Губитель - Владимир Геннадьевич Поселягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что по уходу, то это сложно объяснить. Мне душевно неспокойно в этом мире. Между прочим, у меня подобное уже было, а жить и мучиться мне не очень интересно. Куда проще активировать артефакт. Сделаю, это я уже решил.
Но уйти нужно красиво. Запас средств сделал, а уйти и бросить – жаба душит. Приюту передам, пусть всё останется детям.
* * *
Очнулся я от стука металла о металл и мата, причём отдельные обороты были явно русскими. Ну точно, матерятся на русском и ещё каком-то – может, украинский? А похож. У меня как-то был секс-тур в Киев – компаньон подарил сертификат на три дня, за полгода до моего ареста российскими спецслужбами, – так вот очень похоже там ляльки ругались между собой, таская друг друга за волосы.
Меня мутило, и болела голова. Я хотел было прикоснуться к ней, но наткнулся пальцами на предмет, который при ощупывании показался знакомым. Да это же танковый шлемофон. Осмотревшись в тесном полутёмном помещении боевого отделения, я понял, что сижу в танке, причём на месте наводчика. Прицел был… хм, разбит.
Поглядев вправо, я увидел безвольно свисавшую голову командира, по его подбородку текла кровь. С трудом привстав (похоже, у меня контузия), я через орудие дотянулся до командира и, задрав не застёгнутое ушко шлемофона, потрогал шею – мёртв, без сомнения. На груди командира был бант георгиевской ленточки, и я понял – свой. Такой же бант был и на моей груди, а ещё – белая лента повязки на левой руке, как и у командира.
Что с механиком-водителем, не знаю, но двигатель танка работал, это ощущалось по вибрации и дрожанию корпуса. Тронув ствол автомата, лежавшего сбоку у сиденья, я сполз вниз и смог рассмотреть сгорбленную спину мехвода – похоже, он без сознания. Не пойму: это спина от дыхания вздымается или сказывается дрожание корпуса? Дотянуться до него я не мог, механизмы и приборы мешали. Хм, похоже, мехвод всё-таки живой, дышит.
Чёрт, что вообще происходит? Шлемофон такой знакомый, ребристый, советский, автомат на «калашников» похож, надписи на приборах на русском. Я что, на Земле?
Быстро обыскав себя, я под плотной зимней одеждой (кажется, это бушлат) нашёл на форме нагрудный карман и нащупал в нём нечто плотное – похоже, документы. Достал и вчитался. И всё это под шум металла над головой: до нас кто-то настойчиво пытался достучаться. Какие упорные. Может, и замок открыть пытались, но люки для страховки были ещё привязаны кожаными ремнями.
А в документах было написано, что принадлежат они младшему сержанту Серову Алексею Геннадиевичу. Номер части – в/ч 08810, второй отдельный танковый батальон «Дизель» ДНР. Выдано в октябре двадцать первого года.
– Ё-о-о… – только и вырвалось у меня.
Мысли заметались под черепом, а ведь голове и так досталось, так что подобное волнение отразилось на ней не лучшим образом, и я снова схватился за голову. А тут ещё эти гады долбят чем-то по люку – похоже, разбить хотят. Ломом, что ли, работают? Похоже. То, что снаружи нацики, я уже понял. Вон, обещают сжечь сепаров.
Вообще, общую истерию войны на Донбассе я особо не отслеживал. Мелькала временами информация в бразильских СМИ, да и то в том ключе, что российские войска бомбят мирные украинские города. Потом я пообщался с парнем из России, отдыхавшим в Бразилии, узнал, что это всё брехня, и перестал читать прессу – заврались.
В том, что там, на Донбассе, происходит, я разобрался быстро. В четырнадцатом году к власти пришли нацисты, ну или неонацисты – вот честно, не вижу разницы. Что тут бандеровцы, что в сорок четвёртом или сорок пятом – рожи одни и действия те же. А тут они власть взяли. Крым отошёл России, а нацики, может, и безголовые, но на русских всё же не полезли. Тем не менее враг им был нужен, чтобы сплотить народ, а тут как раз Донбасс восстал: тоже захотели отделиться. Вот на них и бросили войска и националистические батальоны. Для всей Украины они стали врагами, что действительно сплотило всех.
Властям такие нацисты самим не нужны: те уже почувствовали кровь и безнаказанность, оружие на руках имеют, куда их девать? Да вот против мирных шахтёров кинем, объявим врагами власти, пусть их гнобят. Против русских зассали, а шахтёры сдачи дать не могут. А тут шахтёры как-то быстро сформировали из ополчения боевые подразделения, отжали у армии технику и начали воевать. Власти Украины довольны: есть на что деньги у США просить, разворовывая – мол, мы войну с сепаратистами ведём. Кидали подачки нацикам, чтобы те дальше «освобождали» города Донбасса, сваливая обстрелы на мифических русских солдат, и война продолжалась.
А страдали от этого жители Донбасса, ведь для нациков это вражеская земля, и отношение к жителям занятых ими городов соответствующее. Грабили, убивали, насиловали – и никаких расследований, все заявления терялись. Они тут и власть, и хозяева.
Запомнился один случай: российский журналист опрашивал женщину, которая ночью смогла перебежать на территорию, занимаемую ЛНР (кажется, шестнадцатый год). Она рассказывала, как слышала разговор по телефону солдата, проходящего мимо, и говорил он следующее: «Нет, мама, трактор я ещё не нашёл. Как найду, сразу отправлю домой». Одно это показывает, как вели себя солдаты национальных батальонов и ВСУ и как их поддерживали родные: они сюда за деньгами ехали, грабить. Это не их земля, чего жалеть?
Вот бы жителям Украины на западных границах, как жителям Донбасса, всё это пережить и столько же лет под обстрелами в подвалах прятаться. Это было бы честно и, что уж говорить, справедливо: всё же нацисты все с западных областей, и там их семьи. Я лично за справедливость. Но я не такой, как нацики, гражданские дома и безоружное население расстреливать не смогу, даже западных областей. Любого с оружием в руках, пусть даже в гражданском – легко, но не мирное население. Видимо, это и есть та черта, что разделяет нас, людей, и нелюдей вроде бойцов националистических батальонов Украины.
Знаете, странная ситуация: я жил, умирал, набирался разного опыта, стал псионом, получив уникальный опыт, а ради чего я жил? У меня нет ответа на этот вопрос. Получение нового опыта – это поставленная самому себе цель, а не смысл жизни.
Задав себе этот вопрос, я
