Палач, или Аббатство виноградарей - Джеймс Купер

— Вы еще столь молоды, брат, — заметил воин, когда между беседующими установилась известная доверительность. — Видно, к своим человеколюбивым трудам вы приступили недавно и провели здесь одну-две зимы, не больше?

— Нынешняя будет восьмой. Сперва я был послушником, потом монахом. К здешней жизни приучаются с малых лет, но даже длительная привычка не спасает легкие, если год за годом подвергать их действию местного разреженного воздуха и морозов. При любой возможности мы спускаемся в Мартиньи, чтобы побыть в более пригодной для человека атмосфере. А ты, наверное, попал прошлой ночью там, внизу, в ужасную бурю?

— Ужаснейшую. Остается благодарить Бога, что все позади, мы уцелели и можем пользоваться вашим гостеприимством. А кроме нас, был в горах еще кто-нибудь? Много народу направлялось в Италию или из Италии?

— Лишь те, кто завтракает сейчас в общей трапезной, а из Аосты — никого. Для путешественников сезон уже закончился. В этот месяц у нас бывают только те, кого гонит нужда и у кого есть особые причины не считаться с плохой погодой. Летом же сюда прибывает порой до тысячи человек.

— Те, кого вы принимаете, достопочтенный брат, должны быть очень вам благодарны: ведь эти края, судя по всему, изобилием не отличаются.

Сигизмунд с монахом оглядели обширные нагромождения нагих иззубренных скал и, встретившись глазами, усмехнулись.

— Природа здесь не родит совсем ничего, — отвечал августинец. — Далее горючее для отопления приходится привозить на мулах издалека, а ты согласишься, конечно, что оно здесь всего нужней. К счастью, у нас есть остатки прежних богатых пожертвований, а кроме того…

Молодой монах умолк в нерешительности.

— Вы собирались сказать, отец, что посетители, которым под силу отблагодарить монастырь, вспоминают иной раз о нуждах тех, кто, встречая такой же радушный прием, не может выказать свои почтительные чувства по скудости средств.

Августинец склонил голову и, чтобы перевести разговор на другую тему, указал, где проходит итальянская граница и где находился древний храм. Тут их внимание привлекло какое-то животное, пробиравшееся среди камней.

— Не серна ли там? — вскричал Сигизмунд, чья кровь быстрее побежала в жилах под действием охотничьего азарта. — Жаль, что у меня нет оружия!

— Это собака, но не местная. Монастырские мастиффы отказали бедному зверю в гостеприимстве, и он вынужден ожидать своего хозяина в отдалении, в то время как тот, надо полагать, находится с прочими в трапезной. Смотрите, они идут: это их шаги выманили осторожного пса из укрытия.

В самом деле, Сигизмунд увидел, что группа из трех пешеходов, покинув монастырь, направляется по тропе к итальянской границе. Внезапное и мучительное подозрение пришло ему на ум. Собакой, изгнанной, как предположил монах, мастиффами и нашедшей убежище в скалах, был Неттуно, а одним из путников, которые шли навстречу, — его хозяин. Сигизмунд узнал его фигуру и походку.

— Знаешь ли ты, отец, о совершенном в горах убийстве? — спросил Сигизмунд неуверенно, поскольку, с одной стороны, не желал обвинять Мазо в преступлении, а с другой — приходил в ужас при мысли о несчастной доле Жака Коли.

Монах спокойно кивнул. Человека, живущего вблизи от большой дороги, и к тому же молодого, трудно взволновать вестью о таком вполне ординарном событии. Сигизмунд поспешно рассказал своему спутнику все, что знал сам, не умолчав и о том, как впервые встретил итальянца на озере и какое впечатление тот на него произвел.

— Мы не задаем гостям вопросов, — произнес августинец, когда выслушал рассказ. — Наш монастырь основан ради добрых дел, и мы молимся за любого грешника, не дознаваясь, сколь тяжки его проступки. Но нам дана власть, и одна из первейших обязанностей монахов — следить за порядком на дороге, дабы никто не мешал нашим трудам. Поступай так, как сочтешь наиболее справедливым и разумным при данных щекотливых обстоятельствах, — я полагаюсь на твое решение.

Сигизмунд не отвечал, но, по мере того как пешеходы приближались, его решимость крепла. Испытывая к Мазо благодарность, он сомневался в том, что сумеет исполнить свой долг, и эти сомнения заставили его поторопиться. Подстегивала, как ни странно, мысль о недавнем несчастье сестры: хотелось, вопреки всему, действовать по справедливости. Встав посередине тропы, Сигизмунд дождался, пока путники подойдут ближе; монах спокойно стоял с ним рядом. Когда они приблизились настолько, что стали слышны голоса, юноша разглядел спутников Маледетто: Пиппо и Конрада. С ними он уже несколько раз встречался и изучил их настолько, чтобы узнавать с первого взгляда, поэтому ему пришло на ум, что предприятие, которое он затеял, может оказаться опаснее, чем представлялось вначале. Если дело дойдет до сопротивления, ему придется в одиночку схватиться с троими.

— Buon giornonote 161, синьор капитан, — вскричал Мазо, приподнимая шляпу, когда поравнялся с Сигизмундом. — Провидение сводит нас то и дело, при любой погоде, днем и ночью, на суше и на море, в долинах и горах, в городе и среди голых скал. Чем больше наблюдаешь, тем лучше узнаешь человека, так что со временем мы хорошо изучим друг друга!

— Метко замечено, Мазо, хотя мне сдается, что тебя легче встретить, чем понять.

— Синьор, я, вроде Неттуно, существо земноводное. Не поддаюсь классификации, как сказали бы ученые. За бурную ночь нам дан в возмещение прекрасный день: спуск в Италию обещает быть куда приятней, чем подъем. Не распорядиться ли мне, чтобы честный Джакомо из Аосты приготовил ужин и проветрил постели для всей компании, которая явится следом? Ведь к вечеру, когда прекрасных дам начнет одолевать зевота, вы едва-едва успеете добраться до его постоялого двора.

— Покидая этим утром Прибежище, я думал, что ты в одной компании с нами!

— Клянусь святым Томмазо, синьор, я и сам так думал о вас!

— Ты, должно быть, вышел очень рано, иначе бы не опередил меня настолько?

— Видите ли, храбрый синьор Сигизмунд — а я знаю, что вы храбрый, да и как пловец почти ни в чем не уступаете моему удалому Неттуно, — нам, странникам, нужно ценить время, это едва ли не все, что у нас есть. Мы, труженики моря, бываем то богаты, то бедны — смотря куда подует ветер; вот и сейчас мне приходится бороться с жестоким штормом и бурными волнами. При такой жизни чем раньше встанешь утром, тем сытнее поешь и слаще уснешь в конце дня. Я ушел, когда все в Прибежище, даже мулы, еще безмятежно почивали (включив мулов в число почивавших путешественников, Мазо улыбнулся собственным словам), и добрался до монастыря, едва лишь первые солнечные лучи окрасили в пурпур вот тот снежный пик.