Эоловы арфы - Владимир Бушин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Положение становилось отчаянным. И тут Питу пришла в голову мысль: а что, если попробовать среди взрослых? Но и здесь он ничего не добился. Взрослые, к которым Пит подходил, смущенно подавляя страх, не слушали его, отмахивались, а некоторые, не разобрав, в чем дело, принимали мальчика за попрошайку и гнали от себя.
Однажды, усталый и совершенно удрученный, Пит возвращался домой через Мейтленд-парк. Вдруг он увидел среднего роста плотного господина с широкой, чуть тронутой проседью бородой и величественной гривой полуседых волос. Господин держал за руку девочку, может быть ровесницу Пита, вероятно, дочь. Они шли не торопясь, как видно, гуляя, и о чем-то негромко, но увлеченно разговаривали. Пит разглядел его глаза. Они были карие и такие добрые, такие веселые, что у мальчика от какого-то сладкого предчувствия екнуло сердце.
Не доходя четырех-пяти шагов до господина с девочкой, Пит встал на их пути и неожиданно для себя выпалил:
- Давай меняться!
- Что? - останавливаясь, удивленно спросил господин.
- Видите ли, сэр... - смутился Пит. - Простите, сэр... У меня есть очень хороший нож, замечательный нож. И еще раковина, - Пит похлопал себя по оттопыренному карману. - Ну вот... я хотел бы, если, конечно, вы не против, сэр, посмотреть ваш нож, и, может быть, мы поменялись бы...
- А откуда тебе известно, что у меня есть нож? - едва сдерживая смех, спросил господин.
- Мне так кажется, сэр...
- Тусси, - обратился господин к девочке, - смотри, какой странный мальчик. Ему кажется, что у меня есть нож!
- Но ведь он прав, папа, - сказала девочка и прильнула головой к руке отца.
- Да, он прав. А ну, покажи свой нож... Постой, а как тебя звать?
- Пит, - все более смелея, ответил мальчик. - А тебя?.. А вас, сэр?
- Карл Маркс, или лучше дядя Чарли.
- А это кто? - Пит кивнул головой на девочку.
- Это моя дочь Тусси. Когда она вырастет, ее будут звать Элеонорой.
Знакомясь, все трое подошли к скамейке под деревом и сели. Пит и дядя Чарли вынули из карманов ножи и положили их рядом. Мальчик минуту не мигая смотрел на чужой нож, потом наклонил голову и, чтобы никто не видел, зажмурил глаза, боясь открыть их: вдруг видение исчезнет! Это был именно такой нож, о каком он мечтал, - с двумя лезвиями! Пит открыл глаза. Нож лежал спокойно-преспокойно. "Конечно, - подумал с тревогой мальчик, взглянув на владельца замечательного ножа, - он потребует в придачу не только раковину, но и еще что-нибудь, если вообще захочет меняться".
Маркс взял оба ножа, подбросил их на ладони, словно взвешивая, и уверенно сказал:
- Мой нож лучше.
У Пита остановилось дыхание. Чуть слышно он спросил:
- Простите, сэр, но чем?
Вопрос был хитрым. Ответ должен был показать, насколько хорошо этот Чарли разбирается в ножах, понимает ли он, каким сокровищем владеет и можно ли с ним торговаться.
- Да как же! - широко улыбнулся Владелец Ножа о Двумя Лезвиями. - Мой нож поновее да и побольше на целый дюйм...
Ни слова о двух лезвиях! Пит влюбленными глазами посмотрел на Маркса. Его взгляд говорил: "Милый бородатый дядя! Ты ничего, ничегошеньки не понимаешь!" А вслух он сказал:
- Конечно, мой нож не так нов и чуть-чуть поменьше. Но посмотрите, какой он острый. - Пит поднял с земли прутик и легким взмахом своего ножа пересек его.
- Замечательно! - воскликнул Маркс, а Тусси подняла прутик и внимательно посмотрела на срез.
"Ты, наверное, и не догадываешься, дядя, что твой нож можно наточить ничуть не хуже", - подумал Пит и сказал:
- Как видите, сэр, если говорить по-настоящему, то мой нож гораздо лучше. Ведь ножи существуют для того, чтобы ими что-то резать. Не так ли?
- Конечно, так - ты прав. У тебя великолепный нож, но все-таки и мой неплох, согласись, - Маркс закончил фразу не очень уверенно.
- Я и не хулю ваш нож, - ответил Пит. Он набрал полную грудь воздуха и сделал отчаянный рывок навстречу успеху или поражению. - Если вы дадите в придачу три пенса, то я согласен с вами поменяться.
- Три пенса? - переспросил Маркс и, уже почти не придавая своим словам никакого значения, добавил как последний слабый довод: - Но у меня два лезвия, а у тебя одно...
- Хорошо! - стремительно выдохнул Пит, почуяв ужасную угрозу своему плану. - Я согласен...
Он хотел сказать: "Я согласен дать в придачу раковину", но, посмотрев в бесконечно добрые, смеющиеся глаза собеседника, закончил:
- ...на один пенс.
- Как ты думаешь, Тусси, - обратился Маркс к девочке, которая все еще держала в руке лрутик, - мы не прогадаем на такой коммерции?
- Нет, папа, - убежденно заявила Тусси. - Зачем нож с двумя лезвиями? Ведь нельзя резать сразу обоими?
- Конечно, - подхватил Пит и даже засмеялся радостно и облегченно. Зачем два лезвия? Уверяю вас, мне придется одно лезвие просто отломать. Между прочим, это дополнительная работа...
- Послушай, коммерсант, - вдруг осенило Маркса, - ты что-то хитришь. Твой нож лучше, мой хуже, так зачем ты меняешь лучшее на худшее?
Пит не предвидел такого вопроса. Он понял, что переборщил, и теперь молчал, не зная, что ответить.
В тягостном молчании прошла минута-другая. Пит краснел, пыхтел, переминался с ноги на ногу, но не находил ответа.
- Сэр, я вам все расскажу, - наконец проговорил он, - но пусть леди оставит нас.
Тусси отошла на несколько шагов в сторону.
Маркс взял в свои большие смуглые руки худенькие бледные ручонки Пита:
- Итак, коммерсант...
Не вынимая своих рук из теплых ладоней дяди Чарли, сбиваясь, захлебываясь, торопясь, мальчик рассказал все: о своей бедности, об обидах в школе, о тех нескольких днях всеобщего поклонения, которые ему принес именинный подарок отца, о красавчике Бене и его ноже, о своих долгих и безуспешных попытках выменять нож с двумя лезвиями...
Маркс слушал, и внимательные карие глаза его становились все печальнее и печальнее. Когда Пит умолк, он пожал его согревшиеся маленькие руки и, выпуская их, сказал:
- Ничего. Это будет не вечно. Придут иные времена. Придут! - Он тряхнул головой, словно желая прогнать грусть, и крикнул: - Тусси, иди сюда! Мы кончили наш мужской разговор... Бери, Пит, мой нож, и вот тебе еще пенс.
- Нет, сэр, это было бы несправедливо, - вздохнул мальчик, стараясь взять себя в руки после разволновавшей его исповеди. - Ваш нож лучше. И я могу его взять только в том случае, если вы возьмете мой вместе с раковиной.
- Ну хорошо, беру, но без раковины. Как условились вначале, коммерсант.
Пит засунул в карман нож, зажал в кулаке пенс и сказал уже гораздо спокойнее:
- Напрасно, сэр, вы отказываетесь от такой раковины. Послушайте, как она шумит... Может быть, вы позволите мне подарить ее молодой леди?
- Хорошо. Коли не жалко, дари.
Тусси приняла подарок и вежливо поклонилась.
- До свидания, коммерсант. Приходи сюда, в парк, в ближайшее воскресенье. Будем вместе гулять.
- Непременно приду! - ответил Пит.
В его голосе мешались еще не совсем ушедшая горечь доверительного рассказа и радость давно лелеемой и наконец-то сбывшейся мечты. Ему не терпелось пуститься во все лопатки со своим приобретением домой, но он понимал, что это выглядело бы некрасиво, несдержанно, и потому оставался у скамейки, словно его еще задерживало здесь какое-то дело.
Отец и дочь были уже далеко. Вот-вот они скроются за поворотом. В этот момент Тусси обернулась и помахала Питу, все еще стоявшему у скамейки, прутиком, который так и остался у нее в руке.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В апреле 1861 года началась гражданская война в Америке. Она вошла в маленький домик на Графтон-террес не только сообщениями газет. Она вошла новыми раздумьями Маркса, тревогой всей семьи за исход сражений, спорами о возможном ходе событий, досадой и горечью из-за неудач северян, радостью за их успехи, напряженным ожиданием известий, страхом за жизнь друзей, оказавшихся там и принявших участие в борьбе северян...
Все это было ново, неожиданно, волнующе. Но война посещала дом на Графтон-террес не в одних лишь новых романтических одеждах, она не стеснялась заявляться сюда и в старом, обтрепанном, до омерзения надоевшем здесь обличье нужды: порвав десятилетней давности корреспондентскую связь Маркса с американской газетой "Нью-Йорк дейли трибюн", война тем самым лишила его семью весьма существенного источника существования.
Маркс придавал событиям по ту сторону Атлантического океана очень важное значение.
Семья Маркса в той или иной степени всегда жила тем, чем жил он сам, но на этот раз его интерес буквально захватил всех - от Женни и Елены до шестилетней Тусси, самой младшей дочери Марксов. В доме только и разговоров было что о войне, весь день только и слышались имена политиков, генералов, названия американских штатов и городов, гор и рек. Но чаще всех произносилось, конечно, имя Авраама Линкольна. Дровосек и охотник, ставший президентом огромной страны, вызывал у всех в доме Марксов интерес и симпатию. В нем привлекало все: и плебейское происхождение, и вражда к рабству, и смелость, и сочетающаяся с глубиной народная простота, живость его речей, и физическая сила, о которой рассказывали легенды, и мужественное лицо в решительном обрамлении короткой бороды...