Черная Луна - Дэвид Геммел

— Нет. Ты желаешь меня. Это не одно и то же. Пурис замер, бессильно уронив руки, и Мириак ясно читала на его лице смятение. Более того, она понимала, какие чувства борются сейчас в этом маленьком человечке. Пурис был не трус, но, как все чиновники, человек практический. Если дароты уже победили — а он уверен, что так и есть, — будет только разумно бежать от них. Теперь же Мириак поставила его перед выбором. Пурис любил ее и, как всякий влюбленный мужчина, хотел защитить от беды. Он не сможет сделать этого, находясь в Хлобане или Лоретели. Трезво говоря, он и оставшись в Кордуине мало что сможет сделать — ведь не мериться же ему силой с даротами!

— Пурис, — сказала вслух Мириак, — я хочу, чтобы ты был в безопасности. Ты мне очень дорог. Я считаю, что ты принял правильное решение.

После этих слов Пурис явно расслабился, а впрочем, Мириак знала, что так и будет.

Она ушла к себе и принялась распаковывать сундуки. Тарантио она обещала, что вернется после заката, и, идя сюда, все ломала голову, как помягче сообщить об этом Пурису. Теперь нужда в объяснениях отпала.

Час спустя советник вошел в спальню Мириак и остановился на пороге.

— Поедем со мной, — сказал он тихо. — Умоляю тебя…

— Нет, дорогой.

— Я человек состоятельный, и почти все мое состояние вложено в дело на островах и в Лоретели. Ты будешь там жить как королева.

— Уезжай, Пурис. Быть может, уже сию минуту дароты скачут на юг, чтобы перехватить караван.

Шагнув вперед, он поцеловал ее в щеку, затем повернулся и выбежал из комнаты.

Мириак послушала, как затихают на лестнице его торопливые шаги, и обернулась к длинному овальному зеркалу, которое висело над ее туалетным столиком.

— Ну и дурочка же ты, — сказала она своему отражению. И тут же вспомнила Тарантио — его неистовые объятья, жаркую тяжесть его сильного тела.

Вот уже два года прошло с тех пор, когда Тарантио дрался в поединке с Карликом, — и за эти два года дня не прошло, чтобы Мириак не вспомнила о нем. Тогда герцог попросил ее как следует развлечь своего нового бойца — и она постаралась как можно лучше исполнить эту просьбу. То была чудесная ночь, и Мириак изумлялась рвению и пылу юного девственника. А потом он бежал, именно бежал — другого слова не подберешь. Наутро Мириак сделала все, чтобы забыть о минувшей ночи, — но не смогла. Осторожно порасспросив кое-кого, она узнала, что Тарантио отверг должность герцогского бойца и вместо этого записался в наемники. Это было совершенно бессмысленно. С какой стати мог человек променять богатое и сытное житье на трудную, полную лишений и опасностей жизнь наемника?

Мириак еще долго расспрашивала о нем всех, кого могла. А потом познакомилась с купцом Ландером, у которого Тарантио хранил свое кровью заработанное серебро. Через Ландера Мириак вызнавала, где сейчас Тарантио и в каких битвах ему довелось сражаться. Это было немного, но все же лучше, чем ничего.

Прошлым вечером, придя к Тарантио, Мириак втайне надеялась, что наяву он окажется не таким замечательным любовником, каким остался в ее воспоминаниях, — и тогда она наконец сумеет выбросить его из головы. Вместо этого Мириак обнаружила, что опытный мужчина приносит не меньшее наслаждение, чем юноша-девственник. До сих пор ее бросало в жар, едва она вспоминала его нежные прикосновения.

— Больше я тебя не потеряю, — прошептала Мириак.

В последующие три дня дароты совершили только одну вылазку — у восточных ворот — и были легко отброшены огненными снарядами двух катапульт. Между тем рытье туннеля продолжалось, не прерываясь ни на секунду. То и дело даротские саперы выволакивали из туннеля мешки с камнями, грузили их в фургоны и увозили неведомо куда. Они работали не покладая рук и все время в одном и том же неутомимом ритме.

— Точь-в-точь машины, — сказал один из солдат Форину, который вместе с Карис разглядывал даротский лагерь. — Неужели они никогда не отдыхают? И не спят?

— Как видно, нет, — отозвался Форин. — Но зато, приятель, они умирают. И еще многие из них умрут, когда прорвутся в город.

— А я слыхал, что дароты вовсе не умирают, — заметил солдат. — Они уходят в яйца или что-то в этом роде, а потом рождаются снова.

Форин ничего не ответил. Когда Карис пошла прочь, он последовал за ней.

— Ты сегодня что-то задумчива, — сказал он, когда они бок о бок шли по главной улице во дворец.

— Мне есть о чем подумать.

— Карис, мы с тобой уцелеем. Я в этом уверен.

— Как приятно, наверное, быть таким уверенным.

— Я не намерен гибнуть от меча какого-то там беломордого гигантского термита — а тем более теперь, когда мы нашли друг друга.

— Что ж, надеюсь, что это так!

— У тебя уже есть план?

— Если я тебе скажу, ты не сможешь командовать боем в катакомбах. Так сказать?

Форин ответил не сразу.

— Я бы с радостью сказал «да»— но не могу. У Тарантио и Вента есть волшебные мечи. У меня — только моя сила, и она пригодится в катакомбах. Кстати, о Тарантио — я его уже пару дней не видел. Где он?

— Не знаю, — ответила Карис. — Он не был на двух собраниях. Я хочу, чтобы сегодня он пришел.

— Я сам его доставлю, — пообещал Форин. Карис двинулась дальше, но он нежно взял ее за руку.

— Когда все это кончится… может быть, ты согласишься выйти за меня замуж?

— Да ты оптимист, Рыжий!

— Я всегда был оптимистом, а сейчас — в особенности. Или ты думаешь, что я позволю даротам лишить меня радости?

Карис заглянула в его широкое скуластое лицо и твердо встретила взгляд его ярко-зеленых глаз.

— Ты самый сильный мужчина из всех, кого я знала. Быть может, ты и останешься жив. Спроси меня еще раз, когда все закончится.

Форин хотел поцеловать ее, но она отступила и холодно взглянула на него:

— Только не на улице, Форин.

— Ты стесняешься меня? — озадаченно спросил он.

— Разве ты не слышал, как меня называют? «Ледяная Королева». Не надо лишать их иллюзий. Еще не время показывать им Карис — женщину.

С этими словами Карис повернулась и пошла прочь. Форин свернул налево и дошел до небольшого дома, который снимал Тарантио. Он постучал в дверь, но никто ему не ответил. Еще четырежды Форин грохнул кулаком по двери, и лишь тогда она распахнулась. На пороге стоял Тарантио — голый по пояс.

— Спишь посреди дня? Стареешь, приятель.

Не дожидаясь приглашения, Форин вошел в дом и направился в гостиную. Ноздри его раздулись: в комнате пахло духами.

— Извини, друг мой. Я не знал, что ты не один.

— Да, я не один, — сказал Тарантио. — Зачем ты пришел?

— Карис хочет, чтобы ты непременно явился на сегодняшнее собрание.

— Скажи ей, что я не приду.