Птичий путь - Сергей Алексеев

Несмотря даже на ночную темень, там всегда были серебристые сумерки, при которых отчетливо виделись окружающие предметы, а если приглядеться, то и собственное отражение. Пожалуй, добрая полусотня расставленных и развешенных зеркал, в том числе и кривых, многажды переламывали незримый свет, падающий из окон, усиливали и рассеивали его по всему пространству зала.

Как только музей закрывался – а в связи с туристическим сезоном это происходило поздно, – Сколот в сопровождении Дары являлся сюда и, не зажигая света, кружился в этом тусклом серебре, заглядывая в зеркала под разными углами.

Они в самом деле хранили тысячи отражений – от мастера, который, проверяя качество, заглянул первым, и до последней туристки из тех, коим нравилось любоваться собой в старинном мутноватом стекле либо подурачиться перед потешными кривыми зеркалами. Но эта бесконечная череда отраженных лиц, запечатленная восприимчивым металлом, не открывалась, как книга, не поддавалась никаким самодельным ухищрениям. Сколот пробовал проникнуть в тайну зеркал, глядя в них в разное время суток, при прямом и косом солнце либо вообще в полном мраке, притаскивал лазерные указки, инфракрасные лампы, даже кварцевую ставил – все, что оказывалось под руками. Делал это по принуждению, чтобы отвязаться от назойливой Дары: будто бы проводил опыты по управлению неподдающейся материей и сетовал на то, что выставленные зеркала слишком избалованы вниманием публики, затерты взглядами, перенасыщены, перегружены информацией, и оттого «зависают», как компьютеры. И осторожно при этом намекал, что, дескать, пора бы сменить экспозицию, вынести из запасников другие, а эти поставить на отдых. Дара проговорилась однажды, что в подвалах музея, согласно описи, есть еще два десятка особо ценных зеркал с богатым историческим прошлым, и есть даже совсем древние, серебряные и бронзовые, изготовленные будто бы персидскими мастерами. Однако без ведома директора нельзя ничего менять, да и входить в хранилище под флигелем может одна лишь Валга, назначенная главной ключницей музея. После того как Сколот выпустил из подвалов Белую Ящерицу, все окна замуровали кирпичом.

Сколот не занимался секретами вещественной сути отраженной реальности и соприкоснулся с ней единственный раз, когда искал способ контроля за использованием готового солариса. Активизатор топлива должен был узнавать только его, то есть следовало ввести в память личные параметры, и чтобы не изобретать велосипед, он попросил одного из своих однокашников сделать соответствующий блок такого прибора. Этот сколот занимался вопросами хранения и передачи информации, и для него подобная задача была простейшей – по крайней мере, так показалось. Он принес крохотную серебряную пластинку, отшлифованную до зеркального блеска, велел в нее поглядеться, после чего как-то закрепил отражение и вручил Сколоту. И рассказал между прочим о способности серебряных зеркал, воды и хрусталя бесконечно долго хранить отраженную в них информацию. Ничего необычного в этом не было, поскольку материя кристаллических веществ, в том числе жидких, использовалась для таких целей не одно тысячелетие, а все отраженное в них имело материальную структуру, и значит, было подвластно воле человека. Правда, об этих качествах означенных веществ под давлением инквизиции люди успели основательно забыть, и остались лишь кое-какие искаженные атавизмы знаний, заключенные в фольклор.

Сколоту тогда и в голову не пришло спросить, каким образом управляется эта тончайшая материя, как извлекается, воспроизводится, материлизуется в обратном порядке и есть ли какие-то специальные способы, кроме совокупления с чувственной энергией. Он мог бы и на этой, много раз проверенной основе поставить опыт прямо тут, в зале зеркал, но Дара никогда не оставляла его одного. Она не отставала, если он спускался по ночам к реке, дабы там поэкспериментировать с отражениями в водной глади, и от своего увлечения стала одержимой – иначе было не объяснить ее неожиданного поступка, когда она выкрала у Валги ключи от подвальных запасников. И еще тогда Сколот заметил, что ключей три, а входная железная дверь запирается на два внутренних замка. Надо было искать, от чего этот третий: скорее всего, самое ценное, спрятанное от постороннего глаза и доступа, хранилось где-то за отдельной дверью.

Там и мог быть соларис, если Стратиг не отвез его в Поднебесную…

По сведениям экскурсоводши, в запасниках стояло зеркало самого графа Калиостро, в которое якобы гляделся Наполеон, когда был в усадьбе князей Друцких-Соколинских близ Смоленска, и разбил его ударом кулака, увидев свое поражение и позор. Простое, в прямоугольной раме, старое зеркало там и в самом деле нашлось, и яркое отражение кулака полководца тоже было – в виде белесой вмятины и лучистых трещин. Но сколько бы они ни вертели его и сами ни вертелись, ничего необычного не увидели.

Стоя у зеркала, Сколот посветил в разные углы просторного подвального помещения и понял, что таким образом ничего не найти среди этих завалов забытых людьми вещей. А еще Дара все время цеплялась за куртку, чтобы далеко не отходил. Когда, разочарованные, они поднялись по ступенькам, Дара демонстративно закрыла подвалы и унесла ключи, чтоб незаметно вернуть Валге. Сколот остался возле флигеля. Сначала он обошел вокруг, затем поднялся по скрипучей лестнице в чердачную светелку, где был приют для Странников. И убедившись, что никого нет, сел под дуб недалеко от входа, сцепил руки, обхватив колени, сжался в комок и замер.

Тело налилось подвижной ртутной тяжестью, а в кронах парка зашумел ветер.

В этой позе его и застала экскурсоводша, подкравшись и внезапно посветив в лицо фонарем:

– Ты что здесь делаешь?

Сколот не отозвался. Дара недоверчиво подбежала к двери флигеля, подергала за ручку, затем проверила вход в подвалы.

– Эй, ты что хочешь? – спросила испуганно.

– Отойди, – сквозь зубы процедил он. – Подальше.

– Почему? Зачем?

– Сейчас будет пожар.

– Какой пожар? Ты что?..

– Флигель загорится, уйди.

– Прекрати сейчас же! – Она вцепилась в его куртку. – С ума сошел?!.. Я так и знала – что-нибудь выкинешь! Нельзя на минуту оставить! – И, словно металлическая стружка к магниту, притянулась к его боку, а волосы ее взметнулись дыбом и защелкали искрами статического напряжения. Дара попыталась отодрать руки, но прилипла еще плотнее и зажужжала, как увязнувшая муха: – Не поджигай! Там хранилище… Столько забытых вещей! И флигель жалко…

– Погоди… – выдавил он. – Если солариса там нет, не загорится.

– Все равно не смей! Сам же говорил – это мечта человечества… это будущее… Ну послушай меня! Зачем?.. Своими руками?..