Молодой Сталин - Саймон Монтефиоре

Сталин вновь вернулся зимовать в Курейку. В начале ноября, когда лег снег, он получил разрешение посетить врача в Монастырском. Приехав в нартах, запряженных четырьмя собаками, разодетый в меха, он влетел в дом Спандаряна и расцеловал друга в щеки – а Веру дважды поцеловал в губы.

– Ах, Коба! – восклицала обрадованная Вера. – Ах, Коба!

Спандарян, предрасположенный к туберкулезу и нервным припадкам, иногда “до такой степени выходил из себя, что, например, от злости от укуса комара летом даже рвал на себе одежду”. “Сурен… был очень нервным, угнетенным”, но Сталин – “очень веселый”, вспоминает ссыльный Борис Иванов, и “приезд тов. Сталина всегда оживлял” Спандаряна.

Сталин получил письмо от Зиновьева и отправил ему саркастический ответ:

Дорогие друзья!

Наконец-то получил ваше письмо. Думал было, что совсем забыли раба божьего, – нет, оказывается, помните еще. <…> Почти ничем не занимаюсь. Да и чем тут заняться при полном отсутствии или почти полном отсутствии серьезных книг? <…> Вопросов и тем много в голове, а материала – ни зги. Руки чешутся, а делать нечего. Спрашиваете о моих финансовых делах. <…> А почему вы об этом спрашиваете? Не завелись ли случайно у вас денежки и не думаете ли поделиться ими со мной? Что же, валяйте! Клянусь собакой, это было бы как нельзя более кстати. <…>

В Монастырском Сталин подлил масла в огонь здешнего конфликта: подобное ему всегда нравилось – как злое развлечение и политическое упражнение. Ссыльные большевики во главе с Шаумяном поняли, что у них кончается сахар и теплая одежда на зиму, и ограбили магазин компании “Ревельон”. Полиция начала расследование, и ссыльный Петухов донес на грабителей. Ссыльные, в сибирской глухомани впавшие в паранойю, разделились: одни заняли сторону похитителей, другие – доносчика. Спандарян хотел наказать Петухова и отдать его под партийный трибунал. Свердлов защищал Петухова и предлагал предать суду Спандаряна – за грабеж. Но Свердлов сам в то время слишком сблизился с полицией: он обучал местных полицейских немецкому. Спандарян и его сторонники обвинили Свердлова в том, что он “морально разложившийся” шпион охранки.

Свердлов бойкотировал трибунал, на котором Спандарян, Вера и пятеро других проголосовали за осуждение Петухова. Сталин, которого в свое время так же исключали на партийном суде, воздержался от голосования, объясняя это тем, что “надо было исключать обоих, т. е. Петухова и Свердлова”. Страсти накалились до того, что один из сторонников Свердлова был избит.

“Эта ссылка хуже всякой другой, – писал Свердлов. – Ни тени общественности, товарищеской среды… оторванность от всех и от всего адская, отдаленность убийственная”. Спандарян “тяжело заболел… шла кровь через горло”1.

Сталин “бывал там [в Монастырском] подолгу, – рассказывает надзиратель-денщик Мерзляков. – Где он в эти дни, у кого жил, ночевал, мне неизвестно. Сам И. В. приходил в управление, говорил мне о том, что надо ехать обратно”.

Снова возвратившись в Курейку, Сталин провел зиму в своей закопченной комнате у Перепрыгиных. Его отношения с Лидией продолжались. С большой радостью он получил посылку из Петербурга – от Ольги Аллилуевой – и откликнулся на редкость чувствительным посланием:

Очень-очень Вам благодарен, глубокоуважаемая Ольга Евгеньевна, за Ваши добрые и чистые чувства ко мне. Никогда не забуду Вашего заботливого отношения ко мне! Жду момента, когда я освобожусь из ссылки и, приехав в Петербург, лично благодарю Вас, а также Сергея за все. Ведь мне остается всего-навсего два года.

Посылку получил. Благодарю. Прошу только об одном – не тратиться больше на меня: вам деньги самим нужны. Я буду доволен и тем, если… будете присылать открытые письма с видами природы…

Анна и Надя Аллилуева (последней уже исполнилось четырнадцать лет), в свою очередь, послали своему опальному герою новый костюм, а в карман положили записочку.

В марте 1916-го, когда стало возможно проехать по Енисею на санях, Сталин отправился в Монастырское повидать Спандаряна и “переправить последнюю почту”. В письме от 25 февраля он жаловался товарищу: “Кстати, напиши мне, пожалуйста, какова судьба статьи К. Сталина “О культурно-национальной автономии”, вышла ли она в печать, а может быть, и затерялась где-нибудь? Больше года добиваюсь и ничего не могу узнать. <…> Чем занимаюсь? Конечно, даром не сижу. Твой Иосиф”. Сталин отправлял статью Ленину через Аллилуева, но она почему-то навсегда потерялась.

Спандаряна Сталин нашел тяжело больным: туберкулез и сердечная недостаточность. Тот просил, чтобы его перевели из Туруханска. Сталин, беспокоясь за Спандаряна, также обратился с прошением. Через несколько дней он вернулся в Курейку. “Это была его последняя встреча с Суреном Спандаряном”, – пишет Вера Швейцер[181].

Летом Лидия во второй раз забеременела от грузинского жильца – после чего тот, как обычно, скрылся. Ссыльные, как писал Иванов, “узнали, что Сталин исчез из Курейки – сбежал” на несколько месяцев. Где он был? Этого не знает и Мерзляков. Он разрешал “И. В.” рыбачить ниже по течению на острове Половинка. Сталин уезжал туда “на целое лето. <…> Я только слухами пользовался, что он не убежал”. Жандарм удивлялся, что Сталин забыл на этом дальнем острове: “Пустое (нежилое) местечко Половинка. Пески. Где он только там рыбачил? Никто другой там не был”. Но выходит, что Сталин все же бывал в “пустом местечке Половинка”.

Мало кто из местных охотников устраивал стоянки на этом далеком острове, богатом дичью. Степанида Дубикова рассказывает, что “Осип” провел там большую часть лета. “Мы помогли ему построить из березовых веток чум на одного человека”. Степанида и ее родные тоже ютились в березовом чуме – кроме них, на Половинке никого не было. “Осип часто приходил к нам в чум, и я жарила ему его любимую стерлядь”. Сталин неделями жил в своем шалаше совершенно один, ловил сам себе рыбу и радовался уединению. Но иногда он пропадал и с острова.

“Сталин… заехал к нам в Енисейск, и мы тут встретились… – пишет депутат Бадаев. – Как мы ни конспирировали, но ссыльные узнали, что у нас был товарищ Сталин”. Вероятно, он заехал и в Костино, потому что на обратном пути побывал в Мироедихе, где его весело встретил ссыльный грузин Нестор Рухадзе, у которого “была гармошка, балалайка”. Сталин, одетый в “длинное пальто, шапку-ушанку и валенки” (“расписные красные боярковые”), проводил время с местной молодежью: “вечерами… играли на музыке, веселились, разговаривали”.

Мерзляков не сообщал приставу Кибирову о летних отлучках Сталина. Об этом ходили слухи, но Кибиров, последний полицейский, которого Сталин совратил с пути истинного, был либо подкуплен, либо очарован своим пленником – он ничего не предпринимал, пока его начальство не узнало, что ссыльный грузин надолго пропадал. После этого Кибиров арестовал Федора Тарасеева. Тарасеев получил полтора года тюрьмы за то, что одолжил Сталину лодку. Самого Сталина не наказали[182].