Слой Ноль - Евгений Прошкин

Именно это скоро и произойдет. «Левые» и два сорта «правых» уже столковались. На их стороне восемьдесят процентов избирателей, и бодаться с ними бесполезно. Однако стоит Мухину уйти в отставку, как эти шакалы снова примутся рвать друг другу глотки. Петр рассчитал верно: до анархии здесь остался всего шаг.

Россия со слабой властью — это большая беда, но Россия вовсе без власти — это настоящая катастрофа. Вот поэтому Президент Мухин сидел перед камерами, усиленно раздувая щеки и насмехаясь над оппозицией, в то время как командующие двух военных округов, Московского и Ленинградского, распечатывали одинаковые пакеты с красной полосой и грифом «Особой важности».

— Что же касается мотивов сего тройственного союза, — вальяжно изрек Мухин, — или, я бы сказал, триады, то они очевидны: запутать избирателя, удовлетворить свои политические амбиции... Правда, тем, кто забыл арифметику, хотелось бы напомнить: ноль, помноженный на три, — это все равно ноль. Лидеры «Национального приоритета», «Гражданской свободы» и э-э... «Левого марша» могли бы для количества объединиться еще и с партией секс-меньшинств или, допустим, с клубом аквариумистов... Умножайте свой ноль. Ваше право. Но не делайте из этого сенсации, не будоражьте народ.

Мухин с достоинством посмотрел на Сидорчука и благородно кивнул.

— Еще вопрос, Виктор Иванович, — ласково произнес тот, теребя уголок листка. — Телезритель Федор Конев из Курска спрашивает... да нет, это даже не вопрос... — Сидорчук вчитался в записку и приподнял брови, словно видел этот текст впервые. — Здесь не вопрос, здесь скорее реплика, своеобразный крик души. Итак, телезритель Конев пишет: «Деятельность партий, мешающих общественному порядку, нужно немедленно запретить, а при необходимости — ввести в стране чрезвычайное положение». Виктор Иванович, как вы можете это прокомментировать?

Все, кто смотрел телевизор больше одного раза, прекрасно понимали, что никакого Федора Конева в природе нет. Вопросы, «крики души» и прочие образчики малой прозаической формы Сидорчук сочинял сам по звонку из кремлевской пресс-службы. Кроме обычной почты и Интернета, вопросы приходили и по телефону — все дозвонившиеся обладали приятным голосом и правильной политической позицией. В принципе, этим паскудством мог бы заниматься любой толковый студент журфака, но Сидорчук был гибок, он умел подать материал как никто другой, и к тому же он был популярен — когда-то давно, в те славные времена, когда был популярен и кандидат в президенты Мухин.

— Моя профессия — не комментировать, а принимать ответственные решения, — задумчиво промолвил Виктор, — но я, конечно, не могу оставить это без внимания. В том, за что ратует гражданин Конев, на сегодняшний день необходимости нет. Однако если понадобится... гм... если безответственные политиканы раскачают нашу общую лодку, то государство сумеет позаботиться о своих гражданах. И я рад, что народ России не боится временных трудностей, проявляет сознательность, и-и... а люди, вы знаете, у нас мудрые, наших людей не проведешь... Да.

— Кстати, Виктор Иванович, сегодня э-э... как вы выразились, триада обнародовала свою программу: формирование Чрезвычайного Правительства — пока, слава богу, теневого. Далее в их планы входит создание новой силовой структуры, подчиненной непосредственно Чрезвычайному Правительству, — подобия национальной гвардии, то есть некой Чрезвычайной Гвардии... Таким образом, это политическое объединение, можно сказать, призывает к насильственному свержению власти, что само по себе уже является тягчайшим преступлением, — заметил Сидорчук, как бы не утверждая, а всего лишь размышляя вслух. — И в этой связи требование господина Конева из города Курска уже не выглядит чрезмерно жестким, — вкрадчиво закончил ведущий.

— Да, возможно, вы правы, — сказал Виктор. — Но я не сторонник жестких мер, к тому же я оптимист, и до самого последнего момента я буду стараться стабилизировать обстановку в стране, не прибегая к мерам столь радикального характера.

В переводе с дипломатического это означало примерно следующее: «А ведь вас, козлов, предупреждали...»

Мухин оглядел студию, украдкой посмотрел на часы и, протянув руку через стол, забрал себе несколько бумажек, лежавших перед Сидорчуком. Ведущий растерянно моргнул, но самообладания не потерял, лишь покосился на режиссера в стеклянной будке. Тот тоже ничего не понял.

Виктор про себя отметил, что жест у него получился резковатым, более энергичным, чем требовалось, — он не хуже телеоператора знал, что камера увеличивает не только лицо, но и движения. Он ведь и сам был оператором. Правда, не здесь...

— С вашего позволения, теперь выберу я, — сказал он.

— Да-да, конечно, — залебезил Сидорчук, — а то иногда приходится слышать, что «Разговор с Президентом» недостаточно объективен, что мы подтасовываем вопросы...

Мухин прочитал текст на первой странице. В быту Сидорчук давно уже носил очки, поэтому шрифт был крупным, как в азбуке. А вопрос был дурацкий — что-то такое про современную молодежную моду и музыку. Видимо, режиссер решил слегка оживить беседу. «Сейчас оживим», — подумал Мухин.

— Итак... — Он сдержанно кашлянул. — Это письмо прислал москвич Матвей Степанович Корзун, физик по образованию.

Сидорчук беспомощно покхекал. Виктор зло зыркнул на него из-под бровей — мол, не лезь, так надо.

— Вопрос звучит следующим образом... — продолжал он. — Н-да... это опять не вопрос, а реплика... «Господин Президент!» Здесь восклицательный знак. «Господин Президент, я вам не верю! — с выражением произнес Мухин. — Вы меня... что?.. обманули?.. А! Вы меня обманули, вы потеряли мое доверие, и если Дума вынесет вам вотум недоверия, то я с ней соглашусь».

— Вот... — крякнул Сидорчук. — И после этого кто-то смеет говорить, что вопросы для передачи отбираются заранее! С грамотностью, правда, у гражданина... — он сделал вид, что подсмотрел фамилию в листочке, — с грамотностью у гражданина Корзуна неважно...

— Не будем придираться, — прервал его Мухин. — Что ж, я отвечу. Уважаемый Матвей Степанович, надеюсь, вы меня слышите... Вы говорите, я вас обманул. Но что мы называем обманом? Когда человек что-то обещает, а потом не выполняет. Это и есть обман. Если вы просмотрите записи моих предвыборных выступлений... — Виктор сделал паузу — специально для Корзуна, чтобы тот все-таки понял, о чем речь. — ...то в этих выступлениях вы не найдете ни одного сладкого посула. Я не обещал вам легкой жизни. Я не утверждал, что приведу вас прямиком в рай. Дороги в рай я не знаю, и, подозреваю, ее не знает никто. Я предложил вам искать эту дорогу, искать вместе. И вы согласились. Согласились не из-за того, что поддались моему обаянию. Вы согласились потому, что не искать эту дорогу — значит и не жить. Простите, что я ее не нашел. Но мы ищем. Мы ищем эту дорогу вместе. Ищем и страдаем, ибо каждая ошибка на нашем пути — это жестокое разочарование. Порой нам кажется, что мы тратим силы впустую но даже если это и так, что может быть выше и достойней чем поиск своего пути? Возможно, поиск пути — это и есть сам путь... Возможно, результата как такового не существует и весь смысл заключен в процессе... Но отказаться от поиска, каким бы мучительным он ни был, значит отказаться от самого себя.