Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова - Владимир Хрусталев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я глубоко уверен, что все изложенное подтвердят тебе все те из наших родственников, кто хоть немного знаком с настроением страны и общества. Боюсь, что эти настроения не так сильно ощущаются и сознаются у тебя в Ставке, что вполне понятно; большинство же приезжающих с докладами, оберегая свои личные интересы, не скажут резкую правду.
Еще раз прости за откровенные слова; но я не могу отделаться от мысли, что всякое потрясение внутри России может отозваться катастрофой на войне. Вот почему, как мне ни тяжело, но, любя так, как я тебя люблю, я все же решаюсь высказать тебе без утайки то, что меня волнует.
Обнимаю тебя крепко, дорогой Ники, и желаю здоровья и сил.
Сердечно любящий тебя Миша»[512].
По некоторым сведениям, проект письма великого князя составил барон Н.А. Врангель (1869–1927), а редактировать его помогал известный кадет В.А. Маклаков. По утверждению дневниковой записи Н.А. Врангеля:
«Волконский настоял на смягчении в письме великого князя к Государю всех намеков об “уступках” большинству в Думе и пр., т. к. императрица, едущая завтра в Ставку, этим пугает Государя».
Далее Врангель уточнял:
«Между тем, ознакомленный с мнением Волконского великий князь очень желал писать Государю более решительно, но я его отговорил»[513].
Следует подчеркнуть, что флирт светских и великокняжеских кругов с либералами казался противоестественным Николаю II и только делал бесперспективными их попытки повлиять на императора.
Не получив ответа от «венценосного брата», великий князь Михаил Александрович в связи с обострением язвы желудка отправился на лечение в Крым. Еще 7 ноября 1916 г. он отметил в дневнике:
«Все трое докторов решили, что происхождение моих болей нервное и что по этому случаю следует ехать на юг, в Крым или на Кавказское Черноморское побережье»[514].
Болезнь Михаила Александровича возродила в его ближайшем окружении прежние интриги. Так, например, Н.А. Врангель 8 ноября 1916 г. записал в дневнике:
«Был у Воронцова (адъютант великого князя. – В.Х.). Он высказал, что Н.С. Брасова нисколько не бережет нашего Михаила Александровича: завещание сделано в ее пользу, смерть Михаила Александровича была бы ей выгодна, она его не любит, позорит и унижает флиртом с великим князем Дмитрием Павловичем, – теперь его не будут лечить и беречь, а в случае несчастия обвинят нас во всем. Поэтому он предлагает пойти вместе к Государю и доложить ему о всем, а теперь донести о показаниях докторов»[515].
Через одиннадцать дней Михаил Александрович, повинуясь предписанию врачей, отправился в Крым. Вот запись в его дневнике:
«18 ноября 1916 г. Пятница.
Приезд в Москву и отъезд в Крым.
В 9½ ч. мы приехали на Курский вокзал и были встречены ген. Оболешевым. Из вагона вышли только через час, т. к. Наташа была не готова. Затем она поехала по делам, а Алеша, Волчек и я отправились на Страстной 12, на квартиру Крафта и Оболешева, там мы остались и читали газеты. К завтраку все съехались. В 3 ч. Алеша, Котон и я пошли пешком на Кузнецкий Мост, были у Шанкс; выходя из магазина, мы с трудом протиснулись через толпу, которая собралась, пока мы были в магазине. В 5 мы пили чай у Шереметевских, а затем пешком по бульварам пошли на Страстной. До обеда я стригся. В 8½ ч. обедали, были: Шереметевские, Вяземские, Ольга А., Мария Н., Алеша, Котон, Джонсон, Б.И. Абрикосов и Шуберт. После обеда приехал художник Юон. Вечером некоторые играли в карты, – дамы вздумали поехать к старьевщику Берщанскому, а я часть времени занимался с Алешей. Чай пили очень поздно и только в 1¼ ч. мы сели в вагон на Курском вокзале. С нами в Крым едут: Джонсон и Котон. Алеша остается в Москве до 22-го. Погода была темная, 1 тепла»[516].
21 ноября великий князь Михаил Александрович и Н.С. Брасова приехали на отдых в Ай-Тодор. В день своего рождения он записал в дневнике:
«22 ноября 1916 г. Вторник. – Ай-Тодор.
В 12 ч. поехали в церковь в Кореиз, где отслужили молебен, затем проехали до Алупки и обратно домой. Днем мы все прошлись к морю, а потом по всему Шелапутинскому имению, которое очень симпатично и нам понравилось. До обеда я играл на гитаре. Вечером Наташа и Мария играли в кости, а Ю.П. и я сидели с ними и разговаривали. Погода была пасмурная, 6 гр.»[517].
В день рождения младшего сына вдовствующая императрица Мария Федоровна сделала в дневнике следующую запись:
«22 ноября/5 декабря. Вторник.
Телегр[афировала] моему Мише в Крым. Боже, пусть он скорее поправится и наберется сил! Какая неприятная история! Думаю, это все от нервов. До пол[удня] мне не давали покоя. Сначала был Оболенский (градоначальник), который ушел со своего поста. Он стал ад[ъютантом] и теперь отправляется на фронт. Затем – Потоцкий. Оба остались к завт[раку]. Выходила в сад с Зиной, погода приятная, температура нулевая. Адини телегр[афировала] о смерти любимой т[ети] Гасси. Какая печаль!»[518]
Через неделю Михаил Александрович с супругой посетили великую княгиню Ксению Александровну:
«30 ноября 1916 г. Среда. – Ай-Тодор.
Утром Наташа и я гуляли и сидели на скамейке около Малышевой, несмотря на дождик. Днем Наташа, Мария В., Джонсон поехали в Ялту, а я с Котоном пошел к морю. В 4¼ ч. Наташа и я поехали в первый раз к Ксении, у которой пили чай; была Ирина, – мы просидели у нее до 6½ ч. Погода была пасмурная, по временам шел маленький дождь, 9°»[519].
Вдовствующая императрица Мария Федоровна вскоре узнала эту новость из Крыма и 3 (16) декабря записала следующие фразы в своем дневнике:
«К обеду были Беби с мужем и Сандро. Получила письмо от Ксении. Она видела Мишу с женой»[520].
Дни, проведенные в Крыму, судя по дневниковым записям Михаила Романова, были достаточно однообразны и похожи один на другой:
«5 декабря. Понедельник. – Ай-Тодор.
Утром написал письмо Мама. Затем пешком пошел к Ксении. Она должна была ехать сегодня в Киев, осталась из-за Ирины, которая простужена и лежит. Я тоже навестил Васю. На обратном пути меня подмачивал дождь. Днем Наташа и Мария В. поехали в Ялту, а Джонсон и я составляли письмо Муравьеву в Англию. Возвратились к чаю. До обеда я писал. Вечером писали телеграммы, а потом музицировали. Весь день шел проливной дождь, 8°.
6 декабря. Вторник. – Ай-Тодор.
Утром я немного прошелся. Около 11 ч. Наташа и Джонсон поехали в Ялту, а я читал до завтрака. Генерал Спиридович (градоначальник) с нами завтракал. Около 3 ч. к нам зашла Ксения на короткое время, а после ее ухода Наташа, Мария В., Джонсон и я прокатились через Юсуповское имение снизу вверх, доехали по верхней дороге до Ореанды и обыкновенной дорогой возвратились домой. После чая писали открытки детям и другим. В 7 ч. Джонсон именинник, поехал в Севастополь на автомобиле Марии В. С сегодняшним вечерним поездом он едет в Гатчину. Погода была утром очень приятная, хотя и без солнца, а с 3 ч. полил страшный ливень, 11°»[521].
Царская семья продолжала уделять пристальное внимание многочисленным членам Императорской фамилии. Не был обделен заботливой опекой и великий князь Михаил Александрович. Государыня Александра Федоровна в письме к супругу в Могилев от 9 декабря, между прочих вопросов, упоминала:
«Принимала Добровольского, – много говорили о Мишиной Г. Общине и о Сенате»[522].
О смысле содержания этой странной фразы (написанной эзоповым языком) можно только гадать. Известно, что Н.А. Добровольский (1854–1918) с 20 декабря 1916 г. стал министром юстиции и перед своим назначением имел беседу с императрицей. Он был хорошо знаком с великим князем Михаилом Александровичем и его семьей. Великий князь был инициатором, как известно, создания Георгиевского комитета и предметом разговора мог быть статус этой организации. Может быть, Государыня Александра Федоровна под словами «много говорили о Мишиной Г.» – подразумевала Мишину супругу, а вернее, возможно, обсуждала вопросы об условиях ей дарования титула графини. Ранее титул княгини Палей при таких же обстоятельствах был дарован морганатической супруге великого князя Павла Александровича. Во всяком случае, сыну Георгию великого князя Михаила Александровича титул графа Брасова был дан. Может быть, императрица с Добровольским «много говорили», т. е. в иносказательном или ироническом смысле слова: о Мишиной Государыне или о Мишиной Гатчине. Последняя версия как бы перекликается с письмом Государя, которое по мистическому совпадению в этот же день он писал супруге в Могилеве о своем младшем брате.