Солдат удачи. Исторические повести - Лев Вирин

На тридцати сторговались, и Григорий, старательно завернув книгу в шейный платок, спрятал её на груди.

— Вот повезло! — думал он. — Паскаль, а теперь и Монтень. У меня собирается недурная библиотека французских философов. Те­перь бы найти «Этику» Спинозы.

Перед приездом барона фон Рехберта в доме три дня шла гене­ральная уборка: выбивали ковры, натирали воском мебель. Фрау Вайскопф белоснежным платочком проверяла самые труднодоступные углы и закоулки, и горе было горничной, если на платочке хозяйка за­мечала пыль.

Григория вызвали к хозяину. Требовалось переписать на перга­мене самым красивым готическим шрифтом оду в честь высокого гостя, написанную местным поэтом.

Хозяин одевался перед зеркалом. Он вынул золотой медальон с портретом Макса Эмануила на бело-голубой, цвета баварского флага ленте и надел на шею.

— Барон, — сказал герр Каспар, — умнейший человек и мой ис­тинный благодетель. В своё время он дал мне добрый совет. К счастью, у меня хватило ума последовать ему.

«Интересно!» — подумал Гриша.

Герр Каспар ещё полюбовался своим отражением в зеркале и продолжил:

—              В 1683 году я приехал к барону в Мюнхен, просить облегчения от налогов. Совсем задушили. А благодетель и говорит мне: «Не могу. В казне пусто. Курфюрст в каждом письме из-под Вены требует денег. Узнает, снимет с меня голову. Умный человек снарядил бы обоз с про­довольствием для армии курфюрста. Солдаты уже голодают. Такой по­дарок Макс Эмануэль оценит».

Я занял денег у Соломона Френкеля и снарядил обоз — тридцать две фуры. Две с вином, четыре с солониной, остальные с мукой и с овсом. И поехал. Век не забуду эти жуткие дороги! Семь колёс сломали на ухабах. Одну фуру пришлось бросить, груз разложили на остальные. А страху натерпелись! И чем ближе к фронту, тем хуже. Хорошо, со мной ехали в армию ротмистр фон дер Валь и лейтенант Гере.

Верстах в тридцати от лагеря курфюрста, вечером, выскочила на нас из-за рощи татарская орда — летят с диким криком. Ужас! Рот­мистр сразу взял на себя команду: «Заворачивай коней! Вагенбург! Ва- генбург!». Успели мы выстроить возы в Вагенбург плотным кругом, коней в середину. Ружей у нас было шестнадцать, да четыре пистолета. Фон дер Валь приказал без команды не стрелять и целить в грудь ло­шадей.

А татары уже близко: рожи смуглые, косые, орут, из луков стре­ляют. Ну, мы тут выпалили залпом. Пятерых свалили, остальные по­вернули — и дёру. Только мы их и видели. А побеги кто-нибудь — и всё. Кого не зарубили, того б увели в рабство.

Подъехали ближе, опять нам навстречу конный отряд. Мы — за ружья. Приблизились, смотрю: впереди граф Арко, командир полка кирасиров. Соскочил я с воза, поклонился. А он кричит издали:

—              Чей обоз? Заворачивай!

Я отвечаю:

—Ваше Сиятельство! К Вам и едем.

Он узнал меня.

—Каспар? Овёс везешь? Мои кони от гнилой соломы шатаются. А завтра — в бой.

—              Везу, Ваше Сиятельство. Девять возов.

Так, поверишь, Граф меня расцеловал! Привёл к курфюрсту. Прямо в шатёр. Ну угодил я Его Высочеству! Солдаты голодные уже бунтовать начали. Надел он мне на шею этот медальон и говорит:

—Спасибо, Каспар! Я тебе этого не забуду! Выручил. Сколько я тебе должен за продовольствие и фураж?

Я, конечно, кланяюсь и отвечаю:

—              Как истинный верноподданный Вашего Высочества, счастлив быть полезным моему государю в сей грозный час.

Он так и расплылся в улыбке:

—              Хорошо! Что просишь?

—              Денег мне не надо. Но если Вам будет угодно, освободите меня от налогов.

Курфюрст кивнул секретарю, дескать, заготовь указ. А Карл При- льмайер, его личный секретарь, — мой свояк. Он и подготовил указ о полном иммунитете8 на десять лет. Голубой Король подписал. Я за год оправдал все расходы на обоз и с тех пор богатею. Добрый совет — до­роже денег!

Барон фон Рехберг подарку обрадовался. Накаминные часы были очень большой редкостью, а таких, показывающих ещё и день недели, вовсе никто не видел.

