Такая работа - Сергей Демьянов

Церковное благословение — для усиления эффекта.

Соль — для изгнания.

Было бы просто отлично, если бы я придумал, как включить в эту формулу воздух границы между мирами, но там не льют пули. А даже если бы лили — как бы я их вытащил?

Я снова подумал о маленьком красном пистолетике и парне, которому он принадлежал.

— Это ловушка, — сказала Марька.

— Значит, нам придется разнести ее к чертовой матери. — Макс пожал плечами. — Всего делов-то. Можно подумать, что мы в первый раз это делаем.

Храбриться — это хорошо. Намного лучше, чем разворачиваться и давать деру. Особенно тогда, когда за спиной Москва и отступать некуда. У нас, правда, и впереди тоже была Москва.

И слева.

И справа тоже.

Сплошная Москва повсюду, никакого просвета. Но это то же самое, если не хуже.

— Ладно, — сказал я. — Пошли, что ли. Если что, я позвоню Олегу и он нас вытащит.

Никто не сказал, что внутри нас обязательно должен ждать труп, о котором уже кто-нибудь куда-нибудь отсигналил. Или монстр, такой, с которым у нас не получится справиться. Слов нет, как я за это был ребятам признателен.

Внутри было так холодно, как будто кто-то открыл все окна, но даже сквозняк не смог ничего сделать с густым ароматом вербены, пропитавшим всю квартиру. Вербены и ландыша. Некоторые считают, что в цветах нет зла, а потому с их помощью нельзя никому навредить. Конечно, если у вас нет аллергии.

Вербена и ландыш — это для любви. Вот только «любовь» — это не синоним «безопасности». Совсем не синоним. Может быть, во мне действительно слишком мало доверия и это мешает мне видеть хорошие стороны многих вещей, с которыми я сталкиваюсь. Зато я вовремя вижу плохие.

Этот запах означал, что Ник выбрал самый простой способ держать при себе медиума, который был ему нужен. Самый простой — и самый мерзкий.

В эксперименте Скинера крысы умирали от истощения, чувствуя себя счастливыми. Это я к тому, что счастье не спасает от смерти. Ни крысу, ни человека — никого. Иногда любовь может защитить от зла. Но что, если тот, кого ты любишь, и есть зло?

И что, если любовь для него — ресурс, такой же, как деньги, время… Не знаю, что еще. Любая вещь, которую можно вложить в достижение своих целей.

Анна-Люсия вихрем промчалась по коридору, очень светлому и просторному. Никаких вешалок, никаких обувных полочек. Только зеркало на стене, здоровенное, как озеро. Разве что кувшинок не хватало. И уточек. Четыре двери, пятая — в кухню. Дубовая, с овальным глазом матового стекла посередине.

Вот туда-то я и двинулся, сразу за Люс. Она всегда знала, в какой части мышеловки лежит сыр. И главное, как его вытащить оттуда, не потревожив спусковой механизм. Во всяком случае, я очень надеялся, что она и сейчас это знала.

За моей спиной Рашид открывал двери, чтобы Макс и Марька могли проверить, не прячется ли за ними что-нибудь такое, что могло бы откусить нам головы, когда мы расслабимся. Но там было пусто.

Ни мертвецов, ни чудовищ, охраняющих сокровища некроманта.

Марька была права. Это чертовски напоминало ловушку.

Я вошел в кухню, оставляя на бежевой плитке грязные следы. А в следующую минуту забыл, как дышать, потому что прямо на полу возле огромного серого холодильника лежал человек, которого я не надеялся кого-нибудь снова увидеть.

Коленями — к подбородку, сложенные ладошки подсунуты под правую щеку. И нос красный, распухший, как будто она недавно плакала. Волосы у Марго до сих пор были такие же рыжие, как я помнил.

Если это действительно была ловушка на меня, то против того, кто ее устроил, у меня никаких шансов не было. Дурацкая идея — играть против того, кто способен все твои ходы просчитать заранее.

Он знал, что я от него не отстану.

И приманку приготовил соответствующую.

— Кир? Что ты здесь делаешь? — спросила Марго.

Тут еще куча народу была, кроме меня, а она это так сказала, как будто я один. Или как будто к ней в квартиру каждый день какие-нибудь незнакомые люди заваливались, только я ни разу не приходил почему-то.

Дурак какой, в самом деле.

— Не поверишь, по делу зашел, — сказал я. — Даже подумать не мог, что ты тут живешь.

Это прозвучало так, как и должно было прозвучать. Жутко глупо. Но я и раньше в ее присутствии глупости говорил. Марго осторожно села, стараясь не беспокоить спину. И что-то странное было в том, как дернулась ткань на ее плечах, когда она поднималась. Я, наверное, не понял бы, в чем дело, если бы не запах.

У нее футболка к спине присохла.

Так бывает, когда надеваешь ее прямо на рассеченную кожу и носишь так долго, что ранки перестают кровоточить.

— Что с тобой? — спросил я, опускаясь рядом с ней на корточки. Ловушка? Почти наверняка. Но я сюда не один пришел. И если я не ожидал, что найдется, кому прикрывать мою спину, мой враг тоже вряд ли мог этого ожидать.

Ее правая ладонь, покрытая белыми ниточками шрамов, метнулась прикрыть ступню с неестественно вывернутым и распухшим большим пальцем. Не дать мне увидеть это. Но я увидел.

Есть вещи, которые нельзя делать ни с какими людьми. Но когда их делают с теми, кого ты знаешь, это в сто раз хуже выглядит.

— Я ужасно рада тебя видеть. — Марго улыбнулась. Так, как будто давно отвыкла это делать. — Ты даже не представляешь, как ужасно.

Я не верю в чудеса.

Иногда с нами происходят вещи, выходящие за пределы привычной логики. Во всяком случае, нам кажется, что они за них выходят. Но это только потому, что мы не знаем причин, по которым они происходят. Я знаю людей, которые считают чудом возможность поговорить с тем, кто уже умер. Но это не большее чудо, чем способность в одиночку сыграть «Полет шмеля» на бас-гитаре.

Я видел чувака, который это делает. Он из Нью-Йорка, его зовут Джоуи Ди Майо, и вы, разумеется, знаете, о ком я говорю. Его все знают, и его существование не зависит от того, верите вы в него или нет.

Если человек умеет делать то, чего не умеют другие, это не чудо. Как правило, это производное таланта и тренинга.

Но то, что я отправился на дракона, а нашел принцессу, было чудом. Или ловушкой.

Не то чтобы мне хотелось так думать, но я как-то уже привык к тому, что, если со мной случается что-то хорошее, потом меня непременно пытаются убить. Наверное, у меня плохая карма.

Я стоял посреди белой кухни некроманта-маньяка, уставившись на девушку, которую тыщу лет назад так и не осмелился пригласить в кино, и улыбался.

Она помнила, кто я такой. Охренеть можно.

— Чисто. — Макс вошел в кухню боком, привычно придерживая карабин левой рукой.

За окном светлело, и было слышно, как шкрябают лопатами по асфальту дворники, убирая снег. С того места, где я стоял, даже верхушки тополей нельзя было увидеть, а звук — поди ж ты! — замечательно доносился.