«Крот» в генеральских лампасах - Владимир Матвеевич Чиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поскольку Голицын неоднократно заявлял, что все перебежчики после него будут внедренными агентами КГБ, то фактически все дела и разработки, которые вел отдел соцстран ЦРУ, рассматривались американской контрразведкой как ущербные с этой точки зрения. Предполагалось, что советский отдел ЦРУ должен вербовать сотрудников ГРУ и КГБ по всему миру, но какой же был смысл в этом, если должностные лица могущественной контрразведки в штаб-квартире Лэнгли усматривали в каждом вновь завербованном или добровольном информаторе агента, засланного к ним из КГБ?
Попал тогда в число подозреваемых и Топхэт-Поляков, его считали двойным агентом, а главный специалист по шпионажу Джеймс Энглтон, не скрывая ни от кого, называл его «фальшивкой». Поэтому все операторы из американской разведки, приезжавшие в Рангун и Дели для работы с Топхэтом-Бурбоном-Спектром, пытались каждый раз выяснить причины перехода его на их сторону. В конце 1974 года Энглтон вынужден был уйти в отставку, потому что он так и не смог выявить ни одного агента советской разведки в стенах Лэнгли. Обвинение же во внедрении Полякова с целью дискредитации Голицына и получения информации о ведущихся операциях и планах ЦРУ подтверждения не нашло. Как заявили впоследствии эксперты ФБР, «Поляков был абсолютно надежен, и относительно этого двух мнений тут не должно быть».
После ухода Энглтона из ЦРУ и окончания «охоты на кротов» некоторые эксперты американских спецслужб начали всерьез задумываться над тем, а не являлся ли сам Голицын агентом-провокатором, засланным для того, чтобы парализовать работу Лэнгли? Ведь именно эта цель была достигнута в результате его и Энглтона разрушительной деятельности. Но на этот вопрос до настоящего времени так и не дано четкого ответа.
* * *
В середине декабря 1979 года Поляков вместе с женой вылетел во вторую командировку в Индию на прежнюю должность старшего оперативного начальника военно-стратегической разведки в Дели и Бомбее.
Из показаний подследственного Д. Ф. Полякова:
Связь с представителем американской разведки Вольдемаром Скотцко была установлена в особо конспиративных условиях при посредничестве военного атташе США. Строгая конспиративность вызывалась начавшейся войной в Афганистане. Международная реакция на вторжение советских войск оказалась хуже некуда. Многие страны Запада и третьего мира считали что советская интервенция в Афганистан — это совсем не одно и тоже по сравнению с вводом войск в Венгрию или Чехословакию. В связи с этим все представительства социалистических стран в Индии оказались в жесткой изоляции, а их контакты, в том числе и официальные, с сотрудниками иностранных миссий были прекращены. Оперативная обстановка диктовала разведчикам соцстран весьма сложные условия: проводить встречи рекомендовалось накоротке и как можно конспиративнее. Учитывая сложившуюся ситуацию, мы вынуждены были отказаться от встреч в гостиницах, на рыбалке или на охоте и перенести места их проведения в книжные магазины, располагавшиеся возле делийских рынков. Такой вариант отрабатывался с учетом наших увлечений литературой. Встречи были от силы пяти-семиминутными, и проводились они только в обеденное или предобеденное время возле рынков «Хан Маркет» и в районе Саус Экстеншен. Все сведения я передавал на непроявленной фотопленке…
Духанин: Дайте показания, что содержалось тогда на этих пленках?
Поляков: В них были секретные сведения о разработке в СССР лазерного оружия и создании его опытного образца, указание Центра о повышении мобилизационной готовности разведаппарата в связи с обострением военно-политической обстановки в Азии. Была информация о системе хранения шифрдокументов и о существовавшей защите шифровальной комнаты в посольстве, о формах упаковки кодовых книжек и шифровальных таблиц. В благодарность за эти сведения Скотцко на очередной встрече преподнес мне хорошие подарки: ружья марки «Зауэр» и «Ремингтон» в комплекте с двумя сменными стволами и тремя дополнительными прицелами. Тогда же он, как и Диллон, предложил взять его в агентурную разработку. Что мною и было сделано.
Д.: В таком случае дайте показания, сумел ли Скотцко как кандидат на вербовку предоставить вам полезную информацию?
П.: Если говорить честно, то это была малозначимая информация, в которой было только пять-семь процентов правды.
Д.: А теперь хотите услышать, какую оценку и резолюции имели полученные вами информационные материалы, которые давали вам цэрэушные «дипломаты»?
П.: Да, конечно.
Духанин достал из папки отпечатанный листок бумаги и начал зачитывать:
— Сведения Риноса содержат устаревшую информацию за 1974 год. Оперативно значимых материалов от Флинта и Алвина Капусты в Бирме, от Вильямса, Риноса, Диллона и Скотцко в Индии по наиболее важным военно-политическим вопросам практически не поступало. Не было добыто ценной информации и по главному противнику — США. Этот раздел разведывательного задания выполнялся Даниным [110] неудовлетворительно…
Лицо генерала искривила жалкая улыбка — это была улыбка злобы.
— Да знаю я все это, Александр Сергеевич! — отмахнулся он рукой. — Но не кажется ли вам странным, если я неудовлетворительно выполнял задания по главному противнику, то почему же тогда дважды после Бирмы меня направляли в Индию? И не на рядовую должность офицера разведки, а военным атташе, руководителем резидентуры и начальником военно-стратегической разведки. А главное — дали звание генерала!
— Не надо лукавить, Дмитрий Федорович, — ответил Духанин. — Успешностью своей карьеры и присвоением генеральского звания вы больше обязаны протекции начальника управления персонала генерал-лейтенанта Изотова. Кадры тогда закрывали глаза на ваши промахи и ляпы в работе за кордоном, а также на мнение некоторых ваших непосредственных руководителей в центральном аппарате ГРУ… А теперь я хочу вам показать протокол осмотра журналов «Военная мысль» за 1958–1980 годы. Ознакомьтесь с его содержанием и уточните, какие номера журналов были вами переданы американской разведке?
После долгой паузы Поляков сказал:
— Я ознакомился с предъявленным мне аналитическим документом. Впервые я стал передавать для копирования номера этого журнала с конца 1973 года. К моменту моего приезда в Дели их скопилось в офисе довольно много. Все номера журнала с 1965 по май 1980 года включительно я дозированно передавал американцам для пересъемки. По содержанию «Военной мысли» можно было понять, что ядерную войну выиграть невозможно. Тем самым я показал американцам, что советские военные руководители не сумасшедшие поджигатели войны. На мой взгляд, журнальные публикации в какой-то степени и предопределили видение неправильности расчетов американцев, которые могли бы привести их к победе в «горячей» войне.
— Если вы считаете, что помогли предотвратить «горячую» войну, то как тогда понимать выдачу американцам технических данных на советские противотанковые ракеты? Так