—И завод на четыре дня! Прелесть! — восхищался барон, потя­гивая свой излюбленный мозельвейн.

—              Ну и как там наш Голубой Король? — спросил герр Каспар.

—Сейчас он в Италии. Опять требует денег. Наш Макс Эмануил неглуп и энергичен. Мог бы стать дельным королём, но всё портят ог­ромные амбиции. Мечтает сравняться с Людовиком XIV. Король- Солнце — его идеал с детства. Да на столь великие планы у нашей маленькой Баварии ни сил, ни возможностей не хватит. Доведёт он страну до банкротства. Даст Бог, я до этого не доживу.

Барон допил вино и молвил хозяину:

—Приезжай в Мюнхен! Голубой Король хочет переодеть свою гвардию в новые мундиры. Сможешь получить подряд на сукно.

Из Мюнхена хозяин вернулся радостный: такой выгодный под­ряд. Но и озабоченный.

Герр Каспар вызвал Механикуса:

—              Сроки жёсткие. К осени Курфюрст хочет вывести гвардию на парад в новых мундирах. А у нас узкое место — сукновалка. Даже если и откажемся от всех прочих заказов, можем не успеть. Поставить бы ещё один-два сукновальных чана! Да водяное колесо с трудом тянет и эти. Посмотрите, что там можно сделать.

Янко пришел в сукновальню вместе с Механикусом. Ковалю тут было интересно всё: и огромное колесо (в Слободке на мельнице раза в два меньше), и ременный привод, и сукновальные чаны.

—Ну, помощник, что думаешь? — спросил фон Шлор.

— Нельзя ли остановить всё это, хоть ненадолго? — спросил Янко.

Мастер перекрыл заслонку на водяном жёлобе. Янко снял при­водные ремни из толстой воловьей кожи и вручную повернул колесо.

—Туго идёт, — заметил он. — Трение большое. Посмотрим под­шипники.

Колесо сидело на толстом дубовом валу длиной в три сажени, концы вала крепились в хомутах подшипников.

— Износился вал-то. Подшипники перетянули, вот и идёт туго. Присобачить на концы по стальному стакану да закрепить в бронзовые кольца. Вал и пойдёт куда легче. У вас в часах калёные стальные под­шипники для бронзовых осей, чтоб трение уменьшить.

Георг фон Шлор покрутил вал, посмотрел подшипники, поду­мал.

— Пожалуй, и дело говоришь. Ещё один чан, а то и два можно выиграть. У тебя Янко голова работает. Начинай стаканы. А я займусь подшипниками.

Инга, сестра Михеля, поселила друзей в маленькой комнате, рядом с кухней. Тесно, не слишком удобно, зато тепло. Четыре года назад она овдовела, и, чтобы прокормить трёх сыновей (старшему — только десять), стирала бельё и сдавала комнаты. Второй этаж дома за­нимала семья Питера, голландца-сукнодела: тощая, высокая жена — фру Хильда — и три девочки.

Полная, шумливая, рыжая Инга весь день крутилась по дому: уби­рала, стирала, стряпала. С утра до вечера шестеро ребятишек с визгом и криком гоняли по дому (во дворе холодно), играли в стражники-раз­бойники.

Вечером, когда детей отправляли спать, можно было спокойно посидеть, поговорить за кухонным столом. Питер, невысокий, осно­вательный мужик, курил кривую пенковую трубку и вспоминал свой любимый Роттердам.

— Что ж вы оттуда уехали, коли там так хорошо? — спросила

Инга.

—Дом сгорел, — ответил Питер. — Здесь хозяин хорошо платит, и жизнь дешевле. Отработаю ещё шесть с половиной лет, соберу на дом, тогда и вернёмся.

Гриша в первый же день попросил у Питера его Евангелие.

—              Зачем тебе? — удивился он.

—              Ты же кальвинист. И Евангелие на голландском. Хочу голланд­ский язык выучить.

—              Голландский — самый лучший язык. Бери.

Григорий старался говорить с соседями по-голландски, осваивал произношение.

Янко отковал стаканы для дубового вала. Вот где пригодился навык работы с листами толстого железа, полученный у Седого Гонзы. А потом заколодело!

Тяжеленные стаканы перекашивало в бабке токарного станка. Два дня бились, пробовали и так, и этак. На третий день Янко приду­мал: забил в стакан деревянную пробку и вколотил в её середину же­лезный штырь. Под штырь — подставка, чурбачок. Канавку смазал бараньим салом — и дело пошло!