Заложница любви - Линда Уиндзор

– Значит, жмурки! – объявил Ульрик, подзывая Гарольда, чтобы отдать необходимые распоряжения. – Давно я не играл в эту игру, но поцелуй… очень соблазнительно!

Бронуин не могла не заметить нетвердую поступь человека, предложившего ей руку; Оказалось, что скорее она его поддерживает, чем он ее. Бронуин видела и раньше Ульрика громогласным и шумным, но не пьяным настолько! Должно быть, он пил с тех самых пор, как вышел из своей комнаты, оставив ее в лохани с водой.

– Может быть, вы хотите подышать свежим воздухом? – предложила она. – Можете взять с собой собак и отвести их в загон, не то они начнут лаять и станут мешать игре.

«Так можно будет убрать два докучливых обстоятельства сразу», – с досадой думала Бронуин. Она собиралась поговорить с Ульриком о собаках. Если он настаивает на том, чтобы их впускали в дом, то следует научить их, себя вести, собаки клали морды на колени обедавших и пытались красть куски со стола, и это было так же неприятно, как и их беспорядочное отправление естественных надобностей. Женщины Карадока всегда гордились чистотой пола в замке и свежим воздухом с ароматом пряностей, высушенных цветов и тростника.

– Мне не нужен никакой воздух, кроме сладкого запаха вашего мыла, миледи, – ответил Ульрик, склоняясь в преувеличенно низком поклоне и чуть ли не падая.

При этом две борзых воспользовались случаем и лизнули лорда в лицо.

– Что касается моих собак, – продолжал он, игриво обхватывая борзых за шеи, – они имеют право побыть со своим хозяином.

Бронуин отказалась от мысли выставить их всех и улыбнулась гостям, как бы умоляя о снисхождении. Ночь обещала показаться ей очень долгой.

ГЛАВА 22

Игры продолжались до позднего вечера, хотя лорд Карадок в них и не принимал участия. Пока он мирно спал в кресле, Бронуин и ее гости, а также рыцари и оруженосцы проводили время приятнейшим образом. Даже тетя Агнес принимала участие в шарадах, хотя стихи, выходившие у нее, приводили пожилую женщину в замешательство, немало при этом всех веселя. Она ретировалась, чтобы кто-то другой принялся строить из себя дурака, что получалось непременно, потому, как шарады на то и были рассчитаны.

В конце концов леди Мария удалилась в свою комнату, оставив лорда Жиля веселиться в обществе мужчин. Бронуин воспользовалась моментом, чтобы извиниться перед гостями и проследить, как Ульрику помогает управляющий добраться до комнаты. Подвыпивший владелец Карадока растянулся на кровати, и его жена вместе с Бланкардом раздели рыцаря. Бронуин собиралась все же выкупать мужа, так как невозможно было ей смириться с запахом лошадей, эля и собак. Отправив управляющего к гостям, Бронуин принялась за дело.

Ульрик был ее первым и единственным возлюбленным, и потому неудивительно, что он оказался также и первым и единственным мужчиной, которого она мыла. Он крепко спал, слишком много выпив и мало съев, и Бронуин могла удовлетворить свое любопытство, уделив великолепному телу мужа то внимание, какого оно заслуживало, ведь когда они ласкали друг друга, было достаточно трудно что-либо рассмотреть. По крайней мере, сейчас он не отвлекал ее от сосредоточенного созерцания своими поцелуями.

«Ульрик и вправду очень красив», – думала она, оттаивая, хотя твердо намеревалась остаться беспристрастной к стройному мускулистому телу. То была безупречная красота статуй юных римских богов с чреслами, прикрытыми тканью, но то, что открылось ее взору, отличалось прекрасными пропорциями и силой. Шрамы воина говорили о доблести, и каждый из них был достоин уважения, а со стороны жены – поцелуя.

Закончив мыть мужа, она быстро переоделась и натянула ночную рубашку. Мириам успела развести огонь в очаге, и теперь Бронуин оставалось лишь забраться в постель, напомнив себе, что она сердится на Ульрика и не должна, потакая своим желаниям, прижиматься к нему. Действительно, он скверно вел себя в этот вечер, не говоря уже о том, что отверг их с тетей Агнес попытку позаботиться о благе Карадока.

Поздняя ночь и завывание ветра за стенами башни вскоре усыпили Бронуин. В мире снов у нее не было причин сохранять расстояние между собой и тихо похрапывавшим у нее под боком мужчиной, и расстояние все сокращалось, пока, наконец, они не заключили друг друга в объятия и не погрузились в блаженное забытье.

Горизонт на востоке уже посветлел в ожидании нового дня, но солнце еще не поднялось. Бронуин была потревожена неразборчивым бормотанием и подергиваниями Ульрика. Стряхивая с себя глубокий сон, лишенный сновидений, она открыла глаза как раз в тот момент, когда муж, резко оттолкнув ее, сел в постели. Тут Бронуин обнаружила, что рубашка у нее влажная. «Почти такая же влажная, как его кожа», – подумала она, успокаивающе опуская руку на спину Ульрика.

– Ты болен?

При звуке ее голоса он обернулся.

– Боже мой, милая, иди сюда! – его голос срывался от волнения.

Бронуин оказалась в отчаянных объятиях. Ее охватила тревога – Ульрик дрожал!

– Что случилось?

Он что-то увидел во сне? Тетя Агнес сказала, седьмой сын непременно увидит врага Карадока но сне.

– С тобой все в порядке?.. С тобой и ребенком?

– Конечно. У нас все хорошо… вернее, было хорошо, пока ты вот так не подскочил.

Она заколебалась, обеспокоенная его поведением.

– Вы что-нибудь видели во сне, милорд?

Ульрик покачал головой и прижался лицом к ее нежной шее, поцеловав в бьющуюся жилку. Он как бы успокаивал сам себя: она действительно с ним рядом, а не порождена лишь одним его воображением.

– Такой плохой сон… но казался он очень похожим на явь, – Ульрик тихо выругался. – От всех этих разговоров о духах и демонах у меня начинаются кошмары, а я даже не верю во всю эту чепуху!

– Отец тоже не верил, но не возражал против суеверия других.

– Муки Христовы, во рту такое ощущение, словно он набит ватой!

Бронуин села.

– Я дам тебе воды. Может, сделать отвар от головной боли?

Ульрик нахмурился.

– Откуда ты знаешь, что у меня болит голова?

– Мне доводилось и прежде видеть пьяных, милорд. Головная боль – обычное наказание Господа за слишком обильные возлияния.

– А это что? – Ульрик показал на рукав ее ночной рубашки.

– Это… – сонно проворчала Бронуин, – это ночная рубашка.

– Сам вижу, но, скажи на милость, почему ты ее надела? Я ведь ясно дал понять прошлой ночью, что лучше всего остаться тебе без рубашки!

– Ты разве всегда такой разговорчивый в ранние утренние часы?

Ульрик отмахнулся от ее вопроса.

– Не до разговоров мне, женщина.

Бросив подозрительный взгляд на мужа, Бронуин просунула руку под одеяло и обнаружила… нет, вчера она видела это твердым и напряженным! Покраснев так, что румянец стало возможным разглядеть даже в предрассветных сумерках, она поспешно объяснила свой поступок: