Голливудская трилогия в одном томе - Рэй Брэдбери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А, это ты! – сказал Фриц. – Стоит изменить одну сцену, и рушится все остальное. Сегодня днем я показал твою Последнюю Тайную вечерю Мэнни. Теперь из-за твоего гениального финала, будь он неладен, Мэнни наперекор своему лучшему «я» говорит, что придется переснять кое-что из уже оплаченного материала, иначе фильм выглядит как дохлая змея с живым хвостом. Он не стал говорить это тебе лично; казалось, что он проглотил собственные внутренности на обед или твои потроха в кастрюльке. Он называл тебя такими словами, какими даже я не пользуюсь, но в конце концов сказал: пусть этот ублюдок займется сценами номер девять, четырнадцать, девятнадцать, двадцать пять и тридцать. Переписать и переснять через одну. А если мы переснимем и все остальные сцены, люди подумают, что у нас получился супергениальный фильм.
Я почувствовал, как теплые краски снова вспыхивают на моем лице.
– Это же просто подарок для начинающего сценариста! – воскликнул я. – Устройство для выдержки времени!
– Все нужно сделать за три дня! Мы задержали съемочную группу. Я звоню в Общество анонимных алкоголиков, чтобы натравить их на Иисуса, хотя бы на семьдесят два часа, ведь мы теперь знаем, где он прячется…
Я спокойно смотрел на них, но не мог сказать, что спугнул Иисуса и тот сбежал со съемочной площадки.
– Похоже, за эту неделю я стал виновником кучи всяких бед, – наконец сказал я.
– Сизиф, останься! – Фриц хлопнул меня по плечу ладонями. – Пока я не дам тебе камень побольше, чтобы ты тащил его на проклятую гору. Ты же не еврей, не ищи своей вины.
Он сунул мне пачку страниц.
– Пиши, переписывай. Переписывай!
– Мэнни хочет, чтобы именно я этим занимался? Ты уверен?
– Да он скорее привязал бы тебя к двум лошадям и выпалил из пистолета, но жизнь есть жизнь. Капля ненависти. Потом море ненависти.
– А как насчет фильма «Смерть несется вскачь»? Он хочет, чтобы я вернулся к работе над ним!
– Когда это ему приспичило? – Фриц вскочил на ноги.
– Полчаса назад.
– Но он не может снимать этот фильм без…
– Правильно, без Роя. А Рой пропал. И мне поручено найти его. А студия закрывается на двое суток для ремонта и подкраски, хотя никакой подкраски не требуется.
– Ничтожества. Тупые задницы. Никто мне ничего не сказал. Ладно, не нужна нам их дурацкая студия. Мы можем переписать Иисуса у меня дома.
Раздался телефонный звонок. Фриц чуть не задушил трубку в кулаке, а затем передал ее мне.
Звонили из храма Ангела[240] Эйми Сэмпл Макферсон.
– Простите, сэр, – произнес явно приглушенный женский голос, – вы, случайно, не знакомы с человеком, который называет себя Иисус?
– Иисус?
Фриц выхватил у меня трубку. Я снова ее отобрал. Мы оба приникли к ней ухом.
– Заявляет, что он призрак Христа воскресшего и заново раскаявшегося…
– Дайте-ка мне! – прокричал другой, мужской голос. – Преподобный Кемпо у телефона! Вы знаете этого ужасного Антихриста? Мы могли бы вызвать полицию, но если бы газеты узнали, что Христа вышвырнули из нашей церкви… В общем, даю вам полчаса, чтобы спасти этого безбожника от гнева Господа! И моего!
Я выронил трубку.
– Христос, – простонал я, обращаясь к Фрицу, – воскресе!
49
Мое такси подкатило к воротам храма Ангела как раз в тот момент, когда последние заблудшие овечки выходили из многочисленных дверей, покидая затянувшиеся допоздна занятия в приходской школе.
Преподобный Кемпо ждал перед входом, заламывая свои грубые руки и расхаживая с таким видом, будто в зад ему вставили динамитную шашку.
– Слава богу! – вскричал он, бросаясь ко мне. Вдруг он остановился в ужасе. – Так это вы юный друг этого мерзкого типа, да?
– Иисуса?
– Иисуса! Что за чудовищная мерзость! Да, Иисуса!
– Я его друг.
– Жаль. Ладно, поторапливайтесь!
Он взял меня под руку и потащил в тот придел, где располагалась главная аудитория. Там не было ни души. Откуда-то сверху доносился мягкий шелест перьев, взмах ангельских крыльев. Кто-то проверял звуковую аппаратуру, издавая различные небесные шепоты.
– И где же?.. – осекся я.
Ибо там, посреди алтаря, на сверкающем Господнем престоле из чистопробнейшего золота восседал Иисус Христос.
Он сидел прямо, устремив взгляд куда-то сквозь церковные стены, положив руки на подлокотники, ладонями вверх.
– Иисус! – Я побежал через проход и вдруг остановился.
Потому что из обеих ран на открытых запястьях капала свежая кровь.
– Ну разве не кошмар? Ужасный человек! Прочь! – завывал преподобный за моей спиной.
– Это христианская церковь? – осведомился я.
– Да как вы смеете спрашивать?!
– Вам не кажется, что в такой момент, возможно, сам Христос проявляет к вам милость? – поинтересовался я.
– Милость?! – вскричал преподобный. – Он ворвался во время мессы с криком: «Я истинный Христос! Я боюсь за свою жизнь. Прочь с дороги!» Подбежал к алтарю и выставил напоказ свои раны. С тем же успехом он мог бы взорвать самого себя. Прощение? Всеобщий шок, чуть ли не бунт. Наша паства никогда от этого не оправится. А если люди расскажут, если начнут звонить из газет, вы понимаете? Он превратил нас в посмешище. Твой друг!
– Мой друг…
Однако голосу моему не хватало блеска, он срывался в фальцет, как у переигрывающего актера в пьесе Шекспира.
– Иисус! – воззвал я из бездны.
Глаза Иисуса, устремленные в вечность, заморгали и обратились на меня.
– О, привет, юнга, – сказал он. – В чем дело?
– В чем дело?! – закричал я. – Ты тут только что устроил вокруг себя адский кавардак!
– О нет, нет! – Иисус вдруг осознал, где находится, и посмотрел на свои руки. Он рассматривал их так, словно кто-то подсунул ему двух тарантулов. – Меня снова бичевали? Меня выследили? Мне конец. Защити меня! Ты принес бутылку?
Я похлопал по карманам, как будто все время носил с собой подобные вещи, и отрицательно покачал головой. Затем обернулся к преподобному, и тот, изрыгая проклятия, прошмыгнул за спинку престола и сунул мне в руку бутылку красного вина.
Иисус рванулся к бутылке, но я выхватил ее и стал держать как приманку.
– Иди сюда. Тогда откупорю.
– Как ты смеешь говорить с Христом в таком тоне!
– Как ты смеешь называть себя Христом?! – воскликнул преподобный.
Иисус отступил назад.
– Я не смею, сэр. Я и есть Христос.
Он поднялся в жалкой попытке изобразить надменность и упал со ступенек.
Преподобный выругался, словно готов был собственноручно убить его.
Я поднял Иисуса, благополучно провел его между скамьями, помахивая бутылкой, и вывел из церкви.
Такси все еще ждало у входа. Прежде чем сесть в машину, Иисус обернулся и увидел его преподобие, стоявшего в дверях, с пылающими от ненависти щеками.
Иисус поднял вверх свои кровавые лапищи.
– Святое прибежище! Да? Прибежище?
– Даже ад, – прокричал преподобный, – не станет тебе прибежищем!
Бах! Дверь захлопнулась.
Я представил, как внутри храма вспорхнули тысячи ангельских крыльев, со свистом рассекая лишенный святости воздух.
Иисус ввалился в такси, схватил бутылку вина и, наклонившись вперед, прошептал на ухо таксисту:
– В Гефсимань!
Мы поехали. Водитель одним глазом заглянул в свой дорожный атлас.
– Гефсимань, – пробормотал он. – Что это: улица, проспект или площадь?
50
– Даже крест не спасет, даже крест не спасет теперь, – бормотал Иисус, пока мы ехали по городу, неподвижно глядя на свои израненные запястья, словно не мог поверить, что это его руки. – Куда катится мир?
Он поглядел через окно такси на проплывающие мимо дома.
– Христос страдал маниакально-депрессивным психозом? Как и я?
– Нет, – запинаясь, ответил я, – он не такой дурак. А вот ты точно из породы придурков и тупиц. Что тебя туда занесло?
– За мной гнались. Они преследуют меня. Я – Светоч мира. – Но последнее было сказано с горькой иронией. – Господи, лучше бы я не знал так много.
– Расскажи мне. Исповедуйся.
– Тогда они начнут преследовать и тебя тоже! Кларенс, – прошептал он. – Ведь он тоже не умел быстро бегать, верно?
– Я тоже знал Кларенса, – сказал я, – много лет назад…
Мои слова испугали Иисуса еще больше.
– Никому не говори! От меня они этого не услышат.
Одним залпом он выпил полбутылки вина, затем подмигнул и сказал:
– Я нем как рыба.
– Нет уж, сэр Иисус! Вы должны рассказать мне, хотя бы на тот случай, если…
– Если не доживу до завтрашнего утра? Не доживу! Но я не хочу, чтобы мы погибли оба. Ты славный придурок. Придите ко мне, дети мои, и через Господа да вознесетесь на Небеса!
Он выпил, и улыбка пропала с его лица.
По пути мы остановились. Иисус отчаянно пытался выскочить из машины, чтобы купить джина. Я пригрозил ударить его и купил бутылку сам.
Машина медленно вплыла в ворота киностудии и замедлила ход у дома моих бабушки с дедушкой.