Камрань, или Последний 'Фокстрот' - Юрий Николаевич Крутских
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот представьте себе моё положение: приходит восемнадцатилетний парнище, здоровый, ростом выше меня, хлюпает носом, трёт глазки, рассказывает и показывает, как матрос Сапармуратов ударил его сюда и сюда... Такого в моей педагогической практике ещё не случалось. Обычно приходилось мордобои выявлять, допытываться у «карасей», откуда у них фингалы и синяки на теле. И не чем иным, кроме как «упал, ударился», эти выяснения не заканчивались. А тут такая удача! Бери письменные показания, иди с ними в военную прокуратуру, и загремит обидчик – матрос Сапармуратов – в дисбат, чтобы другим неповадно было...
Я попытался объяснить Паше, что Сапармуратов, конечно, неправ, что нельзя распускать руки, но получил он всё же заслуженно – нечего было дёргать рукоятки и крутить краны, о действии которых не имеешь не малейшего понятия. Посоветовал больше так не делать и пообещал наказать Сапармуратова своей властью. Паша разочарованно на меня посмотрел, хлюпнул носом, согласно покивал головой и пошёл… К замполиту.
Терзавшие меня сомнения замполиту были чужды. Шумиха о неуставных взаимоотношениях в армии и на флоте в то время достигла своего апогея, и заму ничего не оставалось, как дать делу ход. Сапарумратова хоть и не посадили, но хорошо помотали нервы, продержали десять суток на гауптвахте и вынесли строгое прокурорское предупреждение.
Матросу Гробману в ту же ночь устроили тёмную, и с этого времени его жизнь превратилась в ад...
Глава 52 Щекотливая ситуация и её остроумное разрешение
Имея на памяти такой печальный опыт, я ни в коем случае не мог допустить, чтобы нечто подобное произошло и с Юшкиным. Билет у Самокатова непременно надо было изъять, но так, чтобы Витя оставался вне всяких подозрений. Как это обставить, я не знал, проблема казалась неразрешимой…
Вариантов не было никаких, а если и появлялись, то это был сплошной криминал. Подумалось, например, что если бы Самокатов умер, то вопрос решился бы сам собой. Некоторое время я размышлял о том, как приблизить это печальное событие. Я даже сходил к доктору и попросил дать мне какой-нибудь хороший порошок. Доктор не стал жадничать, но за неимением ничего лучшего предложил пурген. Я тоже не стал жадничать и взял не много – пару килограммов. Постоял, подумал… и вернул обратно. Заманчиво, конечно, если б Самокатов уже сегодня к вечеру умер от непрекращающегося поноса, но возникли вопросы технического плана – как ему такое количество порошка скормить, да и представилось, во что может превратиться отсек к моменту, когда Самокатов истечет последней каплей…
После долгих раздумий и сомнений я не стал брать грех на душу и решил всё же обратиться к командиру. Плотно прикрыв за собой дверь каюты, я рассказал ему о проблеме и о своих опасениях. Внимательно выслушав, командир мои опасения разделил, но проблемы здесь никакой не увидел. Более того, сказал, что сейчас всё решит и отправил ждать его в седьмом отсеке. Такая поспешность заставила меня вновь напрячься, и я уж было пожалел, что к нему обратился.
Но командир – он потому и командир, что найдёт выход из любого положения! Реакция на новые вводные у него была просто феноменальная. Случалось, что проблему ещё и сформулировать-то не успевали, а он уже начинал действовать. Вот и на этот раз, решив вдруг осмотреть корабль, командир вышел из каюты и двинулся по отсекам из носа в корму. По пути он выборочно проверял у матросов знание книжки «Боевой номер», служебных инструкций, а заодно и наличие в военных билетах необходимых записей. Скоро он оказался в седьмом отсеке и, когда дело дошло до Самокатова, словно ненароком выронил из его военного билета сложенную газетку. Тот её быстро поднял и принялся суетливо совать в карман. Командир заинтересовался, что это он там прячет и попросил дать посмотреть. Когда же из разворачиваемой газетки выпал злосчастный билет и, порхая, словно бабочка, стал медленно планировать на палубу, командир изобразил нешуточное удивление:
– Это что? Выиграл, что ли? А почему не хвастаешься? Ну-ка дай посмотреть!
Не найдясь, что ответить, Самокатов замялся, поднял билет и молча сунул его в протянутую руку.
– Ну и что тут у нас… – морща лоб, зашелестел газеткой командир. – О! Мотоцикл «Днепр»! С коляской! – улыбаясь, радостно воскликнул он.
– Ну поздравляю… Держи руку! – и, занеся для рукопожатия, вдруг руку опустил, посерьёзнел, нахмурил брови и подозрительно уставился на Самокатова:
– Чей? – в голосе командира уже звучал металл.
У Камаза не хватило духа сразу сказать, что билет его. Когда через мгновение он всё же решился, было уже поздно – командир не поверил. Пристально глядя в глаза, угрожающе поведя плечом, командир задал уже конкретный вопрос:
– Говори, у кого отобрал?!
И через мгновение, давая понять, что разговор по-хорошему сейчас будет окончен:
– Самокатов, в последний раз спрашиваю, чей это билет?
– Юшкина… – сипло выдавил из себя Самокатов, тяжко вздохнул и густо покраснел.
Глава 53 Бить иль не бить – вот в чём вопрос
Такие вот события предшествовали необъяснимой пропаже матроса на подводной лодке. Щекотливая история с лотерейным билетом благополучно разрешилась, и ничего вроде не предвещало беды. После экзекуции у командира Самокатов вернулся в отсек присмиревший и опущенный. К Вите никаких претензий не предъявлял. Не знаю, что сказал или пообещал ему командир, но я первый раз видел Самокатова в столь угнетённом состоянии духа. Всё, таким образом, складывалось хорошо – справедливость восторжествовала, билет покоился в самом надёжном месте – в сейфе у командира, а главное – Юшкин оставался вне подозрений. Но вот он вдруг куда-то пропал…
Обыскав весь корабль, озадаченный и в расстроенных чувствах, я побрёл к себе в седьмой отсек, заглядывая для очистки совести во все шхеры и закоулки, куда ещё могло бы затесаться человеческое тело. Я даже открыл холодильник в кают-компании, куда матрос целиком поместиться никак не мог, и вряд ли поместилась бы хотя бы его половина. Проходя через центральный пост, встав на карачки, я вновь заглянул в трюм, и тут мне показалось,
