Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918 - Ричард Пайпс

В середине мая Мирбах встретился с Лениным и был немало удивлен его самоуверенностью: «Ленин вообще непоколебимо верит в свою счастливую звезду и выказывает, вновь и вновь, настойчивый безграничный оптимизм. Вместе с тем, он допускает, что, хотя режим его удается пока удерживать, число его врагов возрастает и ситуация требует «более пристального внимания, чем даже месяц назад». В своей уверенности он основывается прежде всего на том факте, что правящая партия обладает организованной властью, в то время как остальные партии согласны между собой лишь в отрицании существующего режима; в других отношениях они расходятся в различных направлениях и не обладают властью, которая могла бы соперничать с властью большевиков»35. [Заметим, что ни в тот момент, ни позднее в частных беседах Ленин не ссылался на общественную поддержку как на источник силы своего режима. Причины устойчивости власти большевиков он усматривал скорее в разобщенности их противников. В 1920 г. он сказал в беседе с Бертраном Расселом, что двумя годами ранее он и его соратники сомневались, что смогут устоять в окружавшей их враждебной обстановке. «То, что им все-таки удалось выжить, он объясняет соперничеством и различием интересов капиталистических государств, а также силой большевистской пропаганды» (Russell В. Bolshevism. N.Y., 1920. Р. 40)].

Проведя месяц в советской столице, Мирбах начал сомневаться в жизнеспособности большевистского режима и в мудрости своего правительства, которое в политике в отношении России делало всю ставку на этот режим. Он считал, что большевики могли и устоять: 24 мая он призывал министерство иностранных дел не доверять суждениям Ботмера и других военных, которые предсказывали падение советского режима в ближайшем будущем36. Однако, зная о деятельности находившихся в России дипломатических и военных представителей стран Четверного согласия и об их контактах с оппозиционными группами, он опасался, что в случае отстранения Ленина от власти Германии не на кого будет опереться в России. Поэтому он стал сторонником более гибкой политики, в которой опора на большевиков сочеталась бы с политической подстраховкой — контактами с антибольшевистской оппозицией.

20 мая Мирбах направил своему правительству первый пессимистический доклад о ситуации в советской России и о возможных опасностях политического курса, проводимого здесь Германией. В последние недели, писал он, общественная поддержка режима дала серьезные трещины; рассказывают, что Троцкий назвал большевистскую партию «живым трупом». Представители стран Четверного согласия ловят рыбку в этой мутной воде, предоставляя щедрые субсидии эсерам, меньшевикам-интернационалистам, сербским военнопленным и балтийским матросам. «Никогда еще коррумпированная Россия не подвергалась такой коррупции, как сейчас». Страны Четверного согласия, пользуясь симпатиями к ним Троцкого, усиливают влияние на большевиков. Чтобы ситуация не вышла из-под контроля, заключал Мирбах, необходимо возобновить выплату субсидий большевикам, прекращенную правительством Германии в январе37. Эти средства нужны, во-первых, для предотвращения политической переориентации большевиков на страны Четверного согласия, а во-вторых, для сохранения их режима, ибо в случае его падения к власти придут эсеры, однозначно настроенные на союз с Четверным согласием38.

Этот и последующие доклады, интонация которых становилась все более мрачной, возымели действие в Берлине. В начале июня Р. фон Кюльман, пересмотрев свои позиции, предоставил Мирбаху полномочия начать переговоры с российской оппозицией39. Он также выделил в распоряжение посла средства, которые тот мог расходовать по своему усмотрению. 3 июня Мирбах телеграфировал в Берлин, что для поддержки режима большевиков ему нужны ежемесячно 3 млн. марок; в министерстве иностранных дел подсчитали, что в сумме потребуется 40 млн. марок40. Согласившись, что предотвращение переориентации большевиков на страны Четверного согласия «будет стоить денег и, вероятно, немалых», Кюльман одобрил перевод немецкому посольству в Москве этой суммы для ведения тайной работы в России41. Не удалось точно установить, как расходовались эти средства. На сегодняшний день известна судьба лишь около 9 млн. марок: приблизительно половина этой суммы пошла большевистскому правительству, а остальное — его противникам, главным образом антибольшевистскому Временному правительству Сибири, находившемуся в Омске, и казачьему атаману П.Н.Краснову, которого выделял среди остальных антибольшевистских лидеров кайзер. [Большевистское правительство и оппозиция получали субсидии в размере 3 млн. марок в июне, июле и августе (см.: Germany and the Revolution in Russia, 1915-1918 / Ed. by Z.A.B.Zeman. N.Y., 1958. P. 130)].

Основным препятствием, мешавшим немцам вступить в контакт с антибольшевистской оппозицией, служил Брест. Никакая политическая группировка, кроме большевиков, не подписала бы такого договора, и даже у большевиков были в этом вопросе разногласия. Как заметил Мирбах, несмотря на ужасное положение, сложившееся в советской России, ни один русский, не принадлежащий к большевикам, не воспользуется в борьбе с их режимом немецкой помощью ценой принятия условий Брестского договора. Иначе говоря, чтобы завоевать поддержку антибольшевистских сил, Германия должна была согласиться на существенный пересмотр договора. По мнению Мирбаха, оппозиция могла бы примириться с потерей Польши, Литвы и Курляндии, но ни за что не отдаст Украину, Эстонию и, возможно, Ливонию42.

Деликатную задачу ведения переговоров с оппозицией под носом у ЧК и агентов Четверного согласия Мирбах поручил Рицлеру. Контакты Рицлера ограничились в основном так называемым Правым центром — сформированным в середине июня небольшим кружком консерваторов, в который вошли уважаемые политики и генералы, убежденные в том, что большевизм представляет для национальных интересов России более серьезную угрозу, чем Германия, и готовые ради свержения режима пойти на союз с Берлином. Они делали вид, что имеют крепкие связи в финансовых, промышленных и военных кругах, но в действительности серьезных союзников у них не было, ибо подавляющее большинство политически активных граждан России считали большевиков порождением Германии. Главным действующим лицом Правого центра был А.В.Кривошеий — министр земледелия при Столыпине, патриот и честный человек, который мог бы стать приемлемым главой назначенного Германией российского правительства, хотя, как типичный чиновник старого режима, был более склонен подчиняться приказам, чем их отдавать. В деятельности центра принимал участие также генерал АЛ. Брусилов — герой известной наступательной операции 1916 года. Кривошеий через посредников проинформировал Рицлера, что его группа готова свергнуть большевиков и располагает для этого достаточными военными средствами, но, чтобы начать действовать, хочет заручиться активной поддержкой Германии43. Условием такого сотрудничества должно было стать согласие Германии внести изменения в Брестский договор. Вступая в переговоры с русской оппозицией, немцы относились к ней без всякого уважения. Мирбах считал монархистов «лентяями», а Рицлер с презрением говорил о «стонах и хныканье [русской] буржуазии, взывавшей к немецкому порядку и немецкой помощи»44.

Иоффе прибыл со своей миссией в Берлин 19 апреля. Немецкие генералы, справедливо полагая, что советские дипломаты будут заниматься главным образом шпионажем и подрывной деятельностью, требовали, чтобы советское посольство размещалось в Брест-Литовске или в каком-нибудь другом городе вдали от Германии. Но верх взяла позиция министерства иностранных дел, и Иоффе получил старое здание посольства Российской империи по Унтер ден Линден 7, которое немцы ухитрились сохранить в течение всей войны абсолютно нетронутым. Теперь над крышей его взвился красный флаг. Вслед за этим Москва открыла также консульства в Берлине и Гамбурге.

Первоначально штат посольства состоял из тридцати человек, но он все время рос и к ноябрю, когда отношения между Россией и Германией были разорваны, составлял уже сто восемьдесят человек. Кроме этого, Иоффе привлекал к работе немецких радикалов, которые переводили советские пропагандистские материалы и вели подрывную деятельность. Он постоянно поддерживал телеграфную связь с Москвой; часть его сообщений немцы перехватили и расшифровали, но основной их массив до сих пор остается неопубликованным. [Некоторые послания Иоффе Ленину приведены в журн.: История СССР. 1958. №4. С. 3-26].

Советское дипломатическое представительство в Берлине не было обычным посольством: это был скорее аванпост революции в глубине вражеской территории, и основной его функцией стало содействие революционным процессам. Как сказал впоследствии один американский журналист, деятельность Иоффе в Берлине являла «совершенство вероломства»45. Судя по характеру этой деятельности, перед ним стояли три задачи. Прежде всего он должен был нейтрализовать немецких генералов, которые стремились сместить большевистское правительство. Он достиг этого, апеллируя к интересам деловых и банковских кругов и предложив для обсуждения проект соглашения, дающего Германии неслыханные экономические привилегии в России. Второй его задачей была поддержка революционных сил в Германии. Третьей — сбор разведывательных данных о внутренней ситуации в стране.