Дюна - Фрэнк Герберт

Теперь им все чаще попадались большие и маленькие группы людей у боковых входов. Вот мимо прошла небольшая колонна мужчин и женщин, сгибавшихся под тяжестью больших мешков, в которых что-то булькало. От мешков пахнуло пряностями.

— Наша вода им не достанется, — сказала Хара. — И пряности тоже. Можешь не сомневаться.

Поль рассматривал отверстия в стенах туннеля, тяжелые ковры на каменных ступенях. Перед ним мелькали комнаты с горами подушек, с яркими тканями по стенам. Сидевшие там люди смолкали при их появлении и бросали на Поля неприязненные взгляды.

— Твоя победа над Джамисом кажется всем очень странной, — пояснила Хара. — Похоже, от тебя снова потребуют подтверждения, когда мы переберемся на новое место.

— Я не люблю убивать, — ответил Полы

— Стилгар говорил это, — сказала Хара, но в ее голосе звучало явное недоверие.

Впереди послышался громкий хор голосов. Они подошли к другому входу, пошире тех, что попадались им до сих пор. Поль замедлил шаг и увидел комнату, заполненную детьми. Дети, скрестив ноги, сидели на темно-коричневом ковре.

Перед доской у дальней стены стояла женщина, закутанная в желтую ткань, с указкой в руке. Доска была заполнена рисунками: кружками, квадратиками, дугами, параллельными линиями. Женщина быстро переводила указку от одной картинки к другой, а дети хором повторяли за ней в такт движению ее руки.

Поль вслушался и заметил, что чем глубже они заходили в сич, тем глуше звучали голоса.

— Дерево, — хором говорили дети, — дерево, трава, дюна, ветер, гора, холм, огонь, молния, скала, скалы, пыль, песок, жара, убежище, полный, зима, холодный, пустой, разрушение, лето, пещера, день, недоверие, луна, ночь, плато, гребень, склон, растение, веревка…

— Вы проводите занятия даже в такое тревожное время? — спросил Поль.

Выражение ее лица смягчилось, и в голосе прозвучала горечь:

— Лит учил, что нельзя останавливаться ни на минуту. Лит теперь мертв, но его не забудут. Таковы законы Чакобсы.

Она повернула налево, поднялась по широким каменным ступеням, раздвинула оранжевые газовые занавески и чуть отошла в сторону:

— Твой яли ждет тебя, Узул.

Поль замешкался, не спеша подниматься к ней на крыльцо. Он вдруг почувствовал неловкость от того, что придется остаться наедине с этой женщиной. Он осознал, что его со всех сторон окружает жизнь, понять которую можно, только смирившись с определенными экологическими воззрениями и постулатами. Он чувствовал, что вольнаибский мир охотится за ним, расставляет для него всевозможные ловушки. И он знал, что стоит за этими ловушками: дикий джихад, религиозная война, которую он дал слово не допустить любой ценой.

— Вот твой яли, — повторила Хара. — Что же ты медлишь?

Поль кивнул и поднялся по ступенькам. Он отодвинул занавеску, почувствовав в ткани металлические нити, и последовал за ней через небольшую прихожую в просторную квадратную комнату — примерно шесть на шесть метров. На полу лежали толстые синие ковры, каменные стены завешены синей и зеленой материей, поплавковые лампы над головой настроены на желтый цвет и тусклыми пятнами выделяются на задрапированном желтой тканью потолке.

Все вместе это походило на старинный шатер.

Хара стояла перед ним, уперев левую руку в бедро и внимательно изучая глазами его лицо.

— Дети сейчас у подруги, — сказала она. — Они представятся сами, попозже.

Чтобы скрыть неловкость, Поль сделал вид, что осматривает комнату. Справа, за занавесками, была еще одна комната, побольше, с наваленными у стен подушками. Он почувствовал легкое движение воздуха и увидел вентиляционное отверстие, искусно спрятанное среди занавесей.

— Не желаешь ли, чтобы я помогла тебе снять влагоджари? — спросила Хара.

— Нет… спасибо.

— Принести поесть?

— Да.

— Здесь рядом комната для отдыха, — она показала рукой. — Чтобы ты мог отдохнуть, сняв влагоджари.

— Ты сказала, что нам придется оставить этот сич. Может, помочь тебе упаковать вещи или что-нибудь еще?

— Все будет сделано в свое время. Изверги еще не проникли в наши районы.

Она все еще медлила, не сводя с него глаз.

— В чем дело? — резко спросил он.

— Твои глаза еще не приняли цвета Айбада. Это выглядит странно, но не отталкивающе.

— Принеси-ка еду, — оборвал ее Поль. — Я проголодался.

Она улыбнулась всепонимающей женской улыбкой, от которой Полю стало еще беспокойнее.

— Я — твоя служанка, — сказала она, развернулась и, покачивая бедрами, скрылась за тяжелой стеной, в узком коридоре.

Поль был сердит на самого себя. Он отодвинул тонкую занавеску справа и прошел в большую комнату. На мгновение он остановился там, не зная, что делать дальше. Ему вспомнилась Чейни… интересно, где она сейчас? Чейни, которая тоже потеряла отца…

Мы в этом похожи, подумал он.

Из внешнего коридора донесся душераздирающий крик, слегка приглушенный занавесями. Крик повторился, на этот раз чуть дальше. Потом еще раз. Поль сообразил, что это кто-то выкрикивает время. Он вспомнил, что нигде не видел часов.

До его ноздрей, выделяясь из общего зловония, донесся слабый запах горящего креозотового куста. Поль заметил, что уже успел подавить первый приступ отвращения к запахам сича.

И он снова задумался о судьбе матери — как на его склеенной из кусков киноленте будущего отобразится она… и ее дочь, которой еще предстоит появиться на свет. Карусель провидческих картинок завертелась перед глазами. Он встряхнул головой, стараясь сосредоточиться только на том, что открывало перед ним всю широту и глубину поглотившей их вольнаибской культуры.

И, как всегда, между видениями и реальностью были неуловимые различия.

Он уже видел и эти пещеры, и эту комнату, но на этот раз разница была значительнее, чем когда-либо прежде.

Нигде не было и следа ядоловов, ничто не говорило о том, что их вообще здесь используют. Тем не менее он различал среди общей вони запах яда — сильный, всепроникающий запах.

Он услышал шелест ткани, решил, что это вернулась Хара с едой, и оглянулся. Но вместо нее увидел за отодвинутой занавеской двух мальчишек — лет примерно девяти и десяти, — жадно разглядывавших его. У каждого был маленький ай-клинок, и каждый держал руку на его рукоятке.

Поль вдруг вспомнил рассказы о вольнаибах — что у них даже дети сражаются со свирепостью взрослых.

~ ~ ~

Шевелятся руки, шевелятся губы,

Его речь — фонтан мыслей,

Его взоры — огненные мечи.

Он — воплощенное «я»,

Как скала в океане пустынном.

С огромной высоты, из глубины пещеры фосфорные лампы лили тусклый свет на толпящихся внизу людей, высвечивая огромные размеры выбитого в скале помещения… большего, гораздо большего, как казалось Джессике, чем даже Зала собраний в Бен-Джессерите. Она прикинула, что сейчас перед возвышением, на котором стояли они со Стилгаром, собралось около пяти тысяч человек.

И люди продолжали прибывать.

Воздух гудел от голосов.

— Мы прервали отдых твоего сына, саяддина, — произнес Стилгар. — Не хочешь ли ты дождаться его, чтобы принять окончательное решение?

— Как может мой сын повлиять на мое решение?

— Конечно, воздух, который ты колеблешь своим голосом, исходит из твоих собственных легких, но…

— Мое решение остается неизменным, — оборвала она.

Она почувствовала двусмысленность предложения Стилгара и поняла, что может использовать Поля, чтобы оправдать свой отказ от рискованного шага. К тому же не следовало забывать о еще не родившейся дочери. Все, что представляло угрозу для материнской плоти, было угрозой и для ребенка.

Покряхтывая, несколько человек внесли свернутые ковры и сбросили их на возвышении, подняв кучу пыли.

Стилгар взял ее за руку и отвел назад к акустической горловине у дальней стены. Он указал на каменную скамью:

— Здесь будет сидеть Преподобная Мать, но пока ее нет, можешь немного отдохнуть.

— Я лучше постою, — ответила Джессика.

Она понаблюдала за тем, как рабочие разворачивают ковры, расстилая их по всему уступу, и поглядела вниз на толпу. На каменном полу стояло уже не менее десяти тысяч человек.

И они все прибывали.

Она знала, что в пустыне сейчас пылает багровый закат, но здесь, в пещере, стояли вечные сумерки. Огромное серое пространство заполнялось людьми, пришедшими посмотреть, как она будет рисковать своей жизнью.

Толпа справа от нее потеснилась, и она увидела Поля, приближающегося к ней в сопровождении двух маленьких мальчиков. Детей просто распирало от гордости за возложенную на них задачу. Руки они держали на рукоятках ножей и бросали грозные взгляды на людей, стеной стоявших по обе стороны от них.