привело бессилие. Пока только к Библии, может быть, найдя ответы на мучающие вопросы, сумею найти и свою дорогу.
Не ожидал, что Библия окажется такой мудреной книгой (бесконечное перечисление имен, Каин, Авель и прочая компания), это меня подрубило, без бутылки здесь не обойтись. Прошу прощения, каюсь за греховные поступки, но и вы поймите. Надеюсь, и Бог простит.
Представил Риму, такую же, как в последнюю нашу встречу, но образ получился неясным, как на портрете. Я старался увидеть ее глаза, но у меня ничего не получалось. Я сосредоточивался, напрягал память – но очертания становились еще более размытыми. Тогда я мысленно обратился к дяде Жене; но, взглянув на меня, он с презрением отвернулся. «Отец, где ты? Услышь меня!» – обратился я к родному человеку, но он не заметил меня, уплывая куда-то вдаль. Я слышал, как звала меня мама, откуда-то издалека, и пытался ее найти, но голос становился все тише и тише, пока не исчез совсем.
Неожиданно я увидел Шефа, а из-за его спины, ухмыляясь, выглядывал Сироп. Я бросился бежать, падал, вставал, опять падал, снова бежал... навстречу Мусе и Сашке. Приблизившись к ним, я заметил кровь на своих руках. Неужели это я их убил? Я снова побежал, было трудно, ноги увязали в песке и грязи. В моей голове звучал громкий, ехидный смех Антона. Я устал, обессилел и очень боялся упасть. Эх, мне бы крылья!
Неожиданно я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног. Я поднимался все выше и выше, а Земля постепенно превращалась в маленький шарик, пока не исчезла вовсе. Наступила тьма. И холод, страшный пронизывающий холод. Бесконечная тишина. Хотелось криком разорвать безмолвную пустыню, но из горла вырывался только хрип. Хрип умирающего человека. Я понял, что умираю.
В ту же секунду мое тело стало легким, невесомым, воздушным. И тогда я почувствовал Нечто, еще не свет, не ветер, не звук. Импульс. Ощущение. Потом над головой зажглись звезды, бесчисленное количество звезд! Я снова увидел Землю – маленькую беззащитную планету, услышал, как бурлит и грохочет вся ее поверхность. Чуть позже все успокоилось. Я летел над Землей и видел, как появляются океаны, трава, рассвет... Первые живые существа, одинокий орел, парящий над равниной, люди. Они копошились, суетились, бегали, никто из них не поднял головы, не взглянул на меня. И только чья-то рука помахала вслед. Стало теплее. Я видел войны и людей, много умирающих людей. И воин, единственный воин, умирая, взглянул на меня. Я рвался вперед, хотел увидеть Риму, протянуть ей руку, помочь – но тщетно: ее нигде не было. Зато нашел себя – алчного, жестокого, трусливого. С неприязнью и удивлением я наблюдал за бессмысленностью своего существования.
Вперед, надо посмотреть, что будет в будущем...
Передо мной предстал мир будущего: холодный, стремительный и светлый. И наконец я увидел себя мирно спящим в стоге сена, совсем как в детстве. И голос:
– Проснись, Олег, проснись!
Надо мной склонился Яша, почему-то в белом халате.
– Я болен? Как долго?
– Почти неделю без сознания.
Ни фига себе, как в кино.
– И что со мной было?
– Когда я пришел, ты лежал на полу с температурой за сорок и пустой бутылкой из-под водки в обнимку. Кое-как откачали, у нас, то есть у вас, ты бы давно копыта откинул, но здесь, в Германии, такого не допустят. Им это не выгодно.
– Мне бы поесть, – попросил я, вдруг почувствовав, как сильно проголодался.
– А вот это ты молодец, это мы мигом. А то Михалыч обещал меня следом отправить, если бы...
На следующее утро мне разрешили встать, а вечером выписали. Яша объяснил, что в местных больницах и пяти минут лишних не продержат, даже после операции на сердце выпроваживают через пару дней.
Медсестра что-то долго объясняла по-немецки, я понял только «хенде хох», вручила палку и отправила восвояси. Яшка встретил меня у дверей больницы.
– Что нового от Михалыча? – спросил я, думая о дяде Жене, Риме, сестренках, проблемы выстроились в голове, как рота солдат.
– Ничего, только ругался сильно, – отмахнулся Яша. – Ну его. Сегодня обещал позвонить.
Приехав в квартиру, я первым делом прошел в ванную. Из зеркала на меня смотрело лицо старика – впалые щеки, огромные мешки под глазами, землистый, мертвецкий цвет кожи. Отросшая за неделю борода топорщилась клочьями. Интересно, как бы отреагировала на меня Рима?
Я посмотрел в свои глаза. В них не было ни страха, ни отчаяния, ни тоски.
Затем я сбрил бороду, принял душ, тщательно почистил зубы, аккуратно уложил волосы, надел свежее белье; с презрением посмотрев на туфли, костюмы и галстуки, выбрал кроссовки, джинсы и футболку. Еще раз взглянул на себя в зеркало. Теперь я выглядел значительно лучше, да и чувствовал себя гораздо бодрее. А самое главное, куда-то делось предчувствие беды – вместо него появилась надежда. Надежда на лучшее.
– Яша, пойдем прогуляемся, – позвал я приятеля и предупредил: – Только без палки!
Мы долго гуляли в городском парке – правда, периодически Яша заставлял меня присесть на скамейку и отдохнуть, но в общем и целом я не чувствовал себя больным. Так, небольшая слабость, больше ничего. Пройдет.
Вечером позвонил Михалыч – его спокойный и уверенный голос успокаивал и внушал уверенность в завтрашнем дне.
– По порядку, Олег Александрович. Сначала хорошие новости. Младшая успешно защитила диплом, ваши родители живы и здоровы, только водитель уволился, его с успехом заменяет старшая, которая, в свою очередь, утверждена директором в городской краеведческий музей.
Слава богу! Уверен, это Михалыч постарался.
– Это ваш друг Алексей помог, он дружит с мэром города, – будто прочитав мои мысли, добавил Михалыч. – Правда, жениха ее пока на работу не берет, хотя твердо обещал, главным экономистом, считает его очень толковым малым. Ждет, когда заявление в загс подадут, а парень упрямый попался, гордый. Говорит, когда устроюсь на работу, буду зарабатывать, тогда и женюсь. В общем, кто-то должен уступить первым, чувствую, Алексей не выдержит, сдастся.
Радуюсь за сестру!
– А Рима, дядя Женя? Как они? – спросил я.
Михалыч глубоко вздохнул.
– Евгений Ильич умер, так и не придя в сознание. Его похоронили со всеми почестями, президент прислал официальные соболезнования. Я разговаривал с Римой – она держится молодцом, хотя видно, что ей очень нелегко.
Мы бессильны перед смертью, нам остается только смириться и жить дальше. Хватило бы только сил...
Неожиданно до меня дошло, что мы общались, нарушив конспирацию, называя настоящие, не вымышленные имена.
– Михалыч... Саныч... мы это... нарушаем.